Идеальный любовник - Хенли Вирджиния. Страница 18

Хотя Шона О'Тула возмутило отношение деда, ему пришлось смириться с ним. Граф Килдэрский был человеком, самостоятельно принимающим решения, и Шон верил, что так и должно быть. Он отправился прямиком домой в Грейсто-унс, надеясь, что его отец сегодня вернется. По крайней мере он мог утешить мать тем, что предупредил ее отца и что дед пока в безопасности. Он не стал рассказывать матери об упрямстве Эдварда, но поделился этой информацией с Пэдди Берном.

Небо уже начинало темнеть, когда Джозеф вернулся из Дублина, куда он ездил покупать себе одежду для поездки в Лондон. Он ворвался в дом, как будто сам черт следовал за ним по пятам. Одного взгляда на его посеревшее лицо хватило, чтобы понять, что он привез ужасные новости.

— По всему Дублину говорят, что деда арестовали!

— Но я совсем недавно говорил с ним в доме у Мерфи, — запротестовал Шон.

— Да, там они его и схватили, на Томас-стрит… По слухам, там стреляли!

— Матерь Божья, если они его арестовали, то должны были тут же отправить в подземелья Дублинского замка, я должна поехать к нему, — настаивала Кэтлин.

Пэдди Берк попытался остановить ее:

— Мне кажется, вам следует дождаться Шеймуса.

— Мне следует, но я не стану, — отрезала она.

— Мы поедем с тобой, — решил Джозеф.

— Вот вы-то как раз не поедете, это точно!

— Я поеду с Кэтлин, — вступил в разговор Пэдди Берк. — Мы должны держать вас в стороне от этого, если только такое возможно.

Шон уставился на управляющего пронзительными темными глазами:

— Я отвезу мою мать в Дублинский замок. Вы не позволите Джозефу следовать за нами. Я пообещал дедушке, что удержу моего брата в стороне от этого.

Они отправились в Дублин в карете. Жители города стояли на улицах небольшими группами, лица у них посуровели. В замке мать настояла на том, чтобы Шон позволил ей самой вести переговоры. Она представилась по-королевски:

— Я Кэтлин Фитцжеральд, старшая дочь графа Килдэрского. Я требую свидания с моим отцом.

Им пришлось ждать целую вечность, пока чиновники сменяли один другого. И каждому она повторяла свою просьбу. Ей отвечали извинениями, просьбами подождать и прямым отказом, но Кэтлин никогда не принимала “нет” в качестве ответа. Восхищение Шона перед матерью не знало границ. Она показала себя истинной ирландской женщиной — выдержанной, берущей ответственность на себя, и ее сын видел, как английские чиновники отступали один за другим.

Наконец их провели в камеру под Дублинским замком, где томился в заключении Эдвард Фитцжеральд. Когда Кэтлин увидела, что отец ранен, ее ирландский темперамент дал себя знать. Она обрушилась на сопровождающего их охранника за то, что графа Килдэрского содержат не как полагается.

А граф Килдэрский был вне себя от гнева, потому что его дочь и внук появились в тюрьме и оказались втянутыми в эту историю.

Шон дал взятку стражнику, чтобы тот вышел из камеры и оставил их ненадолго наедине.

К гневу Кэтлин теперь примешивалась изрядная доля страха.

— Если вы умрете, я никогда больше не стану с вами разговаривать!

— Ты считаешь, что у тебя есть долг передо мной, но твой первый долг перед твоими сыновьями. Они немедленно должны уехать из Ирландии!

— Вы не имели никакого права жертвовать собой ради Ирландии, отец!

Шон знал о том, что оставалось неведомым его матери, — дед страдал от острой боли и ослабел от потери крови. Когда их взгляды встретились, он понял: старик знает о том, что умирает.

— Я боролся за душу нашего народа. Англичане способствуют вырождению ирландцев, преследуют нас и эксплуатируют. Шон, поклянись мне, что ты позаботишься о Джозефе.

Их руки встретились.

— Обещаю, — торжественно произнес внук.

Теряя последние силы, Эдвард позволил Кэтлин обработать рану у него на животе. Она отважно очистила ее и крепко перевязала полосами льняной ткани, оторванными от нижней юбки.

Стражник открыл дверь камеры:

— Ваше время истекло.

— Это твое время в Ирландии истекло, английская свинья!

Охранник поднял приклад своего ружья, но Шон выступил вперед, закрывая собой мать, и устремил на него испепеляющий взгляд своих стальных глаз. Солдат невольно отступил назад.

— Если с графом что-то случится, мы заявим об убийстве. — В негромком голосе Шона таилась такая угроза, что стражник немедленно ретировался.

К тому времени как мать с сыном оказались дома, Шеймус уже вернулся. Он молча слушал рассказ Кэтлин о произошедшем несчастье, потом обнял ее крепкой рукой, чтоби поделиться с ней своей силой. Обернувшись к сыновьям, О'Тул сказал:

— Вы, дьяволята, отправляетесь в Лондон. Сегодня же вечером!

Шон и Джозеф с командой, состоящей из трех Фитцжеральдов, поднялись на борт “Серы-1” сразу после полуночи. Было решено, что матросы высадят их в Лондоне и вернутся за ними через месяц, если только братьев не объявят в розыск.

Молодые О'Тулы отплывали с тяжелым сердцем. Им хотелось остаться с семьей, переживающей серьезные неприятности, но они знали, что отъезд неизбежен, потому что они оказались замешанными в ирландских беспорядках. Этого хотели их родные и требовал здравый смысл, но уезжать было нелегко. Оба испытывали чувство вины и казались себе крысами, бегущими с тонущего корабля.

Будучи в безопасности на борту шхуны, направляющейся в Лондон, Шон первым заступил на вахту у руля, пока Джозеф отдыхал. Он взглянул на звезды, и они показались ему сверкающими бриллиантами, рассыпанными по черному бархату. Пока нос “Серы-1” мягко разрезал волны, мысли Шона, оставив эмоции, вернулись к возникшим подозрениям.

Эдварда Фитцжеральда кто-то предал. Почему он снова и снова возвращается к Уильяму Монтегью? На первый взгляд в этом не было никакой логики. Монтегью глубоко увяз в предательском бизнесе. Ведь это он воровал ружья у собственной страны. О'Тулы и Монтегью — партнеры в течение восемнадцати лет, и никто никого ни разу не предал.

Шон копнул глубже в поисках мотивов. Какую выгоду предательство могло принести Хитрому Вилли? И тут он понял. Почему Монтегью был так заинтересован в помолвке дочери? И вот он, ответ, — чтобы она стала графиней Килдэрской! Шон вздохнул и признался сам себе, что настоящей причиной его подозрений была национальность Монтегью. Англичанин, и этого достаточно.

Позже, на своей койке, когда усталость наконец смежила его веки, он увидел странный сон.

Спиной к нему сидит женщина. Она совершенно обнажена. У нее великолепная спина, мягкие изгибы бедер, кожа подобна светлому бархату. Темные волосы прикрывают ей плечи, словно облако дыма. Он поднимает эту шелковистую массу и видит ее затылок, прикасается к нему губами, погружаясь в ее тепло и аромат. Его губы прокладывают дорожку вдоль позвоночника до ягодиц. Это место полно чувственности, и ему страстно хочется заняться с ней любовью. Он отлично знает ее, ему не надо смотреть ей в лицо. Но она не принадлежит ему. Почему запретный плод всегда слаще? Она принадлежит Уильяму Монтегью, она принадлежит Джозефу О'Тулу. Она пока еще не его. Пока нет.

Его губы спускаются ниже. Кончик языка скользит между упругими ягодицами. Его охватывает такое сумасшедшее желание, что он весь дрожит от страсти. Он нежно поворачивает женщину лицом к себе и в ужасе отдергивает руки. Кровь течет из раны на животе. На него смотрят глаза Эдварда Фитцжеральда. “Шон, поклянись мне, что ты позаботишься о Джозефе”.

Шон тут же проснулся, медленно осознавая, где он находится. Черт бы побрал Уильяма Монтегью, Эмбер Монтегью и Эмерелд Монтегью!

Эмерелд Монтегью казалось, что ее прокляли. Уродливый особняк из красного кирпича на Портмен-сквер, наполненный антиквариатом, казался мавзолеем без смеха ее матери. Девушка ощущала невосполнимость потери, опечаленная отсутствием матери, словно та умерла. Ей очень хотелось учиться в школе, что было бы счастливым избавлением, но отец тут же убил эту надежду. В школе она ускользнет из-под его контроля, а это неприемлемо для Уильяма Монтегью.