По воле судьбы - Блэйк Стефани. Страница 58
В их близости, осененной божественной красотой нежнейшей утренней зари, разгоравшейся над вершиной твердыни Пеле, было такое блаженство, какое Андрия испытала лишь однажды – в тот невообразимо далекий день, когда ее первый и последний раз любил Люк.
Все исчезло в ослепительной вспышке исступленного наслаждения.
– Дэвид, теперь я знаю, что могу любить тебя, – едва придя в себя от пережитого, прошептала Андрия. Душа ее пела, упиваясь счастьем.
– Моя единственная! Я самый счастливый человек на свете! – Принц принялся жарко целовать ее лицо, шею, груди, живот, бедра… Наконец он жадно приник губами к ее лону, и Андрия, сжав бедрами его голову, криком радости возвестила о возрождении любовного восторга. И она тоже щедро оделила его любовью, не оставив без ласки ни одного дюйма его тела.
Наконец пресытившись, они обнялись и затихли под одеялом.
– У нас будет такая свадьба, какой еще не было на островах, – заявил Дэвид.
– Для начала тебе придется попросить моей руки у Калеба Каллагана, – шутливо поддела его Андрия. – По-моему, это принято везде, не так ли?
– Я уверен, он будет только рад, что его подопечная однажды станет королевой.
– Однако ты очень высокого мнения о себе. Ты же рассказывал, что не являешься чистокровным потомком семьи Камехамеха.
– Впереди меня по прямой линии только брат короля, мой дядя Лот, – ответил принц и нахмурился. – Нет, это неправда. Для полноты картины следует упомянуть еще принца Вильяма Канаина. Его семья происходит от самого Камехамехи Великого. Впрочем, это не суть важно. Вильям слишком хилый и безвольный.
Глаза Дэвида горели таким честолюбием, что Андрия даже немного встревожилась.
– Неужели королевский трон так много для тебя значит?
– Взойти на трон, когда ты для этого предназначен самим рождением, – это долг. А теперь, радость моя, одевайся, нам пора трогаться в обратный путь.
Перед уходом Дэвид швырнул в кратер приличных размеров булыжник и речитативом прокричал:
– О Пеле, благодарю тебя за дар твой – Андрию! Если бы не твои чары, она не пала бы жертвой моего обаяния.
Андрия была задумчива и молчалива. От одного слова, которое он только что произнес, в душе шевельнулась неясная тревога. Жертва. Алтарь королевской власти ненасытен. Девушка подняла глаза к бездонному голубому небу и вознесла безмолвную молитву:
«Прости меня, возлюбленный мой. В душе я всегда буду принадлежать тебе, и только тебе. Но есть земные радости, которые нельзя отрицать. Я одинока. Мне не хватает человеческого тепла. Мне нужно дружеское общение. Я хочу быть любимой».
Неделю спустя Андрия была представлена королевской семье во дворце в Каилуа-Кона.
Сам дворец, как и предупреждал ее Дэвид Калакауа, ничем не походил на то, что люди обычно понимают под королевскими апартаментами. В нем не было ни сверкающих хрустальных люстр, ни коридоров с вереницей зеркал по обеим стенам, ни полированного мрамора, ни серебра, ни драгоценных камней. Дворцом гордо назывался самый обыкновенный двухэтажный городской особняк, построенный в георгианском стиле и обставленный мрачноватой и строгой викторианской мебелью.
Королева Эмма и принцесса Лилиуокалани, сестра Дэвида, выглядели под стать обстановке. Кроме полинезийских черт лица и цвета кожи, все остальное в их внешности вполне соответствовало английской ориентации семьи: строгие, отделанные оборками юбки и застегнутые под горло кружевные блузки с длинными рукавами.
По такому торжественному случаю Андрия сменила легкомысленную гавайскую одежду на чопорное, приличествующее моменту платье.
Королева Эмма оказалась статной матроной с туго затянутой в корсет полной грудью. Ее проницательные черные глаза оценивающе прошлись по юной китаянке.
– Да вы, милочка, просто красавица. – Она повернулась к Дэвиду и с нежностью добавила: – Мой племянник умудряется отыскивать хорошеньких девушек везде, где бы он ни оказывался, даже на вершине Мауна-Лоа.
– Моя царственная тетушка Эмма, позволю себе заметить, что я встретил Андрию по дороге в Хило. Мысль подняться на Мауна-Лоа пришла уже потом. Я просто доставил себе удовольствие удовлетворить ее каприз.
Андрия послала ему нежную улыбку, но ее находчивый ответ был не лишен колкости:
– Я отнюдь не просила принца потворствовать моим прихотям, ваше величество. Принц Дэвид сам настоял на том, чтобы сопровождать меня на вершину.
– Браво! – воскликнула сестра принца и захлопала в ладоши. – Дэвид порой бывает самым настоящим напыщенным ослом, но мы его все равно любим, хотя самомнение у него – не приведи Господи!
Она подскочила к брату и звонко чмокнула его в щеку.
Принцесса Лилиуокалани была невысокой, складненькой девушкой с длинными черными волосами, убранными наверх и скрепленными золотыми гребнями, инкрустированными слоновой костью. Носик у нее был вызывающе вздернут, а широко расставленные огромные глаза привлекали своей глубиной и живостью. Она и Андрия понравились друг другу с первого взгляда.
– Ты должна называть меня Лили, – проворчала она, когда Андрия в очередной раз обратилась к ней как к принцессе.
Вскоре служанки, одетые, как английские горничные, подали чай и пирожные.
После обмена традиционными любезностями и рассказа Андрии о перенесенных ею невзгодах, предшествовавших ее появлению на Гавайях, Дэвид перевел разговор на более личное:
– Король, как всегда, бродит по окрестностям?
– Сейчас нет. Он совсем недавно вернулся из поездки по главным островам, цель которой – убедить народ поддержать его в борьбе против сторонников аннексии.
– Я более чем уверен в его успехе, – безапелляционно заявил Дэвид и произнес длинную фразу на своем родном языке.
– Жизнь страны упрочивается справедливостью, – с ходу перевела Андрия.
Королева Эмма воззрилась на девушку, не скрывая удивления:
– Дитя мое, вы знаете наш язык?
– Мне пришлось выучить несколько слов, чтобы разговаривать с нашими работниками.
– Не вздумайте ей поверить. У этой девушки ум, как губка. У нее природная способность к языкам. Английский, французский, испанский, само собой, китайский, теперь добавился и гавайский, а он, между прочим, дается не всякому.