Мужья и любовники - Харрис Рут. Страница 90

Часть IV

МУЖ

Глава I

ПРОШЛОЕ

ГРОСС-ПУАНТ – ПРИНСТОН – ЧИКАГО – АКРОН – МИННЕАПОЛИС – ГРЕНД-РЭПИДС

Во всех отношениях Кирк Арнольд был представителем той «золотой молодежи» – белый, протестант, англосакс, – в которую Джордж Курас всегда стремился попасть. Он родился там, где нужно, тогда, когда нужно, и в той семье, в какой нужно. У него была привлекательная внешность, умная голова, бездна обаяния; к тому же он был не просто богатый бездельник – к унаследованным деньгам он добавил заработанные. В то же время Кирк Арнольд был противоречивым человеком. Окружавшим он казался личностью, во всем добивающейся успеха. Внутри это был надломленный, потерпевший поражение мужчина.

Он родился в 1934 году, на излете депрессии. Не нуждающийся в бесплатных обедах и гувервиллях, свободной от необходимости стоять в хлебных очередях или искать работу на фабриках, он вырос в большом поместье, где любящие родители предоставили в его распоряжение все, что только было возможно.

Кирк ходил в частную школу Гросс-Пуанта, отметки у него были всегда отличные, и закончил он школу первым учеником; он посещал танцевальный класс мисс Деврис, где учили фокстроту, а также местный теннисный клуб, где выигрывал турнир за турниром. Летние каникулы он проводил в загородном родительском доме на берегу озера, тренируясь на корте, осваивая парус, ухаживая за «хорошими» девушками и развлекаясь с «плохими». В четырнадцать лет он начал работать на полиграфическом предприятии, основанном дедом и возглавляемым отцом.

По окончании школы Кирк поступил в Принстон, где некогда учился его отец. Здесь он стал членом престижного студенческого клуба, играл в теннис за университетскую команду, редактировал «Дейли Принстониан» и добился больших успехов в изучении экономики и истории. Он ухаживал за интеллектуалками из Брин Мор, аристократками из Вассара, диссидентками из Беннингтона и точно знал, что ему предстоит; он вернется в Гросс-Пуант, начнет работать на семейном предприятии, найдет себе подходящую жену и заживет той же беспечной жизнью, что и его родители. Вслух ничего об этом не говорилось, да и не было нужды: Кирк Арнольд происходил из такой семьи, где не бывает ничего случайного.

– Ты должен заботиться о своем брате, показывать ему хороший пример, – сказали Кирку родители, когда ему было три года и Элисса Арнольд родила еще одного сына. Назвали его Скотт, и поначалу он был злейшим врагом Кирка, но в скором времени стал любимым братом, лучшим другом, союзником и напарником в детских шалостях. У обоих детей были одни и те же родители, одно и то же воспитание, одни и те же преимущества. И тем не менее, будучи близки, как пальцы одной руки, они отличались друг от друга, как день от ночи.

Кирк был примерным мальчиком, Скотти – буяном. На Кирка можно было положиться, Скотт был совершенно непредсказуем. Кирк являл собой образец уравновешенности, Скотт часто впадал в бешенство. Скотти всегда все сходило с рук, Кирк вечно попадался.

У Скотта было круглое лицо, покрытое веснушками, взъерошенные волосы и блестящие глаза. Кирк был брюнетом с классической внешностью аристократа. Скотт был бродягой по натуре, Кирк – джентльменом. Скотт все время ввязывался в ссоры и драки, в детстве домашние только и знали, что залечивать его раны. Кирк был дипломатом, сторонником мира.

– Если бы ты не был моим братом, я считал бы тебя мокрой курицей, – говорил Скотт, и тем не менее именно Кирк один раз попытался убить его, а в другой – спас ему жизнь.

В конце июля 1953 года Кирк приехал домой из Принстона, где учился на третьем курсе, навестить родителей. Потом он собирался с друзьями отправиться в Европу. Вдохновленные фантазиями знаменитого питомца Пристона Скотта Фицджеральда и его сотрапезника Хемингуэя, трое молодых людей мечтали о Париже. У них было рекомендательное письмо к Джорджу Плимптону, полученное окольными путями, через разных друзей. Они предвкушали романтику богемной жизни, