Эхо во тьме - Риверс Франсин. Страница 35

Повернув голову, она увидела, что неясная фигура по-прежнему стоит на месте, в темном углу помещения. Может, к ней явился сам Асклепий?

— Кто ты? — хрипло прошептала Юлия со страхом и в то же время с надеждой.

Незнакомец заговорил низким, странным голосом, и она поняла, что он поет какую-то песнь. Голос был каким-то гудящим, слов она не понимала. Ей снова захотелось спать, но она стала бороться со сном, не желая больше видеть змей. Однако она ничего не могла поделать с воздействием тех лекарств, которые ей дали, и поэтому снова погрузилась в темноту…

Услышав лай собак, она застонала. Собаки приближались к ней все быстрее и быстрее. Она бежала от них по горячей каменной равнине. Оглянувшись назад, она увидела, что собаки сбиваются в стаи и бегут за ней. Она споткнулась и упала, вскочила снова, ее легкие уже горели от неистового бега. Собаки нагоняли ее, их лай становился невыносимым, а при виде когтей можно было сойти с ума от страха.

— Кто-нибудь, помогите! Помогите!..

Юлия снова споткнулась, и не успела она вскочить, как собаки набросились на нее, но не для того, чтобы лизать ее раны, а для того, чтобы разорвать ее на куски. С диким криком она сопротивлялась им.

Продолжая кричать, Юлия проснулась и привстала на своей узкой постели. Спустя минуту она задышала ровнее, и только тогда до нее дошло, что это всего лишь сон. Никакой фигуры в темном углу помещения не было. Юлия закрыла лицо руками и заплакала, боясь снова заснуть. Так она и просидела долгие и холодные часы, пока не забрезжил рассвет.

Утром к ней пришел распорядитель и спросил, что она видела во сне. Она все ему рассказала в подробностях и увидела, как помрачнело его лицо.

— Что-нибудь не так? Это дурной знак? Я не исцелюсь? — спросила она почти шепотом, со слезами на глазах. От страха у нее свело в животе, она уже была на грани истерики. Сцепив руки, она с большим трудом старалась не разрыдаться.

— Асклепий послал тебе добрый знак, — спокойно заверил ее распорядитель, и на его лице снова не было никаких эмоций. — Много змей, много собак. Это необычно. Твои молитвы дошли до самого почитаемого нами бога.

Юлии такое истолкование почему-то не понравилось. В глазах этого человека она увидела что-то ужасное и неопределенное. Она была уверена, что сейчас он скажет ей то, что она так долго хотела услышать. И все же она не удержалась от вопроса:

— Значит, я выздоровею?

Он кивнул:

— Со временем Асклепий восстановит твое здоровье.

— Со временем, — безрадостно повторила она. — И сколько же времени должно пройти?

— В тебе должно быть больше веры, женщина.

И тут она поняла.

— Как мне показать Асклепию, что во мне достаточно веры, чтобы он исцелил меня? — произнесла она, стараясь, чтобы в ее голосе не было слышно горького цинизма. Она знала, что ее ждет. Она уже слышала нечто подобное от доброго десятка жрецов других богов, чье благословение она пыталась обрести, но так и не обрела.

Распорядитель слегка поднял голову и прищурил глаза.

— В молитвах, в медитации, в жертвоприношениях. И когда ты выздоровеешь, тебе надо будет воздать благодарность достойными дарами.

Юлия отвернулась от него и закрыла глаза. У нее не было больше сил для длительных молитв, сердце больше не призывало ее к медитациям и жертвам. Тех богатств, которых, как ей казалось, у нее было достаточно, для того чтобы прожить всю жизнь в роскоши, теперь почти не осталось — все украл Прим. Он лишил ее большей части состояния, а потом исчез из Ефеса. Вероятно, что он, как и Калаба, просто сел на корабль и отправился в Рим, где теперь его ждет куда более роскошная жизнь, чем здесь, когда он наблюдал, как Юлия медленно умирает от какой-то неведомой болезни.

Всего несколько дней назад Юлия узнала, что денег у нее осталось едва лишь на то, чтобы жить без особых излишеств. И вряд ли ей удастся принести Асклепию достойный дар, о котором ей здесь было сказано: золотое изображение тех внутренних органов, которые у нее болят. Но ее беспокоила не столько боль, сколько растущая слабость… Постоянный жар, тошнота, потливость, периодически повторяющийся озноб и кровоточащие язвы в интимных местах — все это доводило ее до полного изнеможения.

— Почему бы тебе не покончить с собой, чтобы положить конец своим страданиям раз и навсегда? — сказал ей Прим по время разговора, который, как потом оказалось, был последним в их жизни. — Избавься от своих мучений.

Но Юлия хотела жить! Она не хотела умирать и проводить во тьме всю оставшуюся вечность. Она не хотела умирать и сталкиваться с тем неизведанным ужасом, который ждал ее впереди.

Ей было страшно.

— У меня совсем мало денег, — сказала она, снова повернувшись к распорядителю, который молча ждал, что она скажет. — Мой муж забрал большую часть моего состояния и бросил меня. У меня нет средств, чтобы принести дары из золота, серебра или даже меди.

— Жаль, — ответил тот без всяких эмоций. Потом он встал. — Твоя одежда на полке. Пожалуйста, тунику оставь здесь.

Ее поразило его равнодушие.

Оставшись одна, Юлия долго сидела на постели, не испытывая уже никаких чувств, — так она устала и была подавлена. Спустя достаточно продолжительное время она, наконец, встала, сняла выданную ей белую одежду и облачилась в свою тунику из тонкого голубого льна. Она потрогала свои мочки ушей и шею, которые еще вчера были украшены последними ее золотыми драгоценностями, после чего безвольно опустила руки. Потом она взяла свою голубую шаль с элегантной дорогой оторочкой и накрыла ею голову и плечи.

Подняв голову, она вышла в коридор. Несколько служителей остановили ее и спросили, как у нее прошла ночь, ответили ли боги на ее молитву. Улыбаясь, Юлия солгала им, сказав, что получила исцеление.

— Слава Асклепию! — восклицали служители один за другим.

Юлия быстро прошла через двор и пропилеи на заполненную людьми улицу. Ей хотелось быть дома. Не на этой вилле в Ефесе. Ей хотелось оказаться на своей родной вилле в Риме, снова стать ребенком. Она хотела вернуться в те времена, когда вся жизнь была у ее ног, блестящая, удивительная, яркая, подобно краскам разгорающегося дня, свежая и новая, полная возможностей выбрать свой путь.

Ей хотелось начать все сначала. Если бы она только могла, она совсем иначе устроила бы свою жизнь, и у нее все бы пошло по-другому!

Юлия думала, что Асклепий даст ей такую возможность. Она думала, что ее молитвы, ее жертвы станут достойной платой за это. А он посылал ей змей. Он посылал ей собак.

И все же в глубине души Юлия догадывалась, что эти ее старания напрасны. Ее охватывала бессильная ярость.

— Камень! Вот что ты такое! Никого ты не можешь вылечить! Ты всего лишь холодный и мертвый камень!

В следующее мгновение она с кем-то столкнулась.

— Будь ты неладна, женщина! Смотри, куда идешь!

Зарыдав, Юлия побежала прочь от этого места.

11

«Минерва» причалила к пристани Кесарии в начале сезона весеннего потепления. Несмотря на то что город был построен иудейским царем, Марк обнаружил, что и по внешнему облику, и по атмосфере Кесария очень напоминает Рим, вечный город, в котором он вырос. Четыре столетия назад этот город был основан финикийцами, которые построили здесь небольшую якорную стоянку, названную Небесной Башней в честь одного из своих царей. Эта стоянка была расширена и укреплена Иродом Великим, который и назвал новый город в честь императора Кесаря Августа. Кесария стала одним из самых важных морских портов империи и местом пребывания римского наместника Палестины.

Ирод перестраивал и расширял город, подражая при этом Риму. Влияние эллинизма сразу бросалось в глаза, стоило увидеть в городе амфитеатр, ипподром, бани и акведуки. Был здесь храм поклонения Августу, а также статуи различных римских и греческих богов, которые продолжали приводить в неистовство праведных иудеев. Марк знал, что в городе часто вспыхивают конфликты между иудеями и греками. Последние кровопролитные волнения были здесь десять лет назад, но Веспасиан и его сын, Тит, жестоко пресекли их, после чего двинули свои войска в сердце Иудеи, в Иерусалим. Веспасиан был провозглашен тогда императором Кесарии, а сам город стал частью Римской империи.