Наступление бури - Кейн Рэйчел. Страница 69

Он попытался, даже рот открыл, но не смог издать ни звука. Покачал, в огорчении, головой, покрепче сжал меня в объятиях и двинулся через горы искореженного металла и ломаной мебели, держа путь к металлической лестнице, что вела на парковочную площадку.

—

Пожалуйста… нет, погоди, мне нужно вернуть бутылку, мы не можем просто оставить ее здесь. Дэвид, я приказываю, скажи, где она?

Он коснулся моих губ поцелуем, мягким и очень печальным, и произнес:

—

Это не сработает. Ты больше не моя хозяйка.

И только тут я поняла, что и впрямь не ощущаю связи — связи между хозяином и джинном.

Кто-то другой завладел его бутылкой.

—

Кто?..

Черная туча над головой громыхнула, я ощутила порыв ветра, взъерошивший мои волосы. Дэвид прибавил шагу, двигаясь с потрясающей легкостью и грацией: похоже, он уже не слишком заботился о том, чтобы выглядеть обычным человеком. Мне вспомнилось, каким он был на эстакаде. Сверхъестественное равновесие, странный, не от мира сего, контроль. Вот и сейчас он взлетел по металлическим ступеням, перескакивая по две за раз.

Сара с трудом пыталась поспевать следом.

Дэвид отнес меня к мини-фургону и посадил на пассажирское сиденье. Когда он устраивал меня поудобнее, я чувствовала щекой тепло его ладони. Вспышка молнии высветила половину его фигуры голубым светом, тогда как другая, в луче прожектора, высвечивалась белым.

—

Не ищи меня, — промолвил он. — Так будет лучше. Рядом со мной тебе будет небезопасно.

Он поцеловал меня. Мягкими, как у ребенка, губами, влажными, шелковистыми и жаркими. Я ощутила вкус персиков, корицы — и силы.

Когда Дэвид попытался отстраниться, я удержала его, продлевая поцелуй. Стараясь таким образом отпить, вернуть немного забранной у меня силы.

Немного, но достаточно, чтобы снова стать Хранителем, пусть и далеко не могущественным.

Но по мере того, как я делала это, он на глазах холодел и разуплотнялся. Пока еще не настолько, чтобы превратиться в ифрита, хотя с потерей энергии это было неотвратимо.

Но сейчас, по крайней мере, мы пребывали в некоем подобии равновесия. Связь, хоть и совсем другая, чем между хозяином и джинном, осуществлялась в обоих направлениях.

—

Но если бутылка теперь не моя, ты не должен был являться на мой зов, — промолвила я, касаясь пальцами его щеки, а потом трогая мягкие пряди его волос. — Раз я не хозяйка…

—

Я всегда твой, — прервал меня Дэвид. — Всегда. Бутылка тут ни при чем.

Он прижался ко мне лбом, и меня обдало его жаркое дыхание.

—

Ты это еще не поняла?

Очередная молния полыхнула так ярко, что заставила меня закрыть глаза, а когда я открыла их, руки мои были пусты. Дэвид исчез.

Я не заплакала, я была слишком ошеломлена и опустошена, чтобы плакать.

Сара выбралась из рва по металлической лестнице, запыхавшаяся, потная, перепачканная с головы до ног.

Она распахнула дверь кабины, заглянула внутрь и встретилась со мной взглядом. Ее глаза были круглыми, как у испуганного зверька.

—

Откуда он вообще взялся. Э… погоди, а куда он делся?

Я только и смогла, что покачать головой. На долгую секунду Сара задержала на мне оценивающий взгляд, а потом закрыла дверь и уселась на водительское место. Взревел двигатель, и она направила мини-фургон к выезду со свалки.

—

Он джинн, — устало промолвила я, прислонившись лбом к ветровому стеклу. — Магия существует на самом деле. Я управляю погодой. Он бессмертное существо, сотворенное из огня, исполняющее желания. Я все собиралась тебе рассказать, да руки не доходили.

Сара промолчала, но тормознула так резко, что нас основательно тряхануло. Несколько долгих секунд мы просто сидели, ничего не говоря, пока по фургону не забарабанили первые капли усиливавшегося с каждым мгновением дождя.

—

Ладно, — сказала наконец она, — по крайней мере, он классный. А ты, часом, не спятила?

