Переступая грань - Катасонова Елена Николаевна. Страница 10
Скорей бы утро, когда откроется почта! Невыносимо сидеть и ждать. Скорей бы рассвет, что ли! Отчего такая тревога?
Лиза подошла к столу, стала пить прямо из чайника теплую, не остывшую за ночь воду - жадными, большими глотками. Сколько они уже здесь? Посчитала, загибая пальцы. Завтра десятый день. Еще целых четыре оплаченных дня! А Ирка уговаривает побыть еще немного. Ну уж нет, дудки! Домой. И самолетом. Невозможно снова трястись в грязном неторопливом поезде, хоть он и называется скорым. Да и деньги кончаются. Как-то тают и тают.
Лиза посидела еще немного, глядя на пронзительную, щемящую красоту ночи, но не видя, не понимая ее, потом вернулась в дом, легла в постель и так и лежала, уставясь в потолок, как слепая, дожидаясь утра, открытия почты.
* * *
Боже, что с ней сталось, когда прочла она все отчаянные его телеграммы!
- Ира, Ирка, Ирочка...
Ира испуганно взяла протянутые ей листки. Восьмого... Восьмого! Значит, завтра.
- Ты все равно не успеешь, - растерянно сказала она.
- Успею, - стиснула зубы Лиза и двинулась к выходу, никого и ничего не видя перед собой.
Люди испуганно расступались перед этой девочкой с телеграммами в стиснутом кулаке и застывшим взглядом.
- Ты куда? - догнала ее Ира.
- Домой... В аэропорт...
- А я? - Ира попыталась заглянуть подруге в глаза. - Ты ведь даже не знаешь, когда самолет, есть ли билеты...
- Не важно.
- Да ты хоть попрощайся с морем!
Про Артема - с ним тоже надо бы попрощаться - сказать не решилась.
Лиза на мгновение остановилась, схватила Иру за руки, и такое отчаяние увидела та в зеленых огромных глазах, что сдалась мгновенно.
- Идем, - решительно сказала Ира. - Я тебе помогу. А то ты все забудешь и перепутаешь. Давай скорее!
Они рванули на остановку, впрыгнули в отходящий троллейбус, доехали до дому, вбежали в тенистый садик, а оттуда - в комнату. Настя как раз укладывалась поспать на свой пресловутый диван: только-только вернулась из рейса.
- Чегой-то вы? - недовольно спросила она.
Ей не ответили.
- Вот платье, твоя косметика, - бросала Лизины вещи в чемодан Ира.
- Чегой-то вы, говорю? - встрепенулась Настя. - Ай уезжаете? Имейте в виду, что уплочено - без возврату.
- Лиза уезжает, - торопливо сообщила Ира. - Я - нет.
- Значит, освобождается коечка? - обрадовалась Настя. - Схожу-ка на вокзал, может, кого пригляжу.
И тут, несмотря на спешку, волнение и растерянность, в Ире проснулся ее папа - полковник погранвойск. Всем корпусом развернулась она к хозяйке.
- Только попробуйте, - грозно сказала она, и серые ее глаза бешено сузились. - За эту самую коечку мы заплатили.
- Что ж, так и будет стоять пустая?
В сознании Насти такая безумная расточительность не укладывалась.
- Ага, - злорадно подтвердила Ира. - И все! И точка. Замолчите. Вы нам мешаете.
- Ой, ма-а-а! - запричитала Настя. - В своем же доме...
- Хватит! - рявкнула Ира. - Мало того, что вы здесь храпите, как слон... Лиза, пошли!
- А ключ? - Настя сделала последнюю попытку отобрать уплывавшую на глазах власть.
Лиза молча протянула хозяйке ключ, но Ира быстрым кошачьим движением ключик мгновенно перехватила.
- Мы заплатили за две койки и за два ключа, - раздельно, по слогам сказала она. - Все ясно?
- Ясно, - неожиданно ответила Настя и взглянула на Иру с уважением и каким-то даже испугом.
Но ни Ира, ни Лиза взгляда новой, переродившейся Насти даже не заметили: они спешили на остановку. Им повезло: как раз подошел рейсовый, до аэропорта, автобус. Следующий был через час.
* * *
- О чем ты думаешь? - тронула подругу за руку Ира.
Они стояли, держась за поручни, зажатые чемоданами и баулами.
- Да вот все думаю: а слон разве храпит?
- Какой слон? - нахмурилась, пытаясь понять, Ира.
- Ну ты сказала: "Храпите, как слон", - напомнила Лиза.
Ира звонко расхохоталась, а за ней и Лиза.
- Надо спросить у сторожа!
- У какого сторожа?
- Зоопарка!
Обе просто помирали со смеху. Напряжение последних часов схлынуло, наступила разрядка. Теперь от них уже ничего не зависело: автобус мчал их в аэропорт. Там, в аэропорту, придется снова напрячься - вырвать билет до Москвы, - а пока можно немного передохнуть. Пожилой седоватый мужчина, рядом с которым они стояли, поглядывал на них, улыбаясь чуть грустно, растроганно. Что значит - молодость... Чему они так смеются, эти юные прелестные девушки? Наверняка какому-то пустяку. Ну какие там у них могут быть проблемы?
6
Утренний Париж встретил Жана теплом и светом, - а в Москве было пасмурно, сыро. В сияющее небо радостно взлетали высокие струйки фонтанов, блестели свежевымытые витрины, ковровые дорожки у гостиниц и магазинов ждали первых посетителей. Господи, как хорошо! Как устали его глаза от обилия безобразного в хмурой Москве, из которой он поспешно и постыдно бежал. Даже родной МГУ - изящный, устремленный вверх - не сравнить ни с одним самым скромным парижским особнячком.
"Пен кейк" - вот как называют сталинские высотки насмешливые американцы. К несчастью, МГУ - тоже "пен кейк", хотя, конечно, не сравним с уродливой громадой МИДа, в котором Жану пришлось перед отъездом проторчать полдня. Правда, парижская опера тоже похожа на торт - пышный, безвкусный, на подставке из поддельного мрамора. Парижане ее не любят. Но остальное... Французские короли, пытаясь покорить Италию, не добились военных побед, зато увидели такую скульптуру... Галльский дух незадачливых завоевателей сослужил Франции неплохую службу: они перенесли этот стиль в Париж.
Автобус катил по гладкому синеватому шоссе, с каждой секундой приближая Жана к родному дому. Жан засмеялся, глядя на стремительно уплывающую назад сценку: девочка лет пяти, своенравно и весело вырвав у папы руку, уселась на колени к статуе - роскошной женщине с головой, укутанной в покрывало. Такое разве увидишь в Москве, где люди привычно скованы и нигде не чувствуют себя дома?.. А какие красивые в Париже здания, и в каждом - история.
Вечером он отправится в Латинский квартал, на бульвар Сен-Мишель. Там всегда хорошо: бродячие фокусники под общий смех морочат всем голову, шансонье, подыгрывая себе на чем-нибудь, распевают модные песенки. И наверняка он встретит кого-нибудь из друзей. А к ночи поднимется, оставив в стороне Сакре-Кёр, на свой любимый Монмартр, к знакомым художникам, и они будут пить сухое вино, и он расскажет им о Москве. Не о Лизе, нет, о Москве, и только хорошее.