Письмо Софьи - Девиль Александра. Страница 51

– Это вы меня спасли, Призванов? – уточнила она с явным неудовольствием.

– Не мог же я допустить, чтобы барышня, пережившая московский пожар, так нелепо угорела в захолустной деревеньке, – ответил он своим обычным ироническим тоном.

После неприятного и опасного происшествия девушка еще два дня чувствовала себя плохо, угар давал себя знать тошнотой и головной болью. Но потом наступило улучшение, мысли постепенно прояснились, словно освеженные морозным воздухом, и Софья все чаще стала задумываться о конечной цели своего путешествия. Раньше ей казалось, что главное – выполнить данное тетушке обещание, добраться до Ольги Гавриловны, а уж дальнейшие действия подскажет сама жизнь. Но по мере приближения к Вильно ей все начинало казаться не столь определенным. До сих пор Софья сдерживалась, не позволяя себе обратиться к Призванову с расспросами об Ольге Гавриловне и всем семействе Жеромских, теперь же решила нарушить свое подчеркнутое молчание и первой заговорить об интересующем ее предмете. Может быть, ее подвигла к этому разговору невольная благодарность, которую она не хотела, но вынуждена была испытывать к Призванову, как своему спасителю.

Это случилось, когда путники подъехали к разоренному смоленскому имению Призвановых, в которое уже начали понемногу возвращаться слуги. Здесь было решено передохнуть и впрячь лошадей в сани, поскольку начались снегопады и путешествовать в повозке, да и верхом, стало затруднительно.

Оглядывая вконец разграбленную усадьбу, Призванов покачал головой и вздохнул:

– Хорошо, что отец жил не здесь, а в Курском имении.

Софья случайно оказалась рядом и, услышав его реплику, посчитала, что настал удобный момент для расспросов:

– А что нас ждет в Вильно, как вы думаете? В каком положении сейчас Жеромские? Будут ли рады гостям? Может, они огорчаются, что русская армия гонит французов? Ведь многие поляки воюют на стороне Наполеона.

Призванов оглянулся на девушку, немного удивленный тем, что она первая с ним заговорила, и после некоторой паузы ответил:

– Нет, Жеромские – из тех польско-литовских дворян, которые дали присягу российскому императору и не изменяют ей.

– Наверное, поэтому оба брата Жеромских женаты на русских дворянках, несмотря на разницу в вере?

– Ну, в этом нет особой странности. Екатерина Великая стремилась сблизить русских и поляков свадьбами, так что подобные браки при ней поощрялись. Да и император Александр Павлович в этом следует примеру своей бабушки. Он даже убедил изысканную модницу княгиню Радзивилл выйти замуж за нашего грубоватого вояку генерала Чернышова.

– Наверное, вы хорошо знакомы с Жеромскими? Какая семья у Ольги Гавриловны?

– Ваша виленская родственница недавно овдовела.

– А дети, внуки у нее есть? Расскажите о них.

– Внуков у Ольги Гавриловны нет, поскольку ее дети избрали духовную стезю. Сын Адам уже имеет сан епископа и сейчас живет в Риме. А дочь Каролина три года назад ушла в монастырь. Так что Ольга Гавриловна весьма одинока.

– А второй брат Жеромский, Лев, женатый на вашей тетушке, жив?

– Жив, но слаб здоровьем. У них с тетушкой Юлией две дочери. Старшая замужем и живет отдельно, а младшая, Калерия, – с родителями.

– Вы, наверное, в близких отношениях с этой семьей и хорошо их знаете?

– Да, когда наш полк стоял в Вильно, я бывал в доме тетушки чуть ли не каждый день. – Призванов слегка улыбнулся и добавил: – Но слишком сближаться с ними не хочу, чтобы на меня не стали смотреть как на жениха Калерии. Я против браков между двоюродными родственниками.

Софья нервно рассмеялась:

– Отчего же? В католических странах дворяне часто женятся на своих кузинах.

– Но я ведь не католик.

– Однако наши аристократы тоже переняли эту моду. Иным ведь нравится, чтобы муж и жена были из одного знатного рода.

– А я считаю, что, чем супруги дальше один от другого по рождению, тем здоровее будет их потомство.

Его слова отчего-то понравились Софье, но продолжить разговор она не смогла, так как в эту минуту к ним подошли Луговской с Киселевым.

