Огонь любви, огонь разлуки - Туманова Анастасия. Страница 19
– Ай, убивец, что ж твори-и-и-ишь?! Ай, поможите-е-е-е!!!
Тут распахнулась дверь, и в комнату ворвалась разгоряченная толпа жандармов. Их взглядам предстало разбитое окно, испуганный парень, лежащий на кровати в одном исподнем, и дико орущая девчонка с круглыми от ужаса глазами. Дрожащей рукой она показывала на подоконник, где в россыпи битых стекол валялся сапог.
– Ворвался, как варнак! И в окно! А потом вниз! Ужасти, напугал-то как… Ой, батюшки, спасите, ой, схороните, крещеные люди! – захлебывалась Катерина совершенно деревенским бабьим визгом, который виртуозно имитировала еще в Грешневке. Васька, у которого за подружкиными решительными действиями с трудом поспевали мозги, все же сумел в подтверждение затрясти головой и сесть на постели так, что одеяло свесилось до пола. Преследователи кинулись к окну, уверились, что их жертва наверняка смылась по крышам (в доказательство внизу, на жестяной крыше скобяной лавки, лежал второй сапог), и, ругаясь и обвиняя друг друга, гуртом вывалились в коридор. Ни Ваську, ни Катерину никто ни о чем не спрашивал, и Катерина сама, как ни пытался Васька удержать ее, выскочила за «служивыми»:
– Дяденьки, а кто это был-то? Скажите, страх как интересно!
– Вестимо кто, мазурик… – неохотно выговорил старый пристав, которого Катерина поймала за рукав рыжей от времени шинели. – Да сбежал, и бог с ним… Хоть не порешил никого боле, и тебя, дивчинка, не тронул.
– Нешто мог бы?! – всполошилась Катерина, убедительно хлопая ресницами.
– А то! Он со своеми молодцами ювелирный на Ришельевской брали, да неудачно малость, полиция нагрянула. Те-то попались, а энтот, Валет, вывернулся да дунул переулками. Завсегда уходит, подлец, прямо песочком скрозь пальцы вытекает! Планида, стало быть, у него такая счастливая…
– Ах, ужасти… Беда-то какая… Ах, пронеси, господи… – сокрушалась Катька в спину уходящим жандармам. Когда же коридор опустел, она вернулась в номер, быстро заперла дверь, подергала ветхую ручку, проверяя – надежно ли, села на корточки рядом с кроватью и негромко сказала:
– Чисто, вылезай.
Долгое время из-под кровати не доносилось ни звука.
– Эй, ты не помер там, фартовый? – забеспокоился Васька.
– Живой небось… – послышалось в ответ, и Валет, морщась от боли, вылез из-под одеяла. Теперь его рубаха была сплошь красной, из-под кровати вслед за ним протянулась кровавая полоса.
– Подстрелили тебя? – спросила Катерина.
– Не… осколки. Когда в витрину в ювелирном сигал.
Катерина принесла таз, воды в кувшине, методично изорвала на длинные лоскуты свою рубашку, подозвала Ваську:
– Помоги.
Тот нагнулся было, чтобы помочь Валету сесть на полу, но тот досадливо отстранил парня и сел сам, прислонившись спиной к кровати. Только сейчас Катерина заметила, что у нежданного гостя довольно привлекательная физиономия, которую не портили даже налет бледности и болезненная гримаса. Резко обозначенные скулы и слегка выдвинутая вперед нижняя челюсть придавали этому лицу жесткое выражение. Особенными были глаза вора: светло-серые, почти прозрачные, глядящие даже сейчас прямо, холодно и нагло. Но Катерина не смотрела в его глаза: сев на пол, она деловито задрала отяжелевшую от крови рубаху и принялась обмывать длинный, сочащийся кровью порез.
– Осторожней, шалава… – прошипел Валет, морщась от боли.
– Мать твоя шалава, – спокойно сказала Катерина, не отрываясь от дела. – Терпи. Или пошел к черту.
– Язык отстрелю, – с угрозой произнес Валет.
Что-то шевельнулось в его руке. Катерина опустила глаза и увидела длинный вороненый ствол пистолета. Она смотрела на него не отрываясь, потому что впервые увидела оружие так близко. Валет принял этот взгляд за испуг и чуть усмехнулся.
– Эй, ты, как тебя… Валет! – неуверенно встрял побледневший Васька. – Машинку убери, маруху мне не пугай! Мы тебя не звали! Ежели моя Катька снервничает – мало никому не будет!
