Письмо Софьи - Девиль Александра. Страница 26

– Да ведь я немолод уже, Мавруша, ты уж точно меня переживешь.

– Не хочу я вас пережить, Иван Григорьевич. Да и не останусь я после вашей смерти хозяйкой ни в городском доме, ни в поместье. Кто ж меня хозяйкой-то признает?

– Не бойся, Мавруша, я так составлю завещание, что тебя никто не обидит.

Дальше Соня слушать не стала, потому что родители собрались выходить, и она, чтобы ее не заметили, поспешила выскользнуть за дверь.

Через какое-то время любопытная девочка не выдержала, захотела сама проникнуть в скрытое помещение, но у нее не хватило силенок отодвинуть деревянный ящик, прикрывавший скобу, а попросить о помощи дворовых ребят, тем самым выдав им тайну дома, она не захотела.

Вскоре Иван Григорьевич отвез Мавру и Соню в Ниловку, и девочка, увлекшись деревенскими играми, стала постепенно забывать о городском тайнике. Потом случились печальные события, которые и вовсе затуманили детскую память.

И вот сейчас, покачиваясь в дорожном экипаже, Софья впервые за много лет вспомнила те давние события так отчетливо, словно они призошли вчера. Ей хотелось представить, как выглядят сейчас Павел и Людмила, готовы ли они видеть в ней свою сестру или же Людмила по-прежнему будет смотреть на нее, как на пустое место, а Павел лишь подшучивать, называя «маленькой обезьянкой». И еще Софья подумала: как жаль, что вторые роды у матери были такими неблагополучными и ребенок родился мертвым. Не случись этого несчастья, у Софьи могла бы быть сейчас сестренка двенадцати лет, которая уж точно признавала бы ее самым близким и родным существом на свете, и они бы дружили и всегда заботились бы друг о друге… Девушка вздохнула, задумчиво глядя на проплывающие мимо поля и рощи.

Между тем дорога, приятная для путников с утра, к вечеру стала их порядком утомлять. Да и лошади, которые поначалу одолевали по десяти верст в час, теперь плелись неторопливым шагом. Задремавшая было Домна Гавриловна вдруг проснулась, когда карету качнуло на ухабе, и обратила внимание, что солнце уже клонится к закату. Она велела кучеру ехать быстрее, чтоб успеть засветло добраться до ночлега.

– Ничего, успеем, – пообещал Терешка, подгоняя лошадей. – Тут недалеко село с почтовым двором, с трактиром, место там приличное. Я же здесь все знаю, все почтовые ямы наперечет, сам когда-то ямщиком служил на этом тракте.

Но, едва кучер успокоил свою хозяйку, как случилась неприятность, которая привела к новой задержке в пути. Объезжая пригорок, одна из лошадей переступила постромку, начала биться, другие лошади тоже испугались и понесли по ухабистой дороге, так что Терентий при помощи Франсуа с трудом их остановил. Карета не пострадала, но часть веревочной сбруи изорвалась, пришлось остановиться, чтобы привести в порядок упряжь. Домна Гавриловна и Эжени совсем разволновались, глядя на краснеющие закатные лучи: они обе боялись ездить по темноте. Что же касается Софьи, то она была совершенно спокойна; после всего, что с ней случилось в последние дни, девушка стала равнодушна к любым опасностям, даже если бы они угрожали самой ее жизни.

Наконец, сбруя была приведена в порядок и экипаж снова тронулся в путь. Однако дорога становилась все хуже и хуже. Видимо, в здешних местах недавно прошел дождь, и колеса поминутно застревали в грязи. Домна Гавриловна и Эжени охали и молились, но это не помогло: на очередной рытвине карету вдруг сильно качнуло, раздался треск, и спрыгнувший с облучка Терентий скоро объявил, что ось сломалась и починить ее без помощи кузнеца вряд ли удастся. Это означало, что до села с почтовой станцией путники едва ли смогут дотянуть.