Я вздохнула.

Мы поехали домой. Я была больной, измученной, вся в порезах и синяках, но категорически отвергла все призывы Сары обратиться в медпункт или пункт психологической помощи, какие бы, по ее мнению, классные доктора там ни принимали. Грязь и пот я смыла под новым массажным душем (не все привнесенные Сарой новации были так уж плохи) и завалилась на свою новехонькую постель, слишком вымотанная для того, чтобы задуматься, с чего начать завтрашний день, учитывая всех моих врагов, а также кризисы и войны. Дэвид, во всяком случае, не был погребен под тоннами мусора на свалке — или, по крайней мере, я так не думала. Пожалуй, то была наибольшая победа, на какую можно было рассчитывать в такой день.

Оглядываясь назад, могу сказать: будь в моей голове хоть чуточку мозгов, я ни за что не сомкнула бы глаз.

Интерлюдия

Когда шторм разрушает остров, который люди называли Атлантидой, он мало того что уничтожает на нем жизнь во всех ее проявлениях, сдирает с него слой плодородной почвы и погружает оставшиеся от него голые скалы в волнующееся море, происходит нечто странное. Это действо сопровождается столь колоссальным выбросом энергии смерти, что, дабы удержать равновесие, обретают существование пять сотен джиннов, в каждом из которых заключена некая толика жизни этого погибшего, прекрасного острова.

Они потерянные и одинокие, эти новые порождения жизни.

Они могущественные и страшные. Шторм, не усмотрев в них горючего для своих топок, поворачивает на север, туда, где лежит богатая, зеленая страна, полная энергии, полная жизни, полная всего того хрупкого и уязвимого, что он в своей ярости способен перемолоть в муку.

Именно здесь начинается моя история, история моей ошибки. Я не могу остановить происходящее. Джинны не в силах сделать это, даже с помощью новоявленных Пятисот. Шторм имеет естественное происхождение, а мы не можем противиться проявлениям воли Матери даже с малой долей того успеха, с каким сражаемся друг с другом или с тем, что привносят в мир люди.

Нам угрожает конец света, а мы, джинны, спорим и препираемся между собой. Некоторые пытаются отвести шторм в сторону, но эта задача оказывается для нас непосильной.

И тогда я черпаю у Матери силу и наделяю ею людей, делая их Хранителями. И даю им возможность порабощать джиннов. Обет служения позволяет Хранителям направлять действия джиннов, а нам дает возможность, высвобождая и усиливая растворенную в людях силу, создать наконец энергетическую сеть, способную ослабить шторм.

Тот миг, когда мы, люди и джинны, действуя совместно, побеждаем шторм, угрожающий гибелью всему миру… становится мигом всеобщего единения. Безукоризненного порядка. Но ничто безукоризненное не вечно, и когда для Хранителей приходит время вернуть данную мною власть над джиннами, они отказываются.

Что мне следовало бы предвидеть.

Ашан и его соратники разрывают сделку, заключенную мною тысячелетие назад. Они делают то, на что я так и не отважился: возвращают себе свободу. Я их не виню. Я виню себя.

Снова настает время очищения. Время соскрести все наносное, обнажив суть, как обнажил некогда шторм скалы Атлантиды. Может быть, оно и к лучшему. В конце концов, я желал джиннам свободы с незапамятных времен, но никогда не сталкивался с этим вот так, вплотную. Не вставал перед выбором.

А это правильный выбор.

Будь Дэвид здесь, он назвал бы меня безумцем.

Но его здесь нет. Впервые в моей жизни, и как человека, и как джинна, его нет рядом, чтобы помочь мне. Я стою в конце дороги, уходящей в непроглядную тьму, и не знаю, есть ли вообще правильные ответы на все эти вопросы.

Или есть лишь необходимость выбора.

Думаю, я так и буду сидеть здесь, на берегу, глядя, как волны вздымаются, разлетаясь брызгами, к небу. Туда, где, вихрясь и кружа, возрождается к жизни, стремясь завершить некогда начатое смертоносное дело, тот давний шторм. Хранители, знали они это или нет, тысячелетиями сражались именно с ним. Ну а я, я всегда чувствовал это, улавливал нечто знакомое в том, как он вновь и вновь набрасывал свой облачный плащ и выходил на новый бой.