Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Эрлер Ольга. Страница 63

Они чувствовали, что нужно другому, и давали это. Таис дарила Александру свою нежность, получая взамен его силу а его неуемная энергия, нетерпение смягчались ее спокойствием и лаской. Они не просто дополняли, но обогащали друг друга. Таис, как любая женщина, лучше разбиралась в людях, их скрытых, то есть истинных чувствах друг к другу. Александра неизменно поражал ее неожиданный взгляд на многие вещи. Даже одни и те же книги они читали так по-разному! Александр любил, чтобы последнее слово оставалось за ним. А Таис и не стремилась настаивать на своем; она предлагала свое мнение, но не навязывала его. Ей было ясно, что спор — не лучший способ убеждения, а отсутствие гибкости порой равносильно отсутствию ума. Она вообще спокойно и с интересом относилась к тому, что люди — разные и думают по-разному. В отличие от большинства женщин, Таис совершенно не старалась переделать Александра. Зачем?! Какой бы он ни был, он был лучше всех! Однако царь «переделывался» сам, невольно прислушиваясь к ее мнению, приглядываясь к ней самой, учась у нее выдержке, терпению и скромности.

Таис не пыталась влиять на Александра, хитростью или женскими приемами добиваться своего. Она, конечно же, знала его слабые места, например жгучее чувство вины за полтора года ее мучений, подвешенного, как на дыбе, состояния. Любая другая женщина при необходимости дергала бы его за эту веревочку, как марионетку, упиваясь своею властью над ним. Но не Таис. Она так не жила.

Калейдоскоп настроений, который Таис считала своим недостатком, нравился Александру — он, как большинство мужчин, любил разнообразие, и Таис в его глазах была не капризной, а разной: то умной и тонкой, то игривой и бесшабашной, то трогательной и милой. Она одевалась в наряды разных народов, смешивала стили, фантазировала со своей внешностью, таким образом и внешне представая перед Александром новой женщиной. И даже не осознавала, насколько умно поступает.

На это ей указала Геро, перенявшая у Таис эту полезную черту. Мало ли что может случиться! Со временем все ослабевает, в том числе и любовь, и желание — а вокруг столько соблазнов! Но пока что Геро была счастлива с Неархом. Таис этот союз напоминал одновременно брак по расчету — они подходили друг другу, и по любви — любовь скрепила их, как асфальт на века скрепил кирпичи вавилонских зиккуратов. В ней не было вулканической страсти и космического размаха любви Таис и Александра, но было много дружбы и спокойной гармонии. Хотя и там не обходилось без житейских проблем и ошибок. «Я поймала себя на том, — сокрушалась Геро, — что нарушаю наипервейшее правило нормальной женщины — не пили! Пилю-ю-ю похлеще Ксантиппы!» [28] — «Да, о чудотворной силе похвалы никак нельзя забывать. Себе дороже выйдет», — соглашалась с подругой Таис.

Во время их короткой остановки в Экбатанах Неарх пригласил гостей. Геро, как хозяйка дома, собственноручно готовила котлеты, свое коронное блюдо, а Таис помогала. Как-то с мясом у Таис не получалось дружбы, хотя хорошо готовить она научилась как миленькая, ведь было для кого! Обе женщины намазали лица клубникой и выглядели соответственно. Ждали Александра.

— До какой жизни мы дошли, милая подруга: простаиваем полдня на кухне, как рабыни, обслуживаем своих занятых мужчин, — улыбнулась красным клубничным лицом Таис.

— Да, кто бы мог подумать, что так повернется наша жизнь, так изменимся мы сами. Сними, пожалуйста, крышку, Таис.

— Я даже пеку Александру. Я! — не обращая внимания на глубокомысленный тон подруги, продолжила Таис. — Яблочные пирожки, миндальное печенье. Он любит сладкое. Хотя в еде непривередлив: все нахваливает, за все «спасибо» говорит. А сладкое любит. Вот я и пеку…

— И счастлива этим, — улыбнулась Геро красным лицом.

— Не то слово!

Заглянул Гефестион, вытаращил глаза, закричал от «испуга». Женщины в ответ тоже поверещали. Дверь быстро закрылась.

— Надо умыться, а то распугаем кавалеров, — засмеялась Геро. — К Леониду жена приехала, хорошенькая, — продолжила она, вытирая лицо.

— Да, он говорил.

— Неарх сказал, за ребенком. Тот уж подрос, время следующего родить.

— Да, такая другая женская жизнь, — заметила Таис задумчиво и вспомнила, как ее любил Леонид, как — Птолемей и как — Александр. «Афина Парфенос, дай мне твою мудрость!» — Но как же тебе хорошо в зеленом! Как могло случиться, что ты раньше не носила зеленый? Изумительно, такой необычный оттенок — липовый цвет?

— Да, что-то весеннее.

Таис накинула ее химатион того же цвета и посмотрелась в медный таз, отразивший ее не хуже зеркала.

— Тоже неплохо, но тебе гораздо лучше, сразу волосы золотом горят.

Залаяла Перита. Наконец! Вскорости к ним заглянул Александр — веселый, румяный — и как будто осветил собой пространство вокруг.

— Ну, «полногрудые эллинки», как дела? Котлеточки! Блинчики! А это что такое — что-то хитромудрое? — Потянулся к кастрюле, но Таис шлепнула его по руке.

Он невозмутимо обнял обеих и чмокнул Таис в кошачью скулку под глазом, а Геро — в губы. Она была выше ростом, и на том уровне, где у Таис была скулка, у нее находился рот.

— Геро, как тебе хорошо в зеленом! — искренне восхитился Александр и поцеловал ее снова.

Геро задержала дыхание и была немного сбита с толку. Александр же, как ни в чем не бывало, взял ее за плечи, отстранил, рассмотрел ее новый наряд: «Очень хорошо!» — и, обняв, снова поцеловал в губы. Геро в полнейшем смятении почувствовала, как быстро пробежала, как бы упала его рука по спине, как настойчиво охватил он ее круглую попу и крепко прижал к соответствующим частям своего тела. Он смутил знаменитую своей невозмутимостью спартанку. Когда она подняла глаза, досадуя на причиненное ей смущение, он уже одной рукой обнимал Таис, а в другой держал добытый из кастрюльки кусок, проглотил его, одобрительно похмыкал и облизал пальцы.

— Девочки мои котлетки делают в Экбатане из мидийской говядины, — отметил он довольным тоном. — Изумительно ей в зеленом. — Александр глядел из-под сощуренных век, и сквозь ресницы мерцал тот характерный огонь чувственности, уверенности и вызова, который не смог передать ни один художник. Он крепко обнял Таис одной рукой за плечи, другой — под грудью, которая поднялась и округлилась почти до ключиц. Была у ее груди такая примечательная особенность.

— У нас есть несколько минут решить пару срочных вопросов, — шутливо сказал Александр и увлек Таис в соседнюю комнату.

Геро проводила их застывшим взглядом. Как только за ними закрылась дверь, она почти тотчас услышала с трудом сдерживаемые стоны, но сама не могла какое-то время сдвинуться с места; брови ее напряглись, и она почувствовала, как ослабился пояс на ее талии. Потом она быстрым шагом направилась к выходу, к свежему воздуху, но на пороге столкнулась с Неархом и, не говоря ни слова, повисла у него на шее, носком закрыла дверь и обвила ногой его бедра.

В его поцелуях не было натиска, игры и наглости Александра, но это было все равно сейчас.

Неарх же несказанно удивился и порадовался такой жаркой встрече.

Последующие события обрушились, как снежная лавина, сметая на своем пути все планы Александра. От разведки и перебежчиков Александр узнал, что против Дария созрел заговор. Бесс — сатрап Бактрии и кузен царя царей и Нарбазан — второй человек при дворе, решили, что с Дарием империю сохранить не удастся и необходимо лишить его власти, выбрать нового правителя и возобновить сопротивление Александру. Заговорщики пленили, а потом, узнав, что Александр преследует их по пятам, убили Дария.

Действительно, Александр, прослышав о заговоре, помчался к Каспийским воротам — горному проходу, ведущему в Бактрию. Хотя царь продвигался вперед в величайшей спешке, он не застал Дария в живых. Его убийцам поначалу удалось ускользнуть, но затем Набарзан предпочел сдаться на милость Александра, которую и получил. Сдались также греческие наемники, сохранившие преданность Дарию до конца. Эта верность присяге подкупила Александра, кроме того, он нуждался в солдатах, этих «бесстрашных слугах Ареса», и поэтому взял их в свою армию. Бесс, убийца Дария, бежав на восток, не замедлил объявить себя новым царем под именем Артаксеркса. Александр, выступавший стражем справедливости и закона, посчитал себя обязанным наказать самозванца, убийцу и предателя.