Мужья и любовники - Харрис Рут. Страница 109

– Джейд, не грусти! – От разговоров о смерти ему стало не по себе.

– Обними меня, – сказала она, чувствуя, что вот-вот заплачет.

В один из ноябрьских дней, когда неожиданно потеплело, Кэрлис отправилась на работу. Внизу ее остановил привратник, улыбнулся и указал на запряженную коляску, ожидавшую у подъезда. На месте кучера сидел симпатичный молодой человек со светлыми волосами, должно быть, актер, подрабатывающий таким образом в ожидании своего звездного часа.

– Миссис Арнольд? – спросил он. У него был поставленный голос актера – мягкий и глубокий. Он сверился с записью. – Мистер Курас велел мне заехать за вами и отвезти на работу. Он сказал, чтобы мы непременно проехали через парк.

Кэрлис бросила взгляд на кучера, потом оглянулась на привратника, с интересом наблюдавшего за этой сценой. Она судорожно вздохнула, улыбнулась привратнику и при помощи кучера забралась в коляску.

Кэрлис была вне себя от ярости. Когда, наконец, Джордж поймет, что между ними все кончено? А если бы Кирк вышел с нею? Что подумает привратник? Что, если кто-нибудь из соседей слышал, что говорил кучер?

Надо положить этому конец. Она хотела быть свободной и жить нормальной жизнью.

Кэрлис не написала и даже не позвонила Джорджу. Она сделала то, чего раньше никогда не делала – просто промолчала. Словно ничего не произошло. Она хотела одного – чтобы он оставил ее в покое.

Джордж был уверен, что Кэрлис хотя бы позвонит ему и скажет спасибо. В конце концов, запряженная лошадь у подъезда в самом центре Манхэттена – это необыкновенно и романтично, а Кэрлис из тех женщин, которые всегда говорят «спасибо» и «пожалуйста». Но прошло три дня, Кэрлис не объявлялась, и Джордж позвонил сам.

– Пока вы были на совещании, звонил мистер Курас, – доложила Лиза. – Он сказал, что перезвонит. Что ему передать?

– Скажите ему, – начала Кэрлис и на секунду замолчала. – Скажите ему, что посылка получена и я признательна ему за внимание. Поблагодарите его от моего имени, хорошо? – Кэрлис решила, что она прекрасно справилась с ситуацией. Она ведет себя корректно и в то же время вполне отстраненно. Интересно, что думает Лиза. Хотелось бы надеяться, что Джордж Курас для нее – просто очередной клиент. Чувство вины, которое растворилось было в очистительной волне обретенной свободы, возникло вновь, причем с небывалой силой. Оно теперь соединилось со страхом – что еще выкинет Джордж? Его настойчивость, его безрассудство, которые некогда столь привлекали ее, теперь просто отпугивали. Эти два чувства – вины и страха – поглотили ее настолько, что она стала теряться даже в самых обычных ситуациях, неспособная разумно ни думать, ни действовать.

– Да что с вами происходит? – раздраженно воскликнул однажды Джошуа. – Вы упустили двух клиентов подряд.

– Ничего, – и вышла из его кабинета.

– Я плачу вам не за то, чтобы вы занимались всякими глупостями, – угрожающе сказал Джошуа.

В тот вечер, когда они с Кирком смотрели телевизор, зазвонил телефон. Кэрлис, боясь услышать знакомый голос, сняла трубку.

– Кэрлис, – нежно начал Джордж, – мне хотелось сделать тебе приятное, а ты отказалась даже поговорить со мной, поручила секретарше. Ты что, злишься на меня?

– Да нет, с чего вы взяли? – сказала она, поворачиваясь спиной к Кирку. Она не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Интересно, голос ее звучит как обычно? А как это – обычно? Она не могла вспомнить. Она задыхалась, возмущенная поступком Джорджа, который позвонил-таки домой, и в то же время должна была сохранять невозмутимость. Колени у нее стали ватными, дыхание прерывистым, ей не хватало воздуха, сердце отчаянно колотилось. Она попыталась вспомнить, как обычно говорит с деловыми партнерами. Разве она так же лаконична? – На мой взгляд, это вполне подходит. – Вот теперь, кажется, все выглядит естественно.

– Стало быть, повторим еще раз? Я был бы счастлив доставить тебе удовольствие, – голос его по-прежнему ласкал и обволакивал. И в нем таилась опасность.

– Нет, – сказала она. Кирк оторвал взгляд от телевизора и посмотрел на Кэрлис. – Вполне достаточно. Спасибо, – и она положила трубку, едва не уронив аппарат.

