Поцелуй меня, Катриона - Мартен Жаклин. Страница 6

Элизабетта Сильвано понимала, что умирает, хотя никто ей об этом вслух не говорил. Однажды, приняв обезболивающее, она решила поговорить со старшей дочерью наедине, прежде чем погрузиться в болезненный, беспокойный сон.

– Подойди ко мне, доченька.

– Да, мама. Чего ты хочешь?

– Сядь рядом, милая, чтобы я могла видеть твое лицо.

Катриона присела на край кровати и взяла мать за руку.

– Чего ты хочешь, мамочка? – снова спросили она.

– Катриона, ты нужна им здесь, дома, – скапала Элизабетта дочери. Ее глаза были полны боли и отчаяния. Она прекрасно понимала, какой жертвы требует от своей дочери. И все же она решилась на это.

– Ты ведь старшая в семье, – тихо прошептала Элизабетта.

Катриона все поняла. Конечно, она ведь была старшей дочерью. Сначала у Элизабетты родились сыновья: старший – Эдуардо, потом – Роберто, Скотти, и, наконец, Санти, который был годом старше Катрионы. Через четыре года у нее родился мертвый мальчик, а уж потом младшая дочь – Бьянка.

Рука матери бессильно лежала на коленях у Катрионы. В душе девочки происходила страшная борьба. Все ее существо кричало и возмущалось: «Это несправедливо! Почему женщина должна всегда приносить себя в жертву? Ведь у нее есть иное право на самостоятельную жизнь».

– Катриона? – Элизабетта чуть приподняла голову с подушки.

Ее лицо заострилось, кожа на скулах натянулась; некогда прекрасные золотистые волосы стали тусклыми и безжизненными. Лишь огромные голубые глаза, так непохожие на черные горящие глаза Катрионы, все еще сохраняли прежнюю живость.

Она не требовала от дочери никаких обещаний, и все же Катриона знала, чего хочет от нее мама.

«Кто же еще сможет вести хозяйство, когда она умрет? И что станет с Бьянкой, которой сейчас только девять лет? Она будет очень тосковать по маме. А если она уедет в Рим и оставит сестру одну? Нет, об этом не может быть и речи! Папа и братья… Наверняка они будут в большой растерянности. Нужна она, Катриона, чтобы сохранить семью».

Девочке показалось, что она слышит тихий шепот матери: «Сделай это ради…» Она должна это сделать даже не ради горячо любимой матери, а просто потому, что другого выхода у нее нет.

– Я присмотрю за папой и братьями. Я останусь и буду заботиться о Бьянке, – тихим, но твердым голосом пообещала Катриона. – Я останусь во Фридженти до тех пор, пока они будут во мне нуждаться.

Девочка прочла в глазах матери безмерную любовь и благодарность.

– Ах, Катриона, я знаю, какое тяжкое бремя ты на себя взваливаешь. Но знаешь, доченька, ты сняла камень с моей души. Спасибо тебе.

Казалось, Элизабетта истратила последние силы, чтобы взять с Катрионы обещание. С того дня она перестала цепляться за жизнь. Она тихо таяла на глазах и, казалось, была этому рада. Элизабетта отказывалась от еды и только иногда открывала глаза, чтобы убедиться в том, что ее любимый муж Винченцо был рядом. Он принес из гостиной большой стул с мягким сидением и не отходил от постели умирающей жены.

Иногда больная просила Катриону что-нибудь спеть. По просьбе матери она пела страстные песни о любви, которые так любил Винченцо, и английские баллады. Элизабетта всегда считала, что голос ее дочери словно специально создан для английских баллад и песен.

У постели умирающей матери Катриона чаще всего пела «Барбару Аллен» и «Зеленые рукава». Ее душили слезы, а голос дрожал и срывался.

– Пой медленнее, Катриона, медленнее. Ведь это баллада, а не марш, – тихо шептала Элизабетта.

– Да, мамочка, – и Катриона меняла темп.

На похоронах Элизабетты по знаку отца Катриона запела «Зеленые рукава».

Она пела мелодично и проникновенно, так, как учила ее мама: не слишком быстро, очень нежно и протяжно, выразительно интонируя. Так поют песню о любви, мамину песню.

ГЛАВА 4

Жители Фридженти были уверены, что после положенного траура Винченцо Сильвано непременно женится. Все знали, как фермеру нужна жена и как мужчине нужна женщина – Винченцо еще был молод и красив.

