Превратности судьбы - Брент Мэйдлин. Страница 11

– Я всегда так хожу, сэр. Я здесь живу. Я хочу сказать, я живу в деревне, недалеко отсюда. – Я почувствовала, что краснею. – Я здесь в тюрьме, потому что хотела украсть золотую брошь, а мастер поймал меня.

Он усмехнулся.

– Не повезло. Хотя я бы не сказал, что ты похожа на девушку, которая привыкла к украшениям.

– Нет, сэр. Я украла не для того, чтобы носить эту брошь, сэр.

– Нет? – глаза смеялись надо мной, голос – тоже. – Тогда для чего? Расскажи свою историю.

Я смутилась:

– Что вы имеете в виду, сэр? Какую историю?

– Что я имею в виду? Зачем ты украла брошь?

– Ах, потому что мне нужно кормить детей в миссии, а у нас не осталось ни еды, ни денег. «Гильдия» наказала меня за то, что я просила милостыню, они поколотили меня. Мне ничего другого не оставалось, как воровать.

Он просунул руку между прутьями. Я оцепенела и не могла пошевелиться. Он прикоснулся к моему подбородку, но совсем не грубо, и повернул голову так, чтобы свет падал мне на лицо. Я медленно, про себя, сосчитала до тридцати, пока он меня изучал. После первого потрясения я пришла в себя, осмелела и смогла посмотреть ему в глаза.

Наконец он весело сказал:

– Я могу отличить мошенника с первого взгляда. Ты не такая. Примите мои извинения, мэм! – Так странно слышать, что старший, да еще мужчина, приносит тебе свои извинения, да еще называет тебя «мадам». От смущения я лишь смогла кивнуть в ответ. Он отпустил меня и сказал: – От тебя я впервые за долгое время услышал английскую речь, прямо – бальзам на душу. Придвинь табурет поближе и поговори со мной. Не возражаешь?

– Нет, конечно нет, сэр! Но я не очень сильна в искусстве беседы. Так мисс Протеро говорит.

– Не думаю, что мисс Протеро – кто бы она ни была – назвала бы меня искушенным в таком тонком деле, – серьезно сказал он. – Так что, мы подходящая парочка. – Он придвинул свой табурет к решетке, я сделала то же самое, и мы сели рядом в сгущающихся сумерках. Все мне казалось ненастоящим, и я хотела, чтобы все так и оставалось, потому что это, похожее на сон, ощущение было не таким страшным, как реальность.

– Нам следует представиться друг другу, – сказал он. – Николас Сэбин, искусен во многих ремеслах, надолго нигде не задерживаюсь.

– Люси Уэринг из миссии в Цин Кайфенг.

– Здравствуйте, мисс Уэринг.

– Здравствуйте, мистер Сэбин.

Мы вежливо пожали друг другу руки через прутья решетки, и я спросила:

– Какую тему желаете выбрать для разговора, сэр?

– Дайте подумать. – Он задумчиво потер подбородок. – Может быть, начнем с вас, Люси? Могу я называть тебя Люси?

– О, да… конечно. Пожалуйста.

– Благодарю. Отлично. Расскажи мне о себе, Люси, и о мисс Протеро, и о миссии.

Совсем просто! Я боялась, что он начнет обсуждать со мной пьесы Вильяма Шекспира или книги мисс Остин. Я начала рассказывать ему о себе, стараясь быть краткой, но он перебивал меня, задавая вопросы, и мы проговорили почти час. Когда мы, наконец, замолчали, он подпер рукой подбородок и просидел так, не говоря ни слова, уставившись в каменный пол, довольно долго. Мне было жаль, что он молчит, потому что в тишине я снова вспомнила Юлан и девочек, и бедную мисс Протеро, и что меня ожидает.

Я решилась:

– Надеюсь, с моей стороны не будет большой бестактностью спросить вас, мистер Сэбин, за что вас посадили в тюрьму?

– Хм? – Он был где-то далеко. – А-а-а… я приехал в Китай, чтобы кое-что отыскать, и вот, пытаясь это кое-что отыскать, я совершил грубую ошибку. Мандарин Хуанг Кунг серьезно оскорблен. Не надо принимать это близко к сердцу. – Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня, но сумерки были уже такие густые, что мы могли лишь улавливать смутные очертания друг друга. – Твоя мисс Протеро умирает. Дети скоро начнут голодать. А ты – здесь, в тюрьме. Что же теперь будет?

– Я надеюсь, мое дело решится завтра и меня высекут плетьми. Но… – я слышала, как мой голос предательски задрожал, как я ни старалась говорить спокойно, – но мне страшно, потому что мне могут отрубить руку.

