Любовь, страсть, ненависть - Коллинз Джоан. Страница 10

Незнакомец был одет в такую же, как у принца Уэльского, серую тройку и голубую рубашку с экстравагантным галстуком. Светло-серая фетровая шляпа была щегольски надвинута на глаза, и когда он наклонился к швейцару, то был просто очарователен.

– Но послушай, старина, ты только скажи боссу, что у меня многолетний опыт работы в варьете. Манчестерский ипподром, ливерпульский театр Бэйети, брайтонский Алхамбра. Я был «гвоздем программы» в каждом из них, и, – он заговорщически зашептал, – у меня великолепный репертуар всякой пошлятины Пьера Блэкпула, я обкатал его в соответствующих заведениях, повсюду. – Он протянул безучастному швейцару отпечатанную на машинке рекомендацию, к которой была приклеена его улыбающаяся фотография размером восемь на десять.

– Кстати, как тебя зовут, старина?

– Фред, – без улыбки ответил швейцар.

– А меня Джулиан Брукс. Джули Брукс меня зовут, роль моя – веселый шут. – Он одарил Фреда неотразимой улыбкой, обнажив ряд прекрасных ровных зубов, расположенных под идеально подстриженными усиками а ла Рональд Колман.

– А почему ты не в армии? – спросил Фред, подозрительно глядя на фотографию, которой размахивал перед ним молодой человек.

– Плоскостопие. Не очень почетно, но, как видишь… Когда их взгляды на какое-то мгновение вновь встретились, Фиби почувствовала возбуждение.

– Вот почему я хочу хотя бы чуть-чуть помочь нашим парням, старина. У меня есть комедийные номера, которые заставят их надрываться от хохота. Они вернутся туда, на войну с фрицами, улыбаясь до ушей, а наложившие в штаны гансы будут драпать, как зайцы. – Он чарующе улыбнулся, но толку не было. Его очарование разбилось о каменное спокойствие швейцара.

– Не-а, извини, приятель. – Фред равнодушно вернул ему фотографию. – Мы никого не нанимаем, так директор приказал. Даже если бы брали, я не тот, кто этим занимается. Так что вали отсюда и предложи себя кому-нибудь другому. – Он взял «Дэйли миррор» и погрузился в комиксы Джейн, оставив Джулиана совершенно подавленным.

Фиби прошла вперед. Нельзя позволить ему уйти: симпатичный, молодой, явно не собирается оказаться в далеких краях, чтобы стать «пушечным мясом», как глупо поступили некоторые из ее бывших любовников.

– Привет, я Фиби Брайер, – мягко сказала она, подавая ему руку с хорошо сделанным маникюром. – Я здесь работаю. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Конечно, только вы и сможете. – Джулиан смотрел на рыжие локоны, словно сошедшие с картин Тициана, на свежий цвет лица, живые глаза и аппетитные формы. «Какая привлекательная молодая женщина, – подумал он, – действительно, восхитительная, пальчики оближешь. К тому же дает понять, что она не против. Класс».

– Думаю, что именно вы и сможете мне помочь, мисс Брайер. – Он сказал это своим поставленным в Королевской Академии драматических искусств голосом, таким же мягким, как шелк, и очень соблазнительным. – Не окажете ли вы мне честь, позволив угостить вас чашечкой вкусного чая и сдобной булочкой в маленьком кафе на Шафтсбсри-авеню? – Он окинул ее взглядом, в котором было заметно желание, и Фиби почувствовала, как у нее на щеках вспыхнул румянец.

– Может быть, после следующего представления, – сказала она возбужденно.

«Не спеши, Фиби, – предостерег ее внутренний голос. – Слишком быстро после Джеми, тпру, притормози, дорогая, не спеши». Она одарила Джулиана мягкой, но вызывающей улыбкой.

– Хорошо, в полдень, но только на полчаса… к сожалению. Так что вам лучше прийти вовремя.

– Прекрасно, я буду там минута в минуту. О'кей? – Он снова улыбнулся, и она заметила ямочку на его подбородке.

– Хорошо, – сказала Фиби и по-девичьи залилась краской. – Я не опоздаю.

Фред опустил газету и, многозначительно посмотрев на часы, сказал:

– Послушай, милая, занавес поднимается через пятнадцать минут, а, судя по твоему виду, все это время тебе потребуется, чтобы нанести грим. – Он свирепо посмотрел на Джулиана и фыркнул. – Топай-ка отсюда, мальчуган, дай маленькой леди заняться работой. – И он снова уткнулся в свою газету.

