И весь ее джаз… - Гольман Иосиф Абрамович. Страница 19

Значит, одно из двух: либо команда начнет играть и зарабатывать, либо Коля уйдет искать лучшую долю, во всех смыслах.

И, наконец, вокал.

Самый деликатный вопрос. Она же сама вокалистка. Это и есть корень преткновения всех талантливых людей, волею случая ставших администраторами. Продвигать только себя единственную – увеличить риски для всего коллектива. Искать таланты ярче своего – ах как это отвратительно сознавать.

Наступив на горло собственной песне – опять в прямом смысле слова, – Машка пригласила Валечку Толоконникову с третьего курса.

Это – что-то!

Представьте себе русскую красавицу, не очень высокую, не худенькую, с русой, естественно, косой до пояса и аккуратной головкой с прямым пробором. Щечки розовые, круглые, носик курносый, глазки голубые. Ни одного отступления от стандарта, кроме отсутствия сарафана и кокошника.

И вот выходит это чудо на сцену, берет микрофон, приоткрывает свои алые губки… и наверняка половина великих негров из Нового Орлеана вертятся в гробах, как пропеллеры! Хриплый, как будто прокуренный, бас (притом что девушка не курит вообще), невероятные, низкие обертоны и сумасшедший, мгновенно заводящий зал драйв!

Как говорится, наличие большого таланта в этом невысоком человеке – медицинский факт. Но не только талант присутствовал в Валечке Толоконниковой. В ее обыденной жизни имела место та же безумная страсть, что и в ее вокале. Если человек был ей симпатичен, то сразу определялся гениальным или, как минимум, неповторимым. Если же нет, то имелись иные определения. Для мужчин начальная степень неодобрения была – мудень в штанах. Для женщин, минимально жесткое – сука тупая.

Кстати, высшее одобрение девушка также отмечала двумя нелитованными терминами: …здато и невъ…бенно.

Все это Машка мысленно вспомнила вовсе не для того, чтобы унизить вокалистку-соперницу, а для того, чтобы лишний раз посочувствовать себе, музыкальному руководителю и идеологу «Mashka-Band». Ведь нужно будет и концерты проводить, и следить за тем, чтобы восторженные почитатели Валечкиных вокальных способностей не нарвались на ее способности вербальные.

Но – хватит о грустном. Потому что, похоже, счастье постучалось в ее двери. Тьфу-тьфу, чтоб не спугнуть.

И опять это мистически связано с ее бывшим преподавателем, Ефимом Аркадьевичем. В свое время он, будем называть вещи своими именами, спас ее сестру Женьку. И, что мелочи по сравнению с первым, – дал возможность Ежковой получить диплом маркетолога и рекламиста.

Теперь же он легким мановением пухлой и не сильно мускулистой руки с «Ролексом» последовательно решил целый ряд нерешаемых проблем. С репетиционной базой, с недостающей аппаратурой и, главное… с оплачиваемыми концертами!!!

Его логика была проста и понятна, а счастье заключалось в том, что, осчастливливая Машку, он попутно решал собственные бизнес-задачи. Это делало совместное будущее предсказуемым.

Итак, чем занимался ее препод?

Разыскивал по городам и весям очень талантливых и очень непризнанных художников. Эта задача, как оказалось, была несложной. В городах и особенно в весях – кстати, что это такое? – таланты ходили стаями. Причем практически все – непризнанные.

Дальше было самое трудное: определить, кто из этих непризнанных в принципе промотируем. Береславский, как нормальный ученый, даже выделил и классифицировал признаки этой промотируемости.

Талант – один из них, самый банальный.

Кроме него, имелось еще не менее десятка. Например, задел готовых работ. Все просто, как в его лекциях по маркетингу. Скажем, выкупил Береславский у художника десять работ. И потом вложил в раскрутку (художника и его работ) миллион рублей. Итого в начале бизнеса на одну картину пришлось сто тысяч рублей накладных расходов. Хреновое начало.

А вот если выкупил сто картин? Уже по десять тысяч накладных.

Кроме экономических критериев, были и общечеловеческие. Ведь что получалось: художник за свой труд имел немного, особенно на старте раскрутки. Примерно столько же имел Береславский (в лучшем случае), все остальное уходило на рекламу, пиар и арт-технологии (оцифровать картины, каталогизировать, нанять искусствоведов, напечатать принты, организовать выставки и продажу работ). Обычно же Ефим Аркадьевич в этот период только тратил, хотя категорически возражал, когда кто-то называл его меценатом.

– Я не меценат! – обиженно орал он. – Я – акула капитализма! Я еще заработаю на этих картинах свои миллионы!

При этом он был наполовину прав. Капитализм здесь, несомненно, присутствовал: чем больше «раскручивал» Береславский очередного художника, тем сильнее дорожали залежи картин на его складе. Во всем этом было лишь одно «но» – подобный бизнес не предполагал быстрых денег.

Тем не менее продажи случались. И не все художники переживали тот факт, что из заработанных бабок им достается лишь десять процентов. Даже умные мучились, успокаивая себя тем, что надежные небольшие выплаты лучше ненадежных больших. Глупые же пускались во все тяжкие – от тупого разрыва договора до подторговывания картинами из мастерской по дешевке.

В итоге на каждый удачный опыт у профессора имелись два неудачных.

Что не мешало ему ходить с горящими глазами и ощущать себя в некотором смысле мессией. Он так и говорил, в минуты откровения: «Бог дал этим людям талант, а потом послал к ним меня, его реализовать».

Ни больше ни меньше.

Впрочем, Маше сейчас не хотелось долго рассуждать о бизнесе Береславского, хотя эта тема тесно перекликалась с самым главным. А именно: для раскрутки арт-объектов и их авторов, а также для прямых продаж Ефим Аркадьевич безумно нуждался в потоке состоятельных людей через его богом забытую галерейку в Измайлово! Сладкое слово «траффик» способно сделать маркетолога либо счастливцем, либо… банкротом. Нет траффика – нет продаж. И если в интернет-магазинах траффик виртуальный, то картины, хоть сколько-то стоящие, покупают только после очного знакомства.

Объединившись, обе высокие договаривающиеся стороны получали то, что каждый хотел: «Mashka-Band» – репетиционную базу и публику на концерты, Береславский – вожделенный целевой траффик. Почему целевой? Потому что круг приглашенных устанавливал он сам. Пригласить же людей на закрытый концерт было куда легче, чем просто в галерею. А среди его знакомых имелось до черта людей с деньгами и эстетическими потребностями.

Вот такой у них завязывался кросс-промоушн, и, соответственно, такая была главная радость музыкально-административной жизни вокалистки-бизнесменши Марии Ежковой.

Но были и еще радости, тоже начавшиеся с вечера и продолжившиеся с утра. Женька прошла вчера очередное обследование и получила заключение, сделавшее и маму, и папу, и старшую сестру счастливыми, – практически здорова. Лишь Венька с Электрой никогда, к счастью, не видевшие среднюю сестру полуживой, отнеслись к новости спокойно. А новость-то действительно была крутая: далеко не все дети, перенесшие протезирование клапанов, оказываются такими счастливчиками. Теперь Женюля может спокойно учиться в институте, в чем тоже поможет Береславский.

Электровеник также порадовал: оба сдали тесты на переход в спецшколу. Машка не была уверена, что Электре нужна повышенная физматподготовка, но язык там отличный, а слишком много свободного времени у сильно умной девчонки – тоже нехорошо. Пусть лучше математикой напрягает извилины, чем еще чем-нибудь, менее безопасным. Вениамин же спал и видел учебу в физматшколе, где уже учились его головастые друзья.

А еще – вчера состоялся не только первый концерт «Mashka-Band» для публики, изначально пришедшей на них, но и первый в истории группы оплаченный концерт. Береславский вообще-то платить не собирался, однако необдуманно пообещал, что если кто-то из посетителей купит картину, то отдаст половину денег музыкантам. Потом, возможно, пожалел, но – пацан сказал, пацан сделал. Вот так четверо джазменов – себе Машка в этот раз денег не брала – стали обладателями аж сорока тысяч рублей! Басист был счастлив, Коля Волков – озадачен и сбит с толку (неужели он недооценил свое нынешнее место работы?), Таня Лазуткина просто забыла взять свою десятку, вероятно – из-за незначительности суммы. Валечка же вслух выразила крайнюю степень одобрения, и Машка едва успела отвлечь седого толстого господина нефтяника от этого фонетического откровения.