Вилла в Италии - Эдмондсон Элизабет. Страница 20

Свифт рассказывала, а тем временем весьма профессионально смешивала содержимое разных бутылок, добавляла лед и капельку того-другого. Финальный стремительный взмах шейкера — и она разлила напиток по бокалам.

— Чертовски вкусно! — похвалила Делия. — Голосую за то, чтобы назначить вас главным по коктейлям, пока мы здесь. И хорошо бы вы мне тоже показали, как это делается. Жаль, что в школе не учат таким вот действительно полезным вещам вместо искусства составления букетов и ведения домашней бухгалтерии.

— В моей школе нас и этому не учили, — бросила Марджори. — Полагаю, мы ходили в очень разные школы. Я ходила в местную среднюю школу для девочек.

— Очевидно, вы в своей школе научились большему, чем я в своей, — бодро ответила Воэн. — Держу пари, вы умеете написать слово без ошибок в отличие от Джессики, позвольте вам сказать. Она никудышный грамотей.

— Это было закрытое учебное заведение? Школа-интернат? — спросила писательница, которой коктейль придал раскованности.

— Да. На севере. Холодное и мрачное. Джессика тоже там училась; там мы и подружились. Кошмарное заведение.

Ученый неспешно потягивал коктейль.

— Вам не нравится? Смешать вам что-нибудь другое?

— Напротив, я смакую. Кажется, это сродни алхимии — то, как вы колдуете с бутылками. Мне также интересно послушать о школах. Сам я учился не в Англии, знаете ли.

— Я так и подумала, что вы не англичанин, — кивнула Свифт.

— Я вырос в Дании. Моя мать датчанка. Но образование получил за границей, в католической школе.

— Вы католик? — удивилась Марджори. — Я думала, ученые обязаны быть атеистами.

— Можно получить католическое воспитание, а потом забыть о нем, как только повзрослеешь, — вздохнула Делия. — Меня воспитывали в методистском духе, но сейчас в церковь не заманишь.

— Самое лучшее держаться англиканской церкви, как я, — бодро заявила Джессика. — Это означает, что ты можешь верить или не верить абсолютно во что хочешь. Как странно, что нам вдруг вздумалось говорить о религии. Вы заметили, что англичане никогда этого не делают?

Воэн рассмеялась:

— Мать учила меня, что за столом не следует говорить о ногах, смерти и религии.

Джордж вскинул брови:

— Какой странный набор запретных тем. Как это по-английски. Но с чего вообще должно возникнуть желание говорить за столом о ногах?

— Я бы сказала, что можно говорить о лошадиных ногах, о копытах, — уточнила Джессика. — Всякая беседа о животных приветствуется. Какой же мы скучный народ.

— Здесь можно говорить о религии, потому что мы в Италии, — разрядила обстановку Марджори.

Это было так очевидно. Италия буквально пропитана религией. Не то чтобы здесь было намного больше истинно верующих, чем в других частях Европы, однако религия чувствовалась повсюду.

— Ватикан, папа и все такое, множество картин на религиозные темы. Италия ассоциируется с религией. А потом, когда ты за границей и ярко светит солнце, на ум, откуда ни возьмись, приходит всякое разное. Вам так не кажется?

Ответом на эти слова было молчание: остальные размышляли над репликой.

— Наша хозяйка имела связи с Ватиканом, — обронила Свифт.

— Откуда вы знаете? — спросила Джессика.

— Здесь висят фотографии трех пап.

— Это не означает, что она была с ними знакома.

— Они надписаны, с обращением к ней.

— Вы называете ее нашей хозяйкой, как если бы Маласпина до сих пор была жива.

— Я воспринимаю ее именно так.

— А есть здесь какие-нибудь кардиналы? — спросила Делия. — Я не люблю церковников из принципиальных соображений, но обожаю картины с изображением кардиналов, если они облачены в эти эффектные мантии. У них скорее театральный, чем духовный вид.