Даже в полутьме я увидела, как в его глазах вспыхнул огонь, который испугал меня. Глаза больше не смеялись, теперь это были глаза дьявола, который до поры до времени прятался за веселым смехом. По спине у меня пробежали мурашки, и мне показалось, что мои волосы встали дыбом. Мистер Фолкон сказал, что этот человек опасен. Теперь я этому верила. Даже за каменными стенами и железными прутьями он был опасен. Он излучал опасность.

Когда он заговорил, голос его был тих и спокоен:

– У тебя есть здесь друзья? Есть кто-нибудь, кто может помочь?

– Доктор Ленгдон, но он не может помочь. У него нет денег. Он «вылетел в трубу». Он так сказал.

– Допустим, у него есть деньги. Что тогда?

– Ну… он смог бы пойти к ювелиру и заплатить ему за брошь вдвое больше, чтобы ювелир сказал, что произошла ошибка и что он хочет забрать свое обвинение. Нужно заплатить чиновнику, чтобы он уничтожил свои бумаги, и надзирателю, чтобы тот забыл, что видел меня. Ах, да. Еще полицейский. Больше, вроде бы, никого.

Мистер Сэбин, похоже, расслабился.

– Так вот как здесь дела делаются? Подкуп?!

– О, да, сэр. Кроме миссии. Мисс Протеро считает, что нельзя жертвовать своей репутацией. Но у нас все равно нет денег, чтобы давать взятки.

– Сколько нужно твоему другу, доктору Ленгдону, чтобы вытащить тебя отсюда?

Я на минуту задумалась.

– Мне кажется, три соверена нужно дать ювелиру, один – полицейскому, один – чиновнику и полсоверена – надзирателю. – Я закрыла глаза, почувствовав вдруг, что силы покинули меня. Какой смысл говорить об этом, словно есть хоть какая-то надежда, что у кого-то найдется такая огромная сумма, чтобы спасти меня?

– Пусть будет шесть, – сказал мистер Сэбин. Я открыла глаза и увидела, что он засунул руку к себе в сапог и вытащил оттуда какой-то предмет похожий на короткую круглую палочку. Затем я разглядела, что это не палочка, а кожаный цилиндр толщиной с большой палец. Мистер Сэбин снял крышку, перевернул цилиндр, и в следующее мгновение я увидела, как на его ладони замерцало золото.

Я от изумления открыла рот. Мои глаза были, наверное, еще круглее и безобразнее чем обычно, когда я смотрела, как он отсчитывает несколько соверенов и заталкивает остальные обратно в свой странный кошелек. Похоже, цилиндр был просто набит монетами, уложенными одна на другую. А если так, то там было никак не меньше сотни.

– Здесь еще полсоверена, чтобы убедить надзирателя послать за твоим другом, доктором Ленгдоном, – сказал мистер Сэбин.

Я смотрела во все глаза на шесть золотых монет в его руке.

– Но вы не можете! – прошептала я трясущимися губами. – Я… я не знаю, почему вы в тюрьме, мистер Сэбин, но, если вы нанесли оскорбление мандарину, это очень серьезно, и вам самому будут нужны все ваши деньги.

– Даже если бы у меня было в десять раз больше, этого было бы недостаточно, чтобы переубедить Хуанг Кунга. – Он вдруг улыбнулся. – У него на меня свои виды. Он так сказал, когда меня привели к нему пару дней назад. Давай, Люси. Зови надзирателя и начинай торговаться.

Прежде чем я успела ответить, раздался звук шагов по каменному полу коридора и кружок желтого света прорезал темноту и стал теснить ее в угол. Бряцанье ключей возвестило о приближении надзирателя. Мистер Сэбин вложил один из соверенов мне в руку и тихо сказал:

– Это – для начала. Остальные пока останутся у меня на тот случай, если он захочет тебя обыскать.

Звук шагов стал громче, и появился надзиратель с масляной лампой в руке. Он был не один. За ним шел доктор Ленгдон. Доктор был очень встревожен. Надзиратель повесил лампу на крюк и сказал:

– Здесь она. Можете поговорить несколько минут. – Он подбросил монетку, поймал ее, презрительно сплюнул и ушел, устало передвигая ногами.

Доктор Ленгдон подошел к зарешеченной двери. Он задыхался, как будто всю дорогу бежал.

– О боже! Значит, это правда! – воскликнул он, голос его прервался. – Я пошел тебя искать, когда ты не пришла за лекарством… – Он вытер пот со лба. – Кто-то мне сказал, что на улице ювелиров поймали девушку-иностранку, которая пыталась что-то украсть. Ах, Люси… что ты наделала, дитя мое?