Домна Гавриловна в отчаянии принялась бранить Терешку и плохие дороги, Эжени ахала и причитала, Франсуа хмурился, но стоически молчал. Софья вышла из кареты и, обходя грязные кочки, приблизилась к каменистому пригорку, с которого хорошо просматривалась вся местность. У пригорка росла купа деревьев, а за ними виднелась неширокая, но мощеная дорога, ведущая к воротам барского имения, по внешнему виду которого девушка сразу определила, что оно принадлежит богатому человеку. За воротами располагался парк, главная аллея тянулась к двухэтажному дому с колоннами и бельведером. Дом светлого камня стоял на некотором возвышении и в закатных лучах красиво выделялся на фоне темной зелени. По одну сторону от усадьбы виднелись полускрытые деревьями деревенские домики, по другую блестела узкая речка с живописными берегами, вдали просматривался купол церкви.

– Тетушка, Эжени! – крикнула Софья своим растерявшимся спутницам. – Не бойтесь, мы не в пустыне: тут недалеко помещичья усадьба, можно попроситься на ночлег.

Домна Гавриловна тотчас оживилась и спросила кучера, кому принадлежит эта усадьба. Однако Терентий, видимо, сильно преувеличивал, когда заявлял, что знает здешние места как свои пять пальцев. Во всяком случае он понятия не имел об этом поместье, хоть оно и было расположено невдалеке от почтового тракта. Тогда Софья предложила тетушке и Эжени, оставив мужчин возле кареты, пойти, пока еще не совсем стемнело, в усадьбу и попросить там помощи и ночлега. Ничего другого, впрочем, и не оставалось, и измученные дорогой и волнениями женщины поплелись вслед за девушкой, которая по-прежнему не чувствовала ни усталости, ни страха.

Подойдя ближе, они увидели возле ворот двух мужчин, занятых беседой. Тот, что стоял лицом к дороге, был немолод, бородат и одет как дворовый слуга. Заметив приближающихся женщин, он что-то сказал своему собеседнику, который тотчас оглянулся. Это оказался юноша лет восемнадцати, невысокий, но стройный, с миловидным и несколько женственным лицом. Одет он был в нечто среднее между сюртуком и кафтаном, так что трудно было определить его звание и род занятий. Решив, что оба собеседника принадлежат к домашней прислуге, Евгения, как заправская экономка, уверенно обратилась к ним:

– Эй, мужички, здоровы будьте, у нас карета сломалась. Видите, там, на дороге? Есть у вас в усадьбе кузнец?

Пожилой поклонился, глянул на молодого и, переминаясь с ноги на ногу, сказал:

– Есть, как не быть. Да только кто ж будет сейчас работать, на ночь глядя? Это уж, барыни, завтра, с утра.

– Завтра так завтра, – кивнула Евгения. – Но это значит, что мы сегодня до почтовой станции не доберемся, а нам надо где-то переночевать. А кому принадлежит эта усадьба?

Бородач пожал плечами:

– Ну, известное дело, кому – нашему барину Артемию Степановичу Призванову.

– Графу Призванову, – добавил юноша.

Софья вздрогнула, как от удара, и поспешила спросить:

– А Даниил Призванов ему кто?

– Известное дело – сын, – с видом некоторого удивления ответил пожилой, покосившись на молодого.

Теперь Софья была не рада, что заметила барскую усадьбу, и, перейдя на французский язык, заявила своим спутницам:

– Я ни за что не стану ночевать в доме, который принадлежит родителям этого негодяя!

– Мне бы тоже не хотелось, – хмуро сказала Домна Гавриловна, а Эжени отчаянной скороговоркой возразила:

– Но не ночевать же нам среди дороги, в чистом поле!

И вдруг молодой человек, до этого почти не принимавший участия в разговоре, подошел ближе и, поглядывая на Софью с явным интересом, обратился к женщинам на ломаном французском языке:

– Сударыни, я прошу оказать нам честь… Зачем вам терпеть дорожные неудобства, когда вы можете переночевать у нас в доме? А наш кузнец и другие слуги помогут починить вашу карету.

Несколько смущенная Софья переглянулась с Эжени, а Домна Гавриловна недовольно дернула племянницу за рукав:

– Видишь, как неловко получилось! Впредь не болтай лишнего, попадешь впросак!

Но юноша вдруг с понимающим видом улыбнулся и сказал Софье на том же ломаном французском:

– Не смущайтесь, барышня. Я знаю, что многие обижаются на моего брата, но сейчас его нет в имении. Поэтому не бойтесь, Данилу вы не встретите.

– Вы его брат?… – удивилась Софья, вглядываясь в лицо юноши, совершенно не напоминавшее лицо Даниила. – Вот уж не подумала бы…