Огонь любви, огонь разлуки - Туманова Анастасия. Страница 45

– А вас, Аннет, подобные чувства миновали? – не сводя с нее глаз, поинтересовался Анциферов.

– Представьте, да, – слабо усмехнулась Анна. – Кому, как не вам, знать, при каких обстоятельствах я распрощалась со своим девичеством… Вы ведь были другом моего покойного опекуна?

– Всегда считал это большим свинством с Гришкиной стороны, – встав и отойдя к окну, проговорил Максим Модестович.

– Право?.. Что ж, возможно. Ему было пятьдесят три года… По крайней мере, опытный мужчина. Мне едва исполнилось семнадцать, я только что вышла из Смольного, вся в воздушных мечтах и фантазиях… Ох, вспомнить жутко, каким эфирным созданием я была. Что ж… Денег, к его чести надо сказать, давал, сколько требовалось.

– А как же его сын? – не поворачиваясь от окна, спросил Анциферов. – Ведь с Петром вы прожили более шести лет…

– Да. И каждый день считала деньги и ждала конца. Всю жизнь, представьте, я считаю деньги! За дом, проценты по закладным, за дрова, за вспашку в Грешневке, за керосин, Соне то, Кате другое… Петька обо всем этом, разумеется, не знал и не думал. Он вовсе мало о чем в жизни беспокоился, и… Впрочем, при его деньгах это можно было себе позволить.

– Разве он не любил вас?

– Не знаю… По крайней мере, шесть лет у меня хватало сил на то, чтобы его забавлять. Вы же помните, Максим Модестович, нас с ним вся Москва видела в театрах, ресторанах, кафешантанах… Сижу вот, в перьях страусовых и бриллиантах, с Петькой в «Стрельне», цыгане орут, пляшут, музыка гремит, я улыбаюсь, пью вино… а в голове так и крутится иголкой: «Завтра по закладной выплачивать, даст денег или нет?» До любви ли тут, до страсти, Максим Модестович? Вы ведь всё понимаете…

Анциферов отошел от окна, сел за стол напротив Анны. Подняв голову, она внимательно посмотрела в его темные глаза. Медленно произнесла:

– Когда-нибудь вы объясните мне, Максим Модестович?..

– Извольте, Аннет, но что же? – пожал он плечами.

– Почему вы принимаете во мне такое участие? Почему тогда, весной, когда я кружила по пустому дому и старалась не думать о том, что скоро окажусь на панели, вы пришли ко мне? Почему помогали все это время? А сейчас спасли Катю? Ведь все же не настолько громкое дело кража Петькиных государственных бумаг, чтобы вам пришлось этим заниматься по долгу службы. И Катю, и ее Валета прекрасно поймали без вас и так же без вас отправили бы на каторгу обоих. Значит, вы специально следили за судьбой Катерины, видимо, специально хлопотали о нужных сведениях, и со своим старым однокурсником связались из-за этого, не мог же он вызвать вас для собственной надобности…

– Я всегда знал, что вы умная женщина.

– Я не привыкла к бесплатным пирожным, Максим Модестович, – вздохнув, продолжила Анна. – Если я… Если вы хоть немного симпатизируете мне, то скажите… не мучайте. Весной вы ушли от этого разговора, помните? – но у меня дня не было, чтоб я не подумала, чем мне придется расплачиваться с вами.

– Аннет, вы меня ставите в крайне неловкое положение.

– Полно… Вы же не в салоне княгини Лезвицкой. Со мной можно без церемоний. – Анна встряхнула головой, несколько чудом оставшихся в волосах шпилек вылетели, окончательно освободив прическу, и вьющиеся пряди хлынули через спинку стула к полу. – Назовите вашу цену, Максим Модестович… просто ради моего спокойствия.

– Никакой цены нет, моя девочка. – Анциферов остановился за спинкой ее стула, незаметно прикоснулся к пушистой каштановой волне. – Я люблю вас.

Анна не обернулась, не пошевелилась. Помолчав немного, спокойно спросила:

– Зачем вы шутите так со мной? Это достойно скверных мальчишек из кадетского корпуса.

– Нисколько, Аннет. – Голос Анциферова за ее спиной был таким, как всегда: ровным, низким, чуть хрипловатым. – К моему большому сожалению, это святая истина.

