Тайна леди - Беверли Джо. Страница 22

Петра вошла в ванну. Не очень горячая вода слабо пахла успокаивающим розмарином. Петра со вздохом откинулась на спину. Какое это было наслаждение!

Так же как и он, предположила Петра, лежит обнаженный в ванне в соседней комнате. Как он без одежды? Петра думала о нем как об Аполлоне, стоявшем в лоджии их дома. Лудовико был красивым, но холеным. У него уже появился животик. У Робина его наверняка нет. Петра видела его в действии прошлой ночью, часть его груди сегодня утром. Особенно после того, как он сражался с тем колесом, закатав рукава.

Он напоминал статую святого Михаила. Широкие плечи, узкие бедра, выпуклые мускулы на животе. Святой был одет в римские военные доспехи, облегающие каждый контур, но скрывающие неуказанные места. Но все равно шли религиозные дебаты о том, имеют ли ангелы эти места или эти потребности.

Что только доказывало, что Робин Бончерч совсем не ангел.

– Мыло, сестра?

Петра вздрогнула и села. Она даже не слышала, как горничная вернулась.

– Я что, заснула? Вы правы, на это нет времени.

Она взяла мочалку и мыло и принялась скрести каждый дюйм, избавляясь от грязи Гуларов. Вода скоро стала грязной и покрылась пеной, но она сможет ополоснуться. Во всяком случае, грязи на ней больше нет. Она попросила служанку потереть ей спину, а потом вымыть ей голову в тазу с чистой водой. Когда Петра легла на спину, она вспомнила, как ее горничная, Мария-Роза, это делала. Тогда это занимало много времени, когда ее густые длинные волосы доставали до бедер.

Милая Мария-Роза. Она была не только служанкой, но и подругой. Как они болтали и смеялись. Она действовала как подруга или думала, что действует, когда устраивала ее встречи с Лудовико.

Восхитительное тайное ухаживание, как тогда на это смотрела Петра. Умное тайное соблазнение с его точки зрения. Предупреждения ее матери оказались правдой – мужчины все обманщики и как только добьются своего, бросают женщину. Она должна помнить об этом. Даже ее английский отец, который, как считала ее матушка, поможет своей незаконнорожденной дочери, был соблазнителем и дезертиром.

Горничная замотала голову Петры полотенцем.

– Вот, мадам. Если вы встанете, я ополосну вас.

Петра поднялась, служанка взяла большой кувшин и встала на табурет, чтобы вылить тепловатую воду и смыть оставшуюся пену. После чего Петра вышла из ванны и завернулась в большое полотенце. Она вытиралась, когда кто-то постучал в дверь. Она не могла не вздрогнуть от тревоги и не бросить взгляд на свою рубашку и завернутый в нее нож.

Перед входной дверью была поставлена ширма, и Нанетт исчезла за ней. Она быстро и тихо переговорила с кем-то, потом вернулась, улыбаясь, со свертком в руках.

– Одежда, мадам. Я волновалась, что вам придется есть, завернувшись в простыню!

Она разложила чистую рубашку, бледную нижнюю юбку и платье из зеленой ткани, украшенной цветочками. Петра сразу же подумала, что все слишком красиво. Было ли это чувство вины, что она бросила монашеское одеяние, или тревога о реакции Робина? Как бы то ни было, у нее нет выбора.

Она надела рубашку и нижнюю юбку.

– О, мадам, мы забыли про корсет!

– Не важно, – сказала Петра, беря платье. В нем были два кармана, в которые можно было проникать сквозь прорези. Это хорошо, очень хорошо. Она сможет носить в них ее драгоценный молитвенник. Петра сожалела, что оставила его в карете.

Петра быстро оделась. Платье плотно облегало грудь, но это компенсировалось отсутствием корсета. Оно сидело достаточно хорошо и было почти нужной длины.

Но когда Петра повернулась к зеркалу, то поняла, что не зря беспокоилась. Платье было слишком красиво, с довольно низким корсажем. Цвет ей очень шел. Прошло много лет с тех пор, когда она носила что-то, кроме монашеского платья, – если не считать одежду Гулар. К своему удивлению, она почувствовала себя уязвимой.

– Что-то не так, мадам? – спросила горничная.

– Мои волосы. – Петра использовала это как отговорку, касаясь их.

