Наступление бури - Кейн Рэйчел. Страница 36

Дэвид поднял на меня полыхавшие раскаленной бронзой глаза. Чужие. Знакомые. Пугающие.

Оторвавшись от Ашана, он с трудом выпрямился и тут же привалился к подвернувшемуся «Фольксвагену»-«жуку». Сигнализация машины тут же умолкла: он рассеянно отключил ее, легонько постучав пальцами по капоту, потом, с видимым усилием, взял себя в руки и облачился в сформировавшуюся из уплотнившегося воздуха синюю рубашку: правда, до того, чтобы ее еще и застегнуть, у него руки не дошли. А возможно, на это просто не хватило сил. Выглядел он крайне слабым.

— Дэвид, — прошептала я. Руки мои вцепились в ограду с такой силой, что для их разъединения, пожалуй, могло потребоваться хирургическое вмешательство.

Он снова поднял глаза, и по его лицу промелькнула слабая, призрачная улыбка.

А потом он растворился.

Охнув, я подалась вперед, высматривая его. Но он исчез, исчез, исчез…

По мне скользнули теплые руки. Я прикусила губу, чтобы не дать пролиться подступавшим к глазам слезам, и подалась назад, в его объятия.

— Шшш, — прошептал Дэвид мне в ухо, и его дыхание пошевелило мои волосы. — Времени мало. Я не мог забрать у него достаточно энергии, чтобы сохранять это обличье: я не хочу убивать его. Даже его.

— Знаю, — откликнулась я и повернулась к нему. Он выглядел нормально. Здоровым, разумным, в полном порядке во всех смыслах слова, и тем большим мучением было для меня осознавать, что все это временно. Что для поддержания этой иллюзии нормальности ему необходимо снова, снова и снова поглощать энергию.

Я поцеловала его, крепко-крепко, насколько хватило дыхания. Он ответил тем же, пытаясь вложить как можно больше чувств в отведенное нам столь недолгое время: моя голова покоилась в колыбели его сильных ладоней, его теплые, шелковистые губы жадно прильнули к моим. Когда мы разъединились, ощущение было такое, будто я утратила часть себя. Но я продолжала чувствовать его внутренне: связь между нами не просто восстановилась, а гудела, наполненная энергией. Но ощущала я и слабый ее отток: энергии во мне оставалось немного, и что-то в нем откачивало ее, и она исчезала, словно в черной дыре.

— Отправь меня обратно в бутылку! — потребовал Дэвид. — Ты должна это сделать. Не мешкай!

Я кивнула. Он запустил пальцы в мои волосы и распрямил кудряшки, сделав локоны гладкими и шелковистыми, что, как он знал, мне всегда нравилось.

— Я люблю тебя, — промолвил Дэвид. Боже, как же мне было больно! Потому что я, вопреки всему, знала, что это значит.

Я произнесла нужные слова, и Дэвид исчез, втянулся в бутылку, которую я оставила, совсем о ней позабыв, на железном столике. Теперь я забрала ее, удивившись тому, что она оказалась на несколько градусов холоднее, и только после этого повернулась посмотреть, как там Ашан.

Он был жив. Более того, он уже шевелился. Перекатился и приподнялся, опираясь одной рукой о мостовую, на колени. Выглядел он так, словно из него вышибли все дерьмо, однако я была абсолютно уверена в том, что он вне себя от ярости и уже ищет возможность посчитаться. А прибегнуть к защите Дэвида я не могла. Никак не могла, пока он едва сохранял рассудок и идентичность.

Я стояла и смотрела вниз. Ашан поднялся на ноги, провел рукой по костюму, заставив исчезнуть все разрывы и пятна, и вновь оказался в безупречном одеянии от «Брукс бразерс». Ни дать ни взять менеджер по продажам, правда, с таким выражением лица ему было впору продавать только огнестрельное оружие да похоронные принадлежности.

Он стоял неподвижно, с пламенеющей угрозой во взоре, и ждал.

— Попробуй сунуться ко мне снова, — сказала я, — и все, что от тебя осталось, будет скормлено ифриту.

Ашан произнес что-то на текучем языке джиннов, и я, хоть и не знала наречия, прекрасно поняла, что это отнюдь не комплимент.

— Я не шучу. Убирайся отсюда, Ашан, и не вздумай возвращаться. В другой раз так легко не отделаешься.

Дверь позади меня сдвинулась, и я услышала голос Сары.