Наступило молчание, теперь уже ничем не прерываемое: на улице все спало. Анциферов, подойдя к открытому окну, стоял, задумчиво постукивая пальцами по влажному от росы подоконнику. И не обернулся, услышав горький смешок Анны:

– Боже мой, только этого мне недоставало… Простите, Максим Модестович. Я вовсе не желала вас обидеть, но…

– Что вы, Аннет… Еще раз повторяю, вас это ни к чему не обязывает. Вы не можете отвечать за пробудившиеся чувства старого осла.

– И… давно это с вами? – еще надеясь свести все в шутку, поинтересовалась Анна.

– Семь лет, – просто ответил Анциферов. – Я впервые увидел вас вместе с Ахичевским, вашим опекуном, как раз после вашего выхода из института. Вы совершенно верно сказали: эфирная зеленоглазая нимфа неземной красоты и с неземной же печалью в глазах. Я еще подумал тогда: какая Гришка сволочь, растлил сущего ребенка… Вы были мне представлены, но, вероятно, не помните об этом…

– Вообразите, нет. Меня тогда многим представляли.

– Да, я думаю. Гришка рад был продемонстрировать свое приобретение… Когда он с божьей помощью помер, у меня мелькнула грешная мысль завоевать вашу благосклонность, но вклиниться между папашей и сынком я не успел. Вас передали по наследству… – Анна вздрогнула, и Анциферов, словно почувствовав это, обернулся от окна и внимательно посмотрел на нее. – Я обидел вас, Аннет?

– Ничуть, – со вздохом произнесла она. – Меня уже давно нельзя обидеть. Знаете, в дни этого… перехода по наследству, как вы верно выразились, я была уверена, что отравлюсь. У меня даже имелся мышьяк. Я купила его в аптеке и держала в шкатулке с пудрой. Но смалодушничала. Подумала о сестрах. Что бы с ними сталось?..

Максим Модестович снова пристально поглядел на нее, но ничего не сказал. Чуть погодя начал медленно шагать по комнате. Походка его была совершенно бесшумной, черная тень маячила на освещенной лампой стене, то увеличиваясь, то уменьшаясь.

– Этой весной, когда вы пришли ко мне… так сказать, с деловым визитом… Отчего вы сразу не признались, что заинтересованы во мне? Вы же помните, я предположила это…

– И не ошиблись. Вообще, женщины в таких вещах, кажется, крайне редко ошибаются. Но, Аннет, мне не хотелось, чтобы вы… Видите ли, весть о том, что великолепная камелия Петьки Ахичевского свободна, разлетелась по Москве с фантастической скоростью. Я не сомневаюсь, что до моего визита вам уже были сделаны некоторые предложения… И их оказалось, наверное, не менее десяти.

– Двенадцать, – поправила Анна.

– Ну вот, а я стал бы тринадцатым. И, поскольку число несчастливое, отправился бы вслед за предыдущими кандидатами.

– Не знаю, – медленно сказала Анна. – Возможно, что…

– «Возможно», Аннет, меня не устроило бы, – спокойно перебил ее Анциферов, останавливаясь возле стола. – Я действительно люблю вас. И я предпочел стать вашим другом и поверенным, чем одним из кандидатов. Более того, мне удалось сделать так, что вы перестали нуждаться в любого рода покровителях. Согласитесь, это была удачная мысль…

– Сделать из меня «мадам»? О да, – серьезно подтвердила Анна.

– Ну… Не швейную же машинку было вам покупать, как в душеспасительных романах…

Анна расхохоталась. Анциферов внимательно посмотрел на нее, убедился, что смех этот не отдает истерикой, и продолжил:

– Я и предположить не мог, что наше с вами… м-м… предприятие так быстро пойдет в гору. О ваших вторниках говорит вся Москва, ваши девушки пользуются сказочным успехом, две даже, если не ошибаюсь, уже умудрились весьма удачно выйти замуж за границу… Браво, Аннет, браво. Я вам теперь не нужен.

– Не кокетничайте, Максим Модестович. Уничтожить меня очень легко. И тем более вам. – Анна обернулась к нему со спокойным, усталым лицом. Улыбнувшись, произнесла: – Предложение мое по-прежнему в силе. Я всегда к вашим услугам, Максим Модестович. Я помню любое добро, сделанное мне… может быть, потому, что очень мало видела его в жизни. Вы упомянули о любви… Я, к сожалению, урод, лишенный всяких женских чувств, но… вас я в самом деле могу назвать своим другом. И благодарность моя вам безмерна. Если это сможет возместить…

– Нет, Аннет. Да и не нужно. Благодарю вас за искренность. Поверьте, я тоже очень мало ее видел в своей жизни. И… ложитесь спать. Вам нужно будет рано встать. Увидимся утром, моя девочка.