Они действительно выглядели своеобразно. Короткие, они после мытья превратились в буйство кудряшек. На херувиме это было бы очаровательно; на взрослой женщине выглядело нелепо.

– Это необычно, мадам, но красиво. Так модно там, откуда вы приехали?

Петра ответила, что модно. Другого объяснения она не могла придумать.

– Вместе с платьем принесли чепчик, мэм.

Петра схватила его, удивленная, какой действующей на нервы оказалась эта смена одежды. Чепец был похож на тот, что она носила с монашеским платьем, но свободнее и более легкомысленный. Оборка впереди была широкой, кружевной, без вдовьего выступа. Он завязывался под подбородком, но широкой шелковой лентой. Петра увидела и шляпку, если диск из соломы заслуживал такого названия. Ленты в тон платью образовывали узел на верху шляпки, а в добавление к ним сзади свисал еще целый ярд ткани.

– Это, наверное, был чей-то любимый наряд, – сказала Петра, гадая, не стоит ли за этим трагедия.

– Луизиной сестры, мадам. Она очень гордилась им, но сейчас она носит второго ребенка, так что вряд ли он ей понадобится после родов, не беспокойтесь, мадам. Ваш брат хорошо заплатил.

– И тем не менее я благодарна. – Петра нервно разгладила платье на бедрах. Никаких обручей или крахмальных нижних юбок. – Я пока не надену шляпку, но есть ли у меня туфли?

– О! Простите. Луиза взяла те странные сандалии, чтобы знать размер. Пойду посмотрю, что она нашла. И чулки тоже. Как она могла забыть о них?

«Обычная женщина носила бы свои собственные», – подумала Петра.

Раздался стук в дверь гостиной, и из-за нее донесся голос Робина:

– Ты готова, Мария? Еду уже подали.

– Иду! – крикнула Петра, жестом отпустив служанку. Она вытащила нож из рубашки, снова привязала его к бедру и пошла к двери. Однако открыв, осознала, что она босиком.

Он смотрел, но не на ее ноги.

– Мои извинения. Я не видел вас одетой во что-то подобное… Так давно, – добавил он, вспомнив об их отношениях брата и сестры. Потом он увидел ее ноги и улыбнулся так, что ее пальцы на ногах, наверное, покраснели. Она поспешила в гостиную, где был накрыт стол.

– Ах, – сказал он, – наконец-то я могу удовлетворить некоторые из ваших желаний.

Запах теплого хрустящего хлеба дразнил ее ноздри. От вида масла, вина и корзины фруктов ее рот наполнился слюной. Слуга стоял, готовый разливать суп в тарелки, запах от супа шел превосходный. Петра села и принялась за еду.

– О, это очень хорошо. – Она вздохнула и улыбнулась Робину прежде, чем вспомнила, что сказала.

У него на щеках появились ямочки.

– Вы во всей красе, – сказала она, чтобы сгладить неловкость. – Полагаю, карета уже прибыла.

Он налил белого вина в ее бокал.

– Всего через четверть часа после нас.

Дорогие кружева ниспадали на его руки с длинными пальцами. Пена таких же кружев украшала шею. В первый раз с момента ее знакомства с ним он был в галстуке, к тому же очень красивом.

Его камзол не подходил для двора, но был весьма изыскан, из темно-синей ткани, с позолоченными пуговицами, надетый поверх жилета из бежевой парчи. Однако никаких драгоценностей, но тут она заметила жемчужную булавку, приколотую к галстуку. Белое на белом. Это выглядело идеально.

– Я рад, что мое облачение вам понравилось, – сказал он с улыбкой.

Застигнутая врасплох, Петра покраснела и снова занялась супом.

Когда она доела суп, ей пришлось снова посмотреть на него. Его волосы были завязаны на затылке узлом. Они были все еще влажные. Он встретился с ней взглядом и вопросительно поднял брови.

– Волосы, – сказала она. – Они у вас еще мокрые.

– А у вас нет?

– Короткие волосы высыхают быстро.

– Даже если так, разве следовало накрывать их влажными? Это вредно для здоровья.

Он опять поддразнивал ее, и тогда Петра сказала:

– Они достаточно сухие, – и добавила «брат», чтобы напомнить ему об их обмане. Гостиничные слуги здесь, так близко к побережью, могли немного понимать по-английски, но в любом случае язык флирта универсален.