Бремя прошлого - Адлер Элизабет. Страница 3

Дорога петляет между деревьями, и в просветах то и дело мелькают небольшие башенки из серого камня, вызывающие желание как можно быстрее увидеть весь дом. И вот, наконец, перед вами его силуэт, вырисовывающийся на фоне освещенного вечерним солнцем неба.

Девушка вышла из машины и, засунув руки в карманы джинсов, стала рассматривать дом. Я заметила разочарование на ее лице. Действительно, перед нею была всего лишь почерневшая от времени коробка. Крыша во многих местах провалилась, через зияющие оконные проемы внутрь дома прорастал вьющийся по стенам плющ. Разумеется, сохранились и следы былого великолепия: импозантный портик с четырьмя коринфскими колоннами и огромная парадная дверь, в которую прошла бы и лошадь, чем, как говорят, с удовольствием и пользовался мой прадед, каждый сочельник въезжая верхом в большой, вымощенный камнем вестибюль, чтобы выпить залпом бокал шампанского.

«За счастье семьи Молино!» – провозглашал он неизменный тост, которому, как это ни прискорбно, в мои дни не суждено воплотиться в жизнь.

Я слезла с лошади и подошла к девушке.

– Вы приехали посмотреть на эти руины, да? – проговорила я за ее спиной. Она быстро обернулась.

– Я имею в виду себя, а не дом, – продолжала я, рассмеявшись собственной шутке. – И кто же вы такая, нарушительница границ моей земли?

– Вашей земли?

– Ну да, разумеется, это же моя земля, – нетерпеливо повысила я голос. – Здесь все об этом знают. Вы, как видно, нездешняя. Никому из местных не пришло бы в голову разглядывать эту развалину.

Незнакомка в замешательстве пыталась определить мой возраст, рассматривая мои рыжие локоны под сдвинутой назад помятой черной фетровой шляпкой, заношенную розовую охотничью куртку, мешковатые желто-коричневые бриджи и тщательно начищенные башмаки.

– Если вы искали замок Арднаварнха, то он перед вами, – более приветливо продолжала я. – Вернее, не замок, а то, что от него осталось. В свое время во всех его пятидесяти двух комнатах кипела жизнь. Здесь был адский холод, «холоднее, чем зимой в Москве», – постоянно говорила моя мать. И это несмотря на всегда пылавшие сорок каминов – их никогда не гасили, даже если все уезжали из дому. На отопление уходило угля не меньше, чем на рейс хорошего парохода через океан, а содержание дома обходилось в десять раз дороже.

Но вы, наверное, хотите знать, почему дом пришел в такое состояние? В двадцать девятом году, когда в Ирландии проходили «волнения», нам нанесли небольшой визит «мальчики». [1] То были местные парни, и я их всех узнала, несмотря на их маски. Они заявили, что им очень, очень жаль, но им приказано сжечь замок. «Валяйте, – сердито сказала я. – По крайней мере, хоть когда-нибудь в этом проклятом доме будет тепло».

Мне было всего двенадцать лет, и я была в доме одна, не считая тупой гувернантки, которая сразу же спряталась в оранжерее. Слуги, разумеется, знали о предстоящем и заранее бесследно исчезли. «Мальчики» дали мне пятнадцать минут на то, чтобы я взяла из дома все, что захочу, и я мгновенно представила себе все, что там находилось: Рубенс, Ван Дейк, фамильное серебро и портреты. Жемчуг матери… все бесценное, все неповторимое. Разумеется, кончилось тем, что я побежала в конюшню и выпустила лошадей и, конечно, собак. Открыла курятник и выгнала кур, все же остальное быстро превратилось в дым, и я ни на минуту не пожалела о своем решении. – Я рассмеялась, вспомнив лицо матери, когда обо всем ей рассказала. – Мать так никогда и не простила мне утрату жемчуга.

Девушка испуганно смотрела на меня расширившимися глазами, не зная, то ли ей жалеть меня, то ли радоваться, а я в нетерпении похлопывала себя плеткой по бедру в ожидании, когда же она, наконец, назовет свое имя.

– Ну? – спросила я. – Так кто же вы такая?

Она вытянулась передо мной, как перед школьной директрисой, неловко оправляя смявшуюся белую хлопчатобумажную юбку. У нее были сильно вьющиеся медно-красные волосы и холодные серые глаза под темными ресницами и такие же, как у меня, веснушки. Я сразу прониклась к ней симпатией.

