И весь ее джаз… - Гольман Иосиф Абрамович. Страница 26

– Меня ищут. Найдут – убьют. Ты рискуешь, оставаясь здесь.

Она кивнула в третий раз, и я понял, что, как ее ни пугай, она будет кивать до бесконечности.

– Так что, будем считать, договорились.

Потом она ушла в ванную, а я спустился вниз, благо бабский магазин был на цокольном этаже нашей пятиэтажки. Успел за пять минут до закрытия.

Купил все, что нужно: трусы, лифчик, колготки, юбку, халат, платье и кофту. Вроде больше на них я ничего не обнаруживал.

Уже уходя, купил какую-то хрень в голову, в волосы: типа божьей коровки, только со сверкучими стеклышками.

Поднялся наверх – она была еще в ванной.

– Давай выходи, – постучал я в дверь.

Не дождавшись ответа, напрягся и вышиб игрушечный замок.

Она стояла под душем и молча смотрела на меня. Кожа у нее была синяя.

Я сунул руку под воду – вода была холодная.

– Ты что, спятила?! – заорал я, крутя краны.

Когда пошла горячая, я начал руками растирать ее кожу. Это было непростым делом – ключицы казались тоньше, чем куриные кости.

Но постепенно к щекам вернулся ее обычный, розово-смуглый цвет.

– Ты что ж творишь? – спросил я, когда отошел от первого испуга. – Почему стояла под холодной водой?

– Я не знала, как сделать горячую. Не нашла печки.

Господи, этого мне еще не хватало!

Наивной чукотской девочки. Не разобралась с трехпозиционным краном. На какой заимке она росла?

Я велел ей вылезать из ванны, но столкнулся с необычным.

Обычно – это когда мои слова тут же выполняют. Она же их просто проигнорировала.

– Ну и? – угрожающе спросил я. Девяносто процентов моих знакомых просто бы обосрались, услышав этот вопрос.

Девушка же лишь протянула мне банку с шампунем – открыть у самой не хватало сил.

– Я не могу с грязной головой, – сказала она.

– А вчера могла? – спросил я и дорого бы дал, чтобы забрать эти слова назад.

Она отвернулась и начала мыть голову шампунем.

Мне было стыдно, сам не знаю почему. Я стал тоже намыливать ей голову.

– Ты промокнешь, – сказала она.

Наверное, лучше бы мне было раздеться. Но почему-то не захотелось показывать свое тело. И из-за наколок, и из-за того, что там, где я обычно обитал, не было тренеров по фитнесу.

Она тоже вряд ли пользовалась их услугами. Однако ее девятнадцать – это не мои пятьдесят два.

Короче, я действительно промок. Потому что она не вылезла из-под душа, пока не вымыла свои волосы трижды. Густые и тяжелые, темные, но не черные, они доставали ей до середины спины. Как она вообще сумела их сохранить в той жизни, в которую окуналась?

– Разве удобно с длинными волосами? – спросил я.

– Неудобно, – ответила она.

– А зачем… – вопрос был снова ненужный, и я остановился на полдороге.

– Мама просила не стричь, – прозвучал ответ на незаданный вопрос.

Я решил идти до конца.

– А где мама?

Ответа не последовало.

– Где твоя мама? – спросил я. Мне вдруг захотелось отвезти неразумное дитя к мамочке и исчезнуть с ее горизонта. Возможно, кое-что Всевышний мне за это списал бы.

Но ответа так и не дождался.

– Ладно, Наргиз, – сказал я, вынимая ее из ванны. – Одевайся, – и сунул ей кучу нового тряпья. Весом она была легче, чем овчарка Булатова, я как-то жил у него в рыбачьем домике, знаю.

Наргиз, не стесняясь, одевалась. Опять ничего не сказала, но по ее миндалевидным черным глазкам было понятно, что она очень довольна. Все вещи оказались велики, хотя я старался выбирать поменьше. Некоторые – сильно, некоторые – чуть-чуть, но велики оказались все. Впрочем, это ее нисколько не смутило.

Теперь она молча смотрела на меня.

– Что ты хочешь?

– Есть.

Ого, прогресс. Первое высказанное вслух пожелание.

– Есть больше нельзя. Если хочешь, сделаю сладкий чай.

– Хочу.

Я не удержался и добавил к чаю бутерброд со сливочным маслом, сооруженный из оставшейся от моего завтрака половинки бублика. Он был съеден как и первая порция: очень неторопливо, но до последней крошки.

Несмотря на непозднее время, я решил лечь спать. Завтра предстоял тяжелый день. Во-первых, я велел сегодняшней торговке шубами приготовить первые деньги. Ясно, что у нее не будет всех сразу. Но она должна быть в тонусе. Возможно, придется сделать ей больно. А может, ее сестре. У меня больше нет права на гуманизм. Весь запас гуманизма я израсходовал на эту чукчу, которая сейчас как раз аккуратно доела мой любимый бублик.

– Да, вот забыл отдать.

Я вынул из кармана и протянул ей сверкающую божью коровку.

Она ахнула, вцепилась в заколку и побежала к зеркалу.

Господи, неужели ей четырнадцать? Этого мне только не хватало.

Вернулась с заколкой в волосах.

Как ни странно, смотрелось богато. Есть такие девушки, на которых все смотрится богато. Даже рваная овчина и китайская бижутерия.

Похоже, Наргиз была счастлива.

По-моему, эту копеечную побрякушку она оценила выше всего остального, включая норковую шубу и труп «синяка». Даже стало чуть-чуть обидно.

– Я пошел спать, – сказал я в воздух.

Пусть все решает сама. Я уже нарешался.

Расстелил кровать, выключил свет (черт, стесняюсь!), разделся и лег.

Шторы не пропускали свет с улицы, хотя фонари уже зажглись. Поэтому я ничего не видел. Только слышал. И все равно пропустил момент, когда худенькое тело проскользнуло под одеяло.

Обе ее груди – и не такие уж маленькие – дотронулись до меня одновременно. А низом голого живота она прижалась к моему бедру.

Я давно не был с женщиной.

И я хотел быть с женщиной.

Но сделал усилие и отвернулся. Дал ей еще шанс. Эй, Всевышний, надеюсь, ты видел это?

А через минуту услышал всхлипывания.

– Ты чего? – не понял я.

Потом понял. Чукотская девушка обиделась.

Значит, так тому и быть.

Я повернулся и обнял ее.

Она – меня.

Потом я тихо положил правую руку ей на бедра. Она их раздвинула.

Больше я не думал ни о ее возрасте, ни о своем.

А потом мы оба, так и не разнимая рук, уснули.

В итоге я чуть было не проспал. Полный идиотизм, особенно в моем положении. Рано или поздно они выйдут на мой след. Тем более что скоро я начну войну против всех. А в любой войне главное оружие – деньги.

Наргиз сидела в махровом халате, и он тоже был ей велик, хотя я выбрал вчера самый маленький.

Она не просто так сидела. Бутерброды были приготовлены, заварка и сахар на столе, а когда увидела, что я проснулся, – включила электрочайник. Слава богу, печку не искала.

Мы поели, уходя, я ее поцеловал. Первый раз за… Да, наверное, за всю жизнь. Маму я не целовал, хотя всегда любил ее. Но и ненавидел тоже всегда. Неприятно быть сыном шлюхи, которая сама не знает, кто отец ее ребенка. Такие дети и называются ублюдками. Что меня категорически не устраивало.

Наргиз обняла меня, пытаясь удержать. Но мы так не договаривались. Я отстранил ее и вышел за дверь.

Добравшись до знакомого офиса, осмотрелся и, убедившись, что внешне все чисто, позвонил.

Она ответила, удивив меня тем, что боялась явно меньше, чем я рассчитывал. Вроде вчера все шло правильно. В чем же дело?

Оказалось, в некоем господине, профессоре Береславском, который выкупил непроданную икру и готов вести со мной переговоры.

Это что еще за переговорщик?

Одно очевидно. Штучки непохожи на ментовские. Надо надеяться, Джамой тут пока не пахнет.

Я не отбросил мысль пожестче поговорить со вчерашней подругой, но этот новый персонаж уже вывез товар, так что хочешь не хочешь, а придется с ним разговаривать. Номер Береславского мне шубная баба дала.

Звонить решил из подземного перехода у Киевского вокзала. В метро спущусь, когда станет ясно, куда двигаться дальше. Или лучше снова поймаю машину.

Трубку сняли сразу.

– Слушаю вас, – ответил вежливый голос непонятного возраста.

Сейчас я собью с профессора спесь.

– Мне тут сказали, что теперь вы мне должны, – мягко постелил я. – Это так?