В беседах между собой соседи говорили, что скоро какая-нибудь женщина займет место Элизабетты и разделит с Винченцо огромную пустующую кровать, которую той прислали в качестве свадебного подарка ее тетя и дядя из Рима.

Спустя год после смерти Элизабетты друзья и родственники стали подыскивать для Винченцо подходящую невесту, которая могла бы стать синьорой Сильвано.

Однако Винченцо только пожимал плечами, не обращая внимания ни на одну из претенденток. Он проявлял полное равнодушие и к пухленьким вдовушкам, и к созревшим для замужества старым девам, и к великолепным поварихам и хозяйкам, и к молчаливым женщинам, и к веселым хохотушкам – ко всем, стремившимся заменить мать его детям.

– У моих детей была мать, и никто не сможет им ее заменить, – говорил он. – Сейчас Катриона хозяйка в моем доме.

Сначала никто, за исключением Катрионы, не принимал его слова всерьез. Старшая дочь Винченцо прекрасно понимала, что ее отец был нормальным здоровым мужчиной. Знала она и то, что Элизабетта была единственной любовью в жизни отца и что никакая другая женщина не смогла бы занять места в его сердце. Когда ему нужна была женщина, он просто отправлялся в соседнюю деревню, и для этого вовсе не нужно было жениться.

Конечно, Катрионе льстило, что отец по-прежнему боготворит маму и свято чтит ее память. Однако втайне она совсем не возражала против женитьбы отца. Если бы в доме появилась хозяйка, Катриона снова стала бы свободной. Это сняло бы с нее обещание, данное умирающей матери.

Однако мечте девушки не суждено было осуществиться – об этом знали и отец, и она. Спустя некоторое время с этим пришлось смириться и жителям Фридженти. Вскоре они привыкли к тому, что в доме Винченцо Сильвано вместо Элизабетты хозяйничает пятнадцатилетняя девочка.

Шли годы. Катрионе исполнилось шестнадцать, семнадцать, а затем и восемнадцать лет.

Иногда соседи укоряли Винченцо, что он дает Катрионе слишком много свободы – разве сможет потом такая своевольная девица стать хорошей женой?

– Моя дочь вовсе не своевольная. Она просто очень эмоциональная и чувствительная. А мне в женщинах это очень нравится, – защищал Сильвано свою дочь.

Но иногда он все-таки неодобрительно покачивал головой: «Да, папа. Нет, папа, – совсем как твоя мать. Она говорила: «Да, Винченцо. Нет, Винченцо», – он поднимал глаза к небу. – На словах она была кроткая, словно ягненок. Но мы двое хорошо знали, кто в доме главный!»

– Зачем мне учить историю и читать стихи наизусть? А английский? Почему я одна должна им заниматься? – жалобно хныкала Бьянка, которой хотелось только бегать и играть с подружками.

Однако Катриона была неумолима:

– Потому что маме было бы очень неприятно видеть тебя невежественной. Может быть, ты когда-нибудь захочешь поехать в Рим или в Англию.

– Не говори глупостей. Я не собираюсь уезжать из Фридженти. Я хочу выйти замуж и родить шестерых детей.

– Даже если ты останешься во Фридженти, тебе не повредит знание истории, литературы и английского языка, – ругала сестру Катриона.

Когда она смотрела на Бьянку, ее сердце разрывалось на части: ей было непонятно полное отсутствие честолюбия у сестры.

– А вдруг ты передумаешь, вот тогда тебе и пригодится образование.

– Ну-ка вытрите ноги за дверью! – командовала братьями Катриона. В ней не было и следа мягкости и деликатности Элизабетты. – Не смейте пакостить на кухне! Я только что все прибрала!

Братья при этом сердились и тихо бормотали ругательства в адрес сестры.

Скотта и Санти, которых она заставляла мыться и менять белье и рубашки гораздо чаще, чем им того хотелось, постоянно ворчали и жаловались на ее несносный и своенравный характер.

– Твой язык такой же ядовитый, как осиное жало, – часто упрекал сестру Эдуарде.

– Оса – просто милашка в сравнении с нашей Катрионой. Она скорее похожа на ядовитую змею! – кричали младшие братья, предварительно убедившись, что быстрая на расправу Катриона не сможет их настигнуть и воздать по заслугам – ее крепкие, покрасневшие от физической работы руки били очень больно.