– Я Шэннон Киффи, – проговорила она.

– Значит, вы О'Киффи?

Ничего более удивительного она сообщить мне не могла, и я снова рассмеялась, на этот раз очень весело.

– Так, так, – продолжала я. – Я всегда думала, когда же, наконец, появится кто-нибудь из незаконнорожденных потомков Лилли.

Она залилась краской от смущения.

– Этим отчасти и объясняется мое появление здесь! – воскликнула она. – Я хочу узнать хоть что-то о Лилли. Кто она была?

– Кто была Лилли? О, Лилли пользовалась дурной славой. Здесь ее все звали «распутная Лилли», и, наверное, так оно и было. Ее необычная красота порождала легенды, следовавшие за нею повсюду. Она заманивала мужчин одним движением кончиков пальцев и разрушала все вокруг себя. Она разбивала семьи, ссорила братьев, сестер, разлучала любовников, мужей с женами. И даже детей. И если вам, Шэннон Киффи, кажется странным, откуда все это мне известно, то я вам скажу, что моя мать, Сил Молино, была младшей сестрой Лилли.

Глаза ее еще больше расширились.

– О! Стало быть, вы можете все рассказать мне о ней? – взволнованно проговорила она.

– Смотря, что является причиной вашего интереса, – с вызовом отвечала я.

В конце концов, мне вовсе не хотелось раскрывать семейные тайны совершенно чужому человеку. Я свистнула, положив два пальца в рот, и ко мне, огибая деревья, устремилась Кессиди.

– Но, должна вам сказать, – добавила я, легко вскакивая в седло, – не вы первая интересуетесь Лилли.

И, пустив лошадь с места в легкий галоп, предложила:

– Следуйте за мной, Шэннон Киффи.

Она развернула «фиат» и поехала за мной по сворачивающей влево от аллеи дороге шириной чуть больше лошадиного крупа, так что шипы кустов грозили содрать краску с машины, а листья папоротника почти смыкались над ее крышей. Скоро деревья стали реже, папоротник расступился, и перед нами предстала Арднаварнха.

Девушка внимательно осмотрела дом, и по ее лицу я поняла, что он ей очень понравился. Довольная, я улыбнулась.

– Выпьем чаю, – предложила я, гостеприимным жестом приглашая ее в дом.

Ее красивые большие глаза сияли от удовольствия, когда она разглядывала загроможденный вестибюль и старые пыльные комнаты. Казалось, она с наслаждением вдыхает запахи дома. И я поняла, что мне нравится Шэннон Киффи.

– Это самый очаровательный дом из всех, что мне доводилось видеть, – сказала она мягким, тихим дрожащим голоском, как если бы была совершенно покорена увиденным. – Никогда не жила в таком доме, как этот. Он как живой. – Она засмеялась. – Я почти слышу, как он дышит!

– Да, правда, – скромно согласилась я, подталкивая ее перед собой в сторону кухни.

Вероломная Бриджид настолько же толста и широка в кости, насколько я худа и хрупка. У нее круглое лицо с тройным подбородком, ее седые волосы разделены пробором по середине и подобраны над ушами пластмассовыми шпильками. Розовый передник сзади короче на три дюйма и открывает оборотную сторону ее пухлых коленей; на ее невообразимо крошечных ногах надеты старые зеленые веллингтоновские башмаки. «Для удобства», – говорит она, совершенно не думая о том, как это выглядит.

– Это Вероломная Бриджид, – представила я ее, отодвинув на край стола груду газет и книг вместе с парой спящих оранжевых кошек. – Я привела Шэннон Киффи попить с нами чаю, Бриджид, – громко добавила я. Последние несколько лет старая служанка стала туговата на ухо.

– Хорошо, я как раз принесла ячменных лепешек, – ядовито отозвалась она. – В следующий раз, мадам, когда будете приглашать кого-нибудь на чай, потрудитесь сообщить мне об этом заранее, чтобы я могла все подготовить.

С этими словами она с грохотом опустила на стол гигантское блюдо со свежими лепешками. Просеменив к буфету, она извлекла из него огромную банку джема.

– Свежая малина. Я сама собирала, – заговорщицки прошептала я, когда Бриджид с шумом поставила банку с джемом на стол перед нами. Потом она принесла синюю глиняную миску, полную сливок, и грохнула ею об стол рядом с джемом.