– Значит, в полдень? – Джулиан подмигнул Фиби и, щегольским жестом надвинув на лоб шляпу, оставил ее один на один с щекочущим ноздри ароматом «Брайлкрима» и с зарождающимся чувством в сердце.

Глава 7

Джулиан Брукс был отчислен из начальной школы, расположенной на южном побережье Англии, когда ему было всего восемь лет. Для своего возраста он был очень маленького роста и, как ребенок, стеснялся и нервничал в окружении других детей.

Тихо плача, он стоял в толчее и суете вокзала Виктория, крепко прижимая к себе любимого медвежонка, а его мать, честная симпатичная женщина, сдержанно поцеловав его в щечку, простилась с ним на целых три осенних месяца.

В вагоне поезда, вместе с пятью другими сопящими восьмилетними мальчиками, которые пытались скрыть свое горе, печальный Джулиан невидящим взором смотрел на унылый сельский пейзаж Суссекса, а поезд постепенно набирал скорость.

Все женщины, за исключением его строгой матери, оставались для Джулиана загадкой. Его отец был убит в 1917 году в Аррасе, за два месяца до рождения Джулиана, и все бремя заботы о нем с самого рождения взяли на себя его мать и няня. Он не общался со взрослыми мужчинами и был напуган самой мыслью о том, что ему придется жить вместе с сотней других ребят. Ему хотелось остаться с мамой и любящей няней; он боялся ходить в школу-интернат.

Однако школа оказалась намного лучше, чем он ожидал. Он обнаружил, что может противостоять насмешкам мальчишек над своей слабостью, подшучивая над своим маленьким ростом и опережая их шутки. Вскоре он стал довольно успешно подражать Чарли Чаплину, B.C. Филдсу, Бастеру Китону, Гарольду Ллойду, каждую ночь развлекая всю спальню пародиями па кого-нибудь из знаменитых «звезд» и заставляя одноклассников смеяться так громко, что смотрительница вынуждена была стучать в дверь, грозя им свирепыми карами.

Когда ему исполнилось тринадцать лет, его отослали в Итон, где у Джулиана как-то помимо его воли проявилось влечение к Уилсону Майнору, который жил в соседней комнате. Из-за его поразительно красивого лица старшеклассники вскоре прозвали Джулиана «Милашка Брукс», и эта кличка прилипла к нему на всю жизнь. Он стал пользоваться большой популярностью, как «мальчик на побегушках» и, бегая по поручениям, приносил из деревенских магазинов кувшины или банки с медом, относил записки старшеклассников ребятам из других школ. Некоторые из этих семнадцати-восемнадцатилетних парней не скрывали, что хотели бы, чтобы милашка Брукс обслуживал только их, но Джулиан всегда отшучивался и не реагировал на их приставания. Он пользовался успехом в комнатах старших мальчиков, где по ночам удачно разыгрывал сценки из фильмов и спектаклей мюзик-холлов, услаждая их слух непристойными шуточками из своего богатого репертуара.

Однажды жарким июльским днем Симон Грей, высокий восемнадцатилетний старшеклассник из школы Джулиана, безуспешно пристававший к Джулиану в течение некоторого времени, послал его с запиской к своему тогдашнему «возлюбленному».

До дома мальчика было более двух миль изнурительного бега по страшной жаре. По пути туда Джулиан присел отдохнуть в тени большого вяза и стал обмахиваться конвертом, который от жары вскоре расклеился. Говорят, любопытство до добра не доводит. Напротив. Джулиан открыл конверт и с ужасом прочитал: «Дорогуша! Не правда ли, милашка Брукс превосходен! И я регулярно имею его вот уже шесть месяцев! Наверно, встретившись в следующий вторник, мы сможем вместе поиметь его. Вечно твой, Симон».

Сердце Джулиана чуть не выпрыгнуло из груди, и он почувствовал, как краска заливает его лицо и шею. Он был ужасно потрясен тем, что о нем могут говорить, как о проститутке или куске мяса. Вместе с Уилсоном Майнором они пренебрежительно называли тех, кто «занимался» этим друг с другом, «педиками». Но то, что его могут принимать за одного из «них», приводило его в ярость.