— Джо? Имон пришел. Я готова подавать макароны. И, послушай насчет полиции, тебе правда надо им позвонить. Плевать, что этот малый сам коп: он не при исполнении, и то, чем он занимается, противозаконно.

Я не двинулась. Ашан, внизу, на мостовой, тоже. Мы играли с ним в гляделки добрых тридцать секунд. Ветер, трепавший мою одежду и волосы, дул сначала на запад, потом на юг. Такие неустойчивые ветры порождаются кипением эфира. Да, погода, можно сказать, сбрендила, а сейчас, надо думать, сходят с ума наблюдающие за этим Хранители. Подумав о них, я вспомнила о происшествии на мосту. Как восприняли это событие Хранители, я не знала, зато точно знала, что там погиб человек. Об этом следовало доложить.

— Джо? — озабоченно окликнула меня Сара. — Ты в порядке?

Открыв дверь пошире, она шагнула ко мне, окружив меня благоуханием туалетной воды «Булгари омниа», стоившей, если верить ее заверениям, на распродаже семьдесят пять долларов за две унции. Ветер взлохматил ее волосы, когда она хмуро воззрилась на парковочную площадку, на белый фургон, а потом с глубоким, возбужденным вздохом заявила:

— Ну конечно, он там! Все, я звоню в полицию. В конце концов, пусть они заставят его прекратить торчать под окнами и беспрерывно за нами следить.

Между тем глаза стоявшего на площадке Ашана, снова ставшие из серебристых серо-голубыми, переместились с меня на мою сестру. Он улыбнулся. То была улыбка князя тьмы, издевательская, холодящая, устрашающая. Я почувствовала, как во мне вздымается ярость.

«Не смей, ублюдок! Не смей так смотреть на мою сестру!»

Прочел Ашан мои мысли или нет, но только он развеялся, не издав больше ни звука. Исчез, оставив лишь ощущение смутной, неопределенной угрозы. Я с шумом втянула воздух, обернулась и коснулась холодными, дрожащими пальцами гладкой кожи обнаженного плеча Сары.

— Все в порядке, — промолвила я. — Правда, теперь все в порядке. Самое время сесть за стол и спокойно пообедать.

Да. По крайней мере, это стало возможным.

Пока мы с Ашаном, как Джульетта и Ромео, разыгрывали убийственную «сцену на балконе», Сара преобразила стоявший в моей столовой стол, тоже, естественно, подержанный, из никчемной рухляди в нечто, походившее на образец дизайнерской мебели, приготовленный для рекламной съемки. Скатерть из небеленого полотна я узнала: она досталась мне от матушки и была настолько большущей, что ей впору было накрывать машину, но Сара эффектно дополнила ее столовой дорожкой с шелковыми кисточками, свечами и вазой, где стояли в воде свежие цветы. Посуда, вся подобранная в тон, выглядела на удивление новой. Ультрасовременная, странной формы, матово-черная: еще вчера вечером в моем арсенале столовых принадлежностей ничего подобного не было. По правде сказать, вся моя подборка столового фарфора состояла из видавших виды тарелок и чашек «Меламак» да нескольких разрозненных экземпляров обшарпанных «Корнингуэр».

Кухня выглядела безукоризненно. Три бокала охлажденного белого вина, стоявшие возле тарелок, деликатно поблескивали в свете свечей.

Имон стоял возле стола, спиной к нам, взгляд его был обращен к экрану беззвучно работавшего (тоже, конечно, далеко не нового) телевизора: кажется, там показывали финансовые новости. Услышав, как закрылась дверь в патио, он обернулся.

Да, должна признать, выглядел он хорошо. Как и Сара, он воплощал в жизнь лозунг «одеваясь — производи впечатление», чего порой не хватало мне. На нем были брюки из плотного темного шелка и рубашка восхитительного персикового цвета, расстегнутая ровно настолько, чтобы подчеркнуть непринужденность, но без малейшего намека на столь распространенный ныне неряшливый постмодернизм в стиле «диско». Ручная работа, преподнесенная с небрежностью человека, для которого все это само собой разумеется. Высший класс, поданный естественно, без потуг.

Он протянул мне руку. Я, не задумываясь, приняла ее и вдруг увидела, что улыбка на его лице сменилась озабоченным выражением.

— Джоанн, да вы прямо ледышка, — промолвил он. — С вами все в порядке?