Мужья и любовники - Харрис Рут. Страница 77

Глава IV

НАСТОЯЩЕЕ И ПРОШЛОЕ

МАНХЭТТЕН – ТАРПОН-СПРИНГС – ТАМПА – МАЙАМИ – ВАШИНГТОН – МАНХЭТТЕН

Джордж был одним из тех мужчин, которые обожают женщин. Он обожал их походку и манеру говорить, прекрасный изгиб талии и покачивание бедер, мягкие тени, что отбрасывает грудь, блестящие шелковистые волосы, бархатную кожу. Но его притягивало к женщинам не только физическое влечение. Он не просто обожал их – они ему были интересны. Он предпочитал женскую компанию мужской, зная ранимость женщин, их потребность давать наслаждение и щедрость, с какой они откликаются на наслаждение. Мужчин он считал одномерными и слишком замкнутыми; в женщинах была органичность и открытость, но при этом – неизменная и неизбежная таинственность.

Джордж считал себя опытным любовником. Он знал, что первое любовное свидание с женщиной никогда не бывает лучшим. Любовь нуждается в терпении. Как только Кэрлис в понедельник утром позвонила ему и предложила встретиться, он сразу согласился. Услышав ее слова сожаления о том, что случилось в пятницу, он согласился с ней.

– Я хотела тебе сказать, – проговорила Кэрлис, отводя взгляд и нервно вертя на пальце обручальное кольцо, – что ничего подобного больше не повторится.

– Понятно, – сказал он, и это были не просто слова. – Ты замужем. Ты любишь Кирка и не хочешь причинять ему боль.

Она с облегчением кивнула.

– Спасибо, что понимаешь, – сказала она, чувствуя, как проходит напряжение. – Я считала, что должна сказать тебе это.

Кэрлис больше всего боялась сцены, взрыва негодования, потока обвинений. Было еще кое-что, о чем она хотела сказать Джорджу.

– Мне было бы жаль, если б ты подумал, что я… что у меня есть привычка встречаться… с другими мужчинами.

Он молчал, давая ей выговориться. Она говорила, что любит мужа, дорожит им; что сожалеет об «инциденте», надеется, что Джордж не будет теперь думать о ней хуже и что она не причиняет ему боли. Отчасти это была прежняя Кэрлис, которая хотела всем нравиться и которая не любила говорить «нет». Выслушав ее до конца, Джордж просто сказал:

– Да, Кэрлис, я все понимаю. Честное слово.

Он расплатился, вывел ее на улицу и посадил в такси.

– Спасибо, – сказала она, улыбаясь, довольная тем, что все так хорошо получилось. Даже не верится – он был мил, участлив и все-все понимал.

Проводив взглядом такси, он повернул за угол, на Шестьдесят пятую улицу, где у него было назначено свидание с Джейд. Что касается первого раза, у него была еще одна теория: он никогда не бывает последним.

Джордж, третий из шести детей, всегда отличался от братьев и сестер. Он всегда ладил и с девушками, и с парнями. Был хорошим студентом и хорошим спортсменом. У него была склонность к искусству, особенно к дизайну, хотя в районе, где он рос, люди привыкли к тяжелому физическому труду, об искусстве здесь не говорили, а слова «дизайн» вообще не знали. Он был папенькиным сынком – они вместе ходили на рыбалку и частенько сиживали в компании ловцов губок, которые и основали в Тарпон-Спрингсе, на западном побережье Флориды, процветающую греческую общину. Джордж был и маменькиным сынком – еще в девятилетнем возрасте он придумал и осуществил план переделки семейной гостиной, после чего материнский дом стал предметом зависти ее друзей. Он не остался безучастным к тайным вздохам матери – отец не был образцом супружеской верности и частенько поглядывал на девушек. Джордж казался своим в мужской компании, когда братья рассказывали ему о своих любовных победах, и в женской, когда выражал сочувствие сестрам, которые жаловались на то, что мальчикам «нужно только одно». Он хорошо знал, что такое одинокие субботние вечера – и с точки зрения молодого человека, и с точки зрения девушки.

Джордж подходил всем, но себя ничем не связывал. Он ясно отдавал себе отчет в том, что люди видят его иначе, чем он сам. Многим он казался приятным и непосредственным молодым человеком; сам он ощущал себя неудачником, а некоторые считали его чужаком, причем чужаком подозрительным. Впервые он ощутил себя таким в четырехлетнем возрасте, когда отец повел его в парикмахерскую на улицу Аристотеля.

– Как насчет того, чтобы расстаться с этими чудесными локонами? – спросил цирюльник.

Джордж пожал плечами. Он не знал, что сказать. Немного жаль. И немного страшно, хоть сам он этого не осознавал.

Прошли годы, а он все еще помнил холодное прикосновение электрической машинки, видел, как темные шелковистые локоны падали на белый кафельный пол парикмахерской. Он все еще видел розоватый череп, проглядывавший сквозь тонкий слой темных волос, когда парикмахер дал ему посмотреться в ручное зеркало, а рука его до сих пор хранила ощущение коротко остриженных волос. Но острее всего помнилось, каким голеньким и беззащитным он тогда себя ощущал.

– Ник! Что ты с ним сделал! – воскликнула мать, когда они с отцом вернулись домой. – Где его чудесные волосы? – Локоны Джорджа были предметом особой материнской гордости, хоть Джордж всегда инстинктивно съеживался, когда она начинала их поглаживать и завивать, добиваясь особенной красоты и блеска. Ей нравилось, когда люди останавливали их на улице, чтобы сказать, какой у нее чудесный ребенок.

– Мы их состригли, – воинственно заявил Ник, зная, что Артемис выйдет из себя. – А чего бы ты хотела? Чтобы он рос маменькиным сынком?

Разговоры о его красоте, которые так льстили самолюбию Артемис, смущали Джорджа с тех пор, как он себя помнил. Он хотел выглядеть мужественным, как другие ребята. Его героями были мрачный, задумчивый Джеймс Дин и нечесаный битник Джек Керуак, бунтарь и художник. Собственный облик казался ему проклятием, и чего бы он только не дал, чтобы избавиться от него. Он был рад тому, что его так уродливо подстригли, и с тех пор много лет нарочно укорачивал волосы таким образом, чтобы были видны уши. Первый настоящий случай освободиться от своего комплекса выпал ему в восьмилетнем возрасте, когда Майк Папагианнис, сын владельца булочной, обозвал его по пути из школы девчонкой.

– Сам девчонка! – выкрикнул Джордж, сбросил ранец с книгами и врезал как следует своему обидчику. – Сейчас я из тебя всю душу вытрясу!

Майк тоже отшвырнул портфель и ответил ударом на удар. Он был на двадцать пять фунтов тяжелее Джорджа, и тот едва устоял на ногах.

– Ах ты, подонок! – Джордж сделал выпад и попал Майку в скулу. Тот рванул Джорджа левой рукой за рубаху и принялся колотить. Джордж упал, Майк несколько раз ударил его ногой в лицо. Джордж пытался сопротивляться, но силы были неравные. Царапина на щеке сильно саднила, и на глазах у Джорджа невольно выступили слезы.

– Плакса! – завопил Майк. – Вот уж точно, как девчонка.

– Ну, давай же, давай, – крикнул Джордж, – бей еще! – Он хотел, чтобы его избили, он хотел быть, как все. Он хотел вернуться домой с разбитым лицом, так, чтобы все видели, что он настоящий мужчина. – Мне не больно.

Майк снова ударил его, и под сыплющимися на него ударами Джордж подумал, что у него, наверное, сломан нос и теперь он не будет уже таким красивым. Майк остановился. Он решил, что одержал легкую победу. А Джордж подумал, что, может, теперь его оставят в покое и перестанут мучить, называя красавчиком. На протяжении ближайших трех лет он с огромной охотой ввязывался в драки. Артемис не могла понять, отчего это ее красивый малыш превращается в настоящего гангстера.

– Он становится мужчиной, – говорил Ник. – Оставь его в покое.

О сексе Джордж думал не больше и не меньше своих сверстников. Геркулес Мелетиу, живший по соседству, первым потерял девственность.

– Я ездил в Тампу, – хвастал он Джорджу и другим. – К стильной девчонке. Отодрал ее на славу. Ее зовут Терри, она прямо писаная красавица, даже позволила ощупать себя всю перед тем, как начать.

Опыт, признался Герк, стоил двадцать долларов. Как только накопит очередную двадцатку, снова поедет в Тампу. В следующий раз он отправился туда не один. С ним было еще четверо ребят из округи, в том числе и Джордж.