— По правде сказать, здесь есть несколько кардинальских портретов, — сообщил Джордж. — Я специально обратил на них внимание, несмотря на то, что Бенедетта усиленно тащила нас осматривать остальную часть дома. Есть один великолепный портрет в гостиной, написанный в профиль, вы его не заметили? Кардинал дотрагивается до большого золотого кольца на мизинце. Мне почему-то кажется, что это — то самое кольцо, которое выставлено в стеклянной витрине в холле. Его портрет как раз напротив портрета Беатриче Маласпины. Я не заметил его сначала, потому что ее портрет такой поразительный. Потом есть другие, которые висят в коридоре рядом со столовой. Мне тоже очень нравятся изображения кардиналов. Впрочем, здешние портреты не очень уважительны по отношению к их кардинальскому достоинству; там есть один, на котором его преосвященство идет быстрым шагом, мантия развевается вокруг ног, и из-под нее выглядывают маленькие чертенята. Пожалуй, Беатриче Маласпина была не такой уж ревностной католичкой, как можно было бы предположить по фотографиям с автографами пап.

— Жизнь частная и жизнь публичная, — проговорила Свифт, — бесспорно, абсолютно разные вещи. Внешняя форма и внутреннее содержание.

Джордж бросил на нее испытующий взгляд, затем повернулся к Делии.

— Я покажу вам кардиналов, после обеда. Которого, должен заметить, дожидаюсь с нетерпением. При таких вкусных запахах, доносящихся из кухни, чувствуешь, что проголодался. Даже не верится, что мы с вами, Марджори, приехали только сегодня утром; у меня ощущение, будто я пробыл здесь гораздо дольше.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. На самом деле это и наш первый день, потому что вчера вечером, с этой песчаной бурей, мы едва понимали, где находимся. Мне кажется, это очень гостеприимный и доброжелательный дом.

— То есть не такой, как у твоего папы, — засмеялась Джессика и пояснила остальным: — Отчий дом Делии примерно таких же размеров, что и «Вилла Данте», но Боже, как он на нее не похож!

— Просто безрадостный, — уточнила Делия. — Впрочем, как раз подходит моему отцу. Тот тоже угрюм по натуре, так что они с домом соответствуют друг другу.

— А чем занимается ваш отец? — спросил Джордж и тут же поспешил извиниться: — Как неучтиво с моей стороны проявлять подобную нескромность и задавать вопросы личного характера.

Делия пожала плечами:

— Я не возражаю против личных вопросов. Должно быть, есть что-то такое в здешнем воздухе… то самое, что побудило нас всех говорить о религии. Мой отец фабрикант.

Значит, не просто богатый землевладелец, подумала Марджори, а тот, кто жестоко эксплуатирует бедняков. И мысли писательницы унеслись на рабочую окраину: натруженные руки, деревянные башмаки, женщины в обтрепанных платках, закопченные улицы, духовые оркестры… Фабрики, полные опасных машин… «Значит, не из такого уж он и высшего общества, — подумала Свифт. — Впрочем, держу пари, ее мать как раз оттуда. Делия ведет себя не так, как если бы ее родители вышли из грязи в князи. Отец, вероятно, унаследовал какой-нибудь крупный концерн от своего отца. Чертовски богаты эти северяне, что нажили состояние на пиве, горчице или соусах». Фабрикант. Лаконичный ответ, как если бы Делии не хотелось говорить, что именно он производит. Что ж, Марджори не против, если ее сочтут немного неучтивой.

— А что он производит? Только не говорите мне, что он оружейный король, как у Бернарда Шоу.

— Вовсе нет. Текстиль. Самое армейское, что он когда-либо производил, — это парашютный шелк.

— А разве сейчас остались какие-нибудь оружейные короли? — живо спросила Джессика. — Разве они сейчас не вышли из моды, раз у нас есть эти новые бомбы, способные разнести мир в клочья?

Что такого сказала Мелдон, что на лице Джорджа появилось выражение боли? Марджори пристально посмотрела на спутника.

— Я знаю, какой наукой вы занимаетесь. Вы физик-ядерщик.

Хельзингер поднял на нее взгляд, застигнутый врасплох.

— Да, я физик… и меня можно назвать ядерщиком. Так любит называть нас пресса. Моя область — изотопы.

Изотопы? Имеют ли изотопы какое-то отношение к изготовлению бомбы? Вероятно. В таком случае он из этих ученых. И при этом, судя по выражению лица, совестливый, бедняга. Она часто сожалела, что у нее нет способностей к науке. Мир чистого разума куда проще и безыскуснее, чем ее собственная сфера деятельности, — так ей всегда казалось. Но сейчас, глядя на Джорджа, писательница поняла, что это было неверное суждение. «Затравленный» — вот верное слово. Хельзингер затравленный человек.