Девушка невольно задумалась и о взглядах Юрия на брак: станет ли он возражать, если мать предложит ему в жены какую-нибудь двоюродную или троюродную родственницу, равную ему по происхождению и богатству?

Также и образ незнакомой ей покуда Калерии вызывал у Софьи напряженный интерес. Она представляла кузину Призванова высокомерной аристократкой и безотчетно опасалась встречи с этой виленской панной.

Через несколько дней дорога приготовила путешественникам новое испытание, оказавшееся особенно трудным для Софьи, поскольку привело к противоречивым изменениям в ее душе и судьбе.

Случилось это, когда, по всем расчетам, до Вильно оставалось дней пять пути. Отряд двигался по дремучему сосновому лесу, продуваемому холодным ветром, но Призванов обещал спутникам вполне уютный ночлег, поскольку за этим лесом находилось имение богатого помещика Ельского, сын которого служил в одном полку с Призвановым. По словам Даниила, в этом имении ему всегда будут рады и, если старый пан Витольд жив-здоров, то непременно окажет графу и его спутникам гостеприимство.

– Очень в этом сомневаюсь, – проворчал Киселев. – Эти польские шляхтичи нас не любят и вечно стараются обвести вокруг пальца. Вспомните хотя бы злополучный ночлег на мызе пана Бучиньского, где нас накормили водяным варевом и уложили спать на голых досках.

– Нет, Ельский так не поступит, он человек благородный, – заверил Призванов. – Я не раз спасал его сына в бою, и пан Витольд испытывает ко мне благодарность. К тому же он поляк лишь наполовину, у него мать была православная.

– Ну что ж, ротмистр, будем надеяться, что хоть сегодня заночуем в домашней обстановке, – вздохнул поручик.

Под вечер, когда отряд выехал из лесу на просеку, впереди заблестела в слабом сумеречном свете покрытая льдом река. Предстоящая переправа не пугала путешественников, лед казался крепким, а по другую сторону реки вдали приветливо мерцал огонек – возможно, то был почтовый двор или деревня, примыкавшая к усадьбе пана Ельского.

– Надо бы все-таки отыскать след старого пути, – сказал кучер, правивший первыми санями.

– Где ж его отыщешь в темноте, – откликнулся солдат, который сейчас был за извозчика на вторых санях. – Оно бы лучше огонь разжечь, поглядеть.

– Да что тут раздумывать, при таком морозе лед уже повсюду прочный, – заявил Киселев. – Поехали скорей, а то придется ночевать здесь, на снегу.

Первые сани двинулись прямо, но лед под ними вдруг затрещал, и они провалились. К счастью, это было недалеко от берега, в неглубоком месте, и их быстро вытащили. В санях ехали Чижов, Луговской и денщик, и все они, а также кучер, оказались по колено в воде. Призванов, сопровождавший обоз верхом, тут же приказал разжечь костер, чтобы пострадавшие могли отогреть ноги и хоть немного высушить обувь, поскольку запасной не было.

– Говорил же я, что опасно ехать наобум, – проворчал кучер, ни к кому не обращаясь.

Киселев, чувствуя свою вину за то, что отдал опрометчивое распоряжение, тут же объявил:

– Пусть сани пока остаются на берегу, а я пойду искать дорогу для переправы.

– Одному идти опасно, я с тобой, – решил Призванов.

Они взяли факелы и пошли пешком по льду, осторожно обследуя каждую пядь. Софья и все другие напряженно следили за двумя удалявшимися огоньками, один из которых через какое-то время погас.

Потом сидящим у костра показалось, что они услышали крик Киселева, но звуки человеческого голоса заглушались порывами ветра, который своим завыванием нагонял пугающие мысли о волках.

Наконец, после долгих минут ожидания, когда и огонек второго факела погас, к берегу вернулись Призванов с Киселевым. Оказалось, что поручик по пути провалился в полынью, и ротмистр спас его, протянув найденное поблизости небольшое бревно, которое каким-то чудом не вмерзло в лед. Отойдя в сторону от опасного места, офицеры обнаружили, что это бревно оторвалось от плавучего моста, сооруженного, видимо, русскими солдатами, переправлявшимися здесь несколько дней назад. Посреди реки находился остров, и связанные веревками бревна были проложены по льду от берега до острова. Осмотревшись, Призванов решил, что более удачного места для переправы не найти. После того, как побывавший в ледяной воде Киселев немного отогрелся у костра, отряд снова двинулся в путь.