– Тебя Катькой звать? – спросил Валет, даже не посмотрев в сторону Васьки. Та подняла глаза… и вдруг широко и нежно улыбнулась прямо в лицо вору. Тот всего на миг растерялся от этой улыбки… и тут же водопад ледяной воды из кувшина хлестнул ему в лицо, а пистолет, выбитый Катерининой ногой, улетел в другой угол комнаты, прямо в руки Ваське. Выругавшись сквозь зубы, Валет вскочил было, но отпрыгнувшая Катерина, держа в руках жестяной таз, очень спокойно предупредила:
– Прикусись. Ты – раненый, а нас двое, и машинка у нас.
В конце концов Валет понял, что девчонка права, и без единого слова, глядя в пол, сел на место. Катерина как ни в чем не бывало продолжила перевязку.
– Как уходить думаешь? – закончив, поинтересовалась она. – Коридором?
– Ага, сейчас… – хмыкнул, не поднимая глаз, Валет. – В окно утеку.
– Не боишься?
– Теперь уж нет. Свалили легаши, внизу ловить некому. Скажи своему коту, пусть машинку отдаст.
– Прыгай в окно, а я следом ее выкину.
Возражать Валет не стал. Поднявшись на ноги, он покачнулся – видимо, кружилась голова от потери крови, – но все же собрался с силами и шагнул к окну.
– Подержи, – не поворачиваясь к Катерине, приказал он. Она подошла, чтобы придержать створку окна… и в ее бок уперлось колючее острие ножа.
– А ежели так, девочка? – тихо, улыбаясь, спросил Валет. Васька в углу комнаты обратился в соляной столп. Катерина, подняв голову, посмотрела на Валета зелеными, ничего не выражающими глазами, и тот уважительно усмехнулся: – Что – взаправду не боишься?
– Нет.
– А ежели зарежу?
– Зачем?
– Да так… для забавы? – Валет больше не улыбался, и у наблюдавшего за этим Васьки похолодела спина. Да что ж за дура, зачем она его дразнит, лихорадочно думал он, пытаясь сообразить, что делать, и напрочь забыв, что в руках у него пистолет.
– Стало быть, дурак выходишь, – пожала плечами Катерина. Спокойно отвела от своего бока лезвие, чуть поморщилась, порезав ладонь, и широко распахнула скрипнувшую створку окна. – Тикай, голубь. Время дорого. Машинку следом отправлю.
Мгновение Валет стоял неподвижно, в упор глядя на Катерину и странно улыбаясь. Затем тряхнул встрепанной головой, спрятал лезвие, негромко сказал: «Ну, добро…» – и взвился на подоконник. Глухо ухнула внизу жесть крыши, заорала испуганная кошка. Катерина быстро взяла из рук Васьки пистолет и, примерившись, бросила его вслед Валету. Удар. Затем – короткий свист: Валет дал понять, что оружие попало по назначению. Потом наступила тишина. На всякий случай Катерина поприслушивалась немного, но из колодца двора и с крыш не доносилось более ни звука, и она, прикрыв окно, отошла в глубь комнаты. В ту же минуту Васька завопил:
– Да что у тебя, мозги расквасились?! Тетеря! Нашла перед кем фасон давить! Ить порезал бы он тебя в лапшу, а я бы опосля веничком собрал!
– Замолчи, – коротко произнесла она, ложась на развороченную постель и закидывая руки за голову. Порезанная ладонь слегка кровоточила, но Катерина то ли не замечала этого, то ли не обращала внимания. – Иди куда-нибудь, а?.. Слушать тебя тошно.
– Куда я пойду, дура?!. – опешил Васька.
Катерина приподнялась. Сунула руку под ворот висящего на стуле платья, вытащила семь радужных сотенных бумажек и, не вставая с постели, протянула их Ваське:
– Ты к шалавам хотел? Вот и ступай. И… чтоб не видела я тебя больше. С богом, прощай.
Васька с минуту медлил, напряженно вглядываясь в лицо лежащей Катерины и соображая: всерьез она говорит или издевается. Но смуглое лицо на подушке было безмятежным, зеленые глаза – закрытыми, и парень, выругавшись напоследок, сдернул с гвоздя картуз и быстрыми шагами вышел вон. Оставшись одна, Катерина отвернулась к стене и, не утрудив себя уборкой в комнате и вытиранием лужи на полу, тут же уснула.
Васька не явился ни через неделю, ни через десять дней. Уже сильно потеплело, в разбитое окно, которое никто не удосужился застеклить (Катерине и в голову не приходило попросить об этом, она попросту заткнула дыру подушкой), вплывал запах моря и цветущих деревьев. На одиннадцатый день Васькиного отсутствия она проснулась от жгучего солнечного луча, упавшего из окна на ее лицо. Вся маленькая грязная комната была полна солнцем, на улице звенели детские голоса, сладко пахло акацией, и даже унылые вопли точильщика: «Ножи-нож-ж-жницы заточаи-и-им…» гармонично вплетались в картину южного весеннего утра. Катерина встала, оделась и, не задумываясь, куда и зачем отправится, вышла из гостиницы.