Секреты прошлого - Келли Кэти. Страница 32
— Ну, что скажешь? Нравится?
Эмбер покусала губу. Портфолио оказалось великолепным и стоило, должно быть, уйму денег. Это был подарок не по средствам, и он был Эмбер совсем без надобности. Хуже того: она даже подумала, что предпочла бы получить подарок деньгами, которые были необходимы ей на первое время в чужой стране, в незнакомом городе. Да и билет до Америки стоил немало. За перелет Карла и его группы платила музыкальная компания, а Эмбер предстояло разбираться с финансовыми затратами самой.
Подарок оказался как раз в стиле Фей: запредельно дорогой, купленный с единственной целью — дать дочери все самое лучшее. «Какая бессмысленная трата денег!» — с досадой думала Эмбер. Ей было горько и стыдно.
— Да, очень красиво, — выдавила она.
— Правда?
Эмбер показалось, что ее душат.
— Конечно. Мне очень нравится. Потрясающее портфолио. — Но совершенно бесполезное! Во всяком случае, пока. Возможно, через пару лет она и задумается об учебе, но не сейчас.
От Фей не ускользнуло, что брови дочери сурово сведены к переносице, словно она чем-то недовольна.
— Я никак не могла выбрать цвет. — Она подошла ближе. — Если захочешь, можем сходить в магазин и обменять на черный. Или на бордовый?
Руки Эмбер, державшие кожаную папку «Тодс», словно налились свинцом. Ей хотелось отбросить ненужную вещь. Почему мать продолжает лезть к ней с расспросами? Пусть уймется, пока не поздно!
— Мне нравится этот цвет, — выдавила она, повернулась к Фей и быстро поцеловала в щеку. — Спасибо большое. Слушай, у меня столько заданий, я пойду к себе…
— А ужин?
— Я не голодна. Поела у Эллы, — отрывисто бросила Эмбер, которой хотелось одного — бежать.
— Детка, я знаю, что ты очень серьезно настроена в отношении экзаменов, но… — начала Фей, пытаясь как-то втянуть дочь в разговор.
И тут Эмбер прорвало:
— Да не в экзаменах дело! Пошли они к черту! — крикнула она. — Ты ничего не понимаешь!
Лицо Фей застыло, словно превратилось в маску. Через мгновение рот повело в сторону, но она постаралась справиться с собой.
— Эмбер, что с тобой, что случилось? Мы всегда обсуждали проблемы вместе. В чем дело?
— Ни в чем! Тебе все равно не понять! — рявкнула дочь. — Ты всю жизнь была осторожной, никогда не рисковала, жила словно мышь! Я другая, понятно? Мне нужна свобода, а ты душишь меня. Ты хочешь, чтобы я прожила такую же жизнь, как ты!
— Ничего подобного… — Фей было так больно, что у нее едва ворочался во рту язык. Она положила всю жизнь на то, чтобы Эмбер не повторила ее ошибок, была осторожной и умной. Почему дочь набросилась на нее с такими странными обвинениями? — Я всегда желала тебе счастья.
— Нет! — крикнула Эмбер. В ней говорили страх и чувство вины. Она видела боль в глазах матери, и от этого ей было гадко, она чувствовала себя предательницей, но остановиться уже не могла. — Ты не мне счастья желала, а себе! Ты хотела сделать из меня свое подобие. А я так не хочу! Я не желаю закончить, как ты!
— Милая, послушай…
— Я не стану ничего слушать, мама. Я взрослый человек. Впереди вся жизнь, и я проживу ее так, как захочу. И тебе того же желаю. Ты не живешь, ты существуешь. Ты застряла в одном бесконечном дне, где ничего не меняется, кроме деталей. Ты постоянно вспоминаешь отца, но с его смертью жизнь не кончилась! Ты похоронила себя заживо, мама! А у тебя есть право жить дальше.
Эмбер захлебнулась эмоциями, отвернулась к окну. Начало было положено: теперь мать знает, что дальше их пути разойдутся. Она, Фей, найдет в себе силы двигаться вперед. Конечно, о Карле не было пока сказано ни единого слова, но матери стоит сначала принять тот факт, что ее не будет рядом. Мать достаточно умна, чтобы понять, о чем речь.
Фей молчала. Она смотрела на дочь во все глаза, и со стороны могло показаться, что на всем лице ее остались только глаза — ошеломленные, полные ужаса. Эмбер, сунув портфолио под мышку, направилась к себе в комнату.
Оставшись одна, Фей окинула потерянным взглядом стол, печенье, плошку с сыром фета, который так любила Эмбер, слоеный пирог, смятую оберточную бумагу.
Что она сделала не так?
Впервые за долгое время Фей не стала убирать кухню, прежде чем пойти к себе. Как правило, она долго мыла стол и посуду, оттирала их со всевозможными средствами до блеска. Но не в этот вечер. Фей прошла в свою спальню и прикрыла за собой дверь.
Это была чудесная комната, очень женская, по-своему шикарная, любимый будуар и островок покоя, глядя на который никак нельзя было догадаться, что здесь живет Фей Рид. Если в офисе она придерживалась минимализма, предпочитала четкую геометрию и идеальный порядок, в который не вносил диссонанса даже фикус с полированными воском листьями, то спальня была совсем другой. Здесь было уютно, свет приглушали бархатная обивка и абажуры светильников, на кровати покоилось роскошное покрывало с бледными чайными розами на бежевом фоне, плотные шторы занавешивали окно.
Не зная, куда себя деть, Фей села на край постели, бессильно уронив на колени руки. Из нее выпустили воздух.
— И что делать? — произнесла она вслух. Внутренняя сила, питавшая ее, как будто внезапно истощилась.
Фей любила читать о женщинах, прошедших через тяжкие испытания и нашедших в себе силы жить дальше, совершенствовать себя. Они словно несли некое знамя, означавшее принадлежность к клубу сильных женщин. Фей нравилось думать, что она одна из таких женщин.
Как оказалось, она черпала свою силу в одобрении и любви Эмбер, она опиралась на нее, цеплялась, как хрупкий стебель цепляется за мощный ствол, и лишь потому могла тянуться вверх, к свету. Лишенная привычной опоры, Фей была готова сломаться. Почему Эмбер переменилась так внезапно? Откуда эта агрессия, желание ужалить, оттолкнуть? Милая, нежная, талантливая Эмбер разговаривала с матерью словно с посторонним, неприятным человеком, и от слов ее веяло холодом.
Фей сидела на кровати очень долго, вслушиваясь в шаги дочери наверху. Наконец Эмбер включила музыку — «Скиссор систерс», и Фей грустно улыбнулась. Она считала, что эта группа возвращает современное поколение к рок-музыке семидесятых, хранила стопку виниловых пластинок из той эпохи. Они пылились в шкафу много лет, вместе со старыми фотографиями.
Прошлое пряталось в большом нижнем ящике гардероба, скрывалось под стопкой простыней и пледов.
Фей встала и открыла гардероб, несколько минут смотрела на ручку нижнего ящика, затем потянула за нее, сунула руку внутрь, сдвинув в сторону пледы и простыни. «Новые наволочки», — гласила надпись на коробке. Кто бы полез инспектировать ее содержимое? Уж точно не Эмбер, хотя в детстве девчонка любила искать свои подарки, перерывая комнату матери вверх дном. Она мазалась мамиными кремами, надевала туфли на каблуке, мерила бусы, но никогда — никогда — не совала свой нос в коробку с надписью «Новые наволочки». Знай Эмбер, что у матери есть секреты, возможно, она проявила бы большее любопытство. Но Эмбер считала мать предсказуемой и «правильной». Проще говоря, скучной. Какие тайны могут быть у скучной женщины? Неоплаченные счета? Семнадцать лет Фей пыталась стать другим человеком, и ей это удавалось, она сделала удачный выбор. Вернее, так ей казалось до сегодняшнего дня.
Она много лет не доставала коробку, а теперь вынула из ящика и перенесла на кровать. Сделав глубокий вздох, Фей открыла крышку.
Сверху лежала большая цветная фотография девушки с огромными смеющимися глазами и рассыпавшимися по плечам темными волосами. Сходство с Эмбер было необычайным. Девушку окружали улыбающиеся люди, замершие в своем довольном, безмятежном состоянии.
Фей не помнила всех имен, зато ей тотчас вспомнилась атмосфера вечера, веселая и слегка расслабленная. Играла какая-то композиция из «Лед зеппелин», что-то тягучее, медленное, вишнево-бархатистое. Песню поставил Джимми…
Интересно, что с ним стало? Когда-то давно Джимми был неплохим парнем с густым ежиком волос и несчастной мордахой, словно у потерянного щенка. Сейчас его, должно быть, и узнать нельзя. Наверняка работает в офисе, носит кожаные лоферы, белую рубашку с галстуком, аккуратно, с помощью геля, зачесывает назад непослушные волосы. Уж в нынешней Фей Рид, скучной, «правильной» мамаше, никто бы точно не узнал ту девчонку, что постоянно искала неприятностей в юные годы. Тогда Фей умела сексуально двигаться под музыку, строить глазки и хохотать, откинув назад голову и выставив на обозрение изящную шею.