– Кто это? – спросил Кирк.

– Лэнсинг, – кратко отозвалась она, чувствуя как колотится сердце. Она испугалась, что Кирк заметит ее состояние.

– А в чем дело? – спросил он. – Что-нибудь случилось?

– Он надоел мне! – Кэрлис выключила свет на ночном столике и нервно взбила подушку. – Даже дома, черт бы его побрал, покоя не дает. – Кирк ясно видел: с ней явно что-то не так. Раньше Кэрлис никогда не засыпала в одиннадцать и никогда так резко не разговаривала с клиентами. Это на нее непохоже.

И то, что она может лгать, тоже было на нее непохоже. Но на днях он столкнулся с Рэем Мэндисом, и тот сказал ему, что несколько недель назад видел, как Кэрлис выходила из отеля «Алгонквин». Интересно, что она могла там делать в половине шестого? Ведь она всегда говорила, что терпеть не может мрачные номера этого отеля и весь дух его литературной и театральной богемы. Они тогда должны были встретиться в ресторане «21» в четверть седьмого. Она опоздала, сославшись на то, что задержалась на работе. Отчего бы не сказать, что была в «Алгонквине»? А недавно привратник рассказал о том, что миссис Арнольд уехала на работу в ландо. Что бы это могло означать? И почему она ничего ему не сказала? Что она от него скрывает? Кирк вспомнил Бонни. На память ему неожиданно пришли разные подробности: она тогда укоротила волосы, похудела, после многолетнего равнодушия снова начала проявлять активность в постели. Всему этому он тогда не придал значения. И в результате он потерял Бонни.

– Кэрлис?

– Да?

– У тебя кто-нибудь есть? Ты мне изменяешь?

Она выдернула из-под головы подушку, села на кровати и зажгла свет. Взглянув на мужа, Кэрлис сказала правду:

– Нет, никого у меня нет. Он повторил, глядя на нее:

– Ты уверена, что тебе нечего сказать мне? Тут она взорвалась:

– Как ты смеешь задавать мне такие вопросы? Это я от тебя что-то скрываю? Посмотри-ка лучше на себя, – она бросила на мужа негодующий взгляд. – Ты солгал мне насчет своего отца. Ты солгал, будто был единственным сыном в семье. Я все знаю о Скотте.

Кровь отхлынула от лица Кирка. Он почувствовал ярость, но, изо всех сил стараясь сдержаться, говорил спокойно:

– И откуда же тебе это стало известно?

– От Джеффри, – ответила она, не обращая внимания на зловещее хладнокровие Кирка. – Я так за тебя волновалась. Я так боялась, что ты с собой что-нибудь сделаешь. Или со мной. Мне надо было с кем-то поговорить. И вот я позвонила Джеффри. И он все мне рассказал – и об отце, и о Скотте, и о Ковингтоне. И теперь ты еще что-то толкуешь о секретах! Не тебе обвинять меня в этом; Кирк! Я и о «Дирборне» многое знаю.

– А об этом ты от кого узнала? – Его ровный, тихий голос был гораздо опаснее откровенного взрыва ярости.

– От твоей матери, – ответила Кэрлис. – Ты ведь мне ничего не рассказываешь. Так что приходится общаться с другими. Я все знаю, Кирк! Все то, что ты от меня утаивал. Думаешь, приятно чувствовать, что ты не хочешь делиться со мной, не хочешь посвящать в то, что для тебя действительно имеет значение? Так что не смей упрекать меня в том, что я от тебя что-то скрываю. Не смей!

Все еще бледный, с застывшим взглядом, он не промолвил ни слова и погрузился в молчание. Пусть Кэрлис думает, что он ей поверил.

Она слишком много лгала. Она солгала, когда опоздала. Она солгала – тем, что ничего не сказала, – когда ездила на ландо. После лета она стала совсем другой – и в постели тоже. Слишком многое не сходилось, слишком многое трудно было объяснить – вроде коробка спичек из вермонтской гостиницы, который все еще лежал у него в портфеле.

На следующий день Джордж позвонил Кэрлис на работу.

– Чтобы это было в последний раз! – резко сказала она, как только услышала его голос. Кэрлис едва сдерживала ярость. Кирк почти не разговаривал с ней утром. На работу он ушел, едва кивнув на прощание. От его упреков ей стало страшно. Она чувствовала себя виноватой. А отказ отвечать на ее упреки приводил ее, напротив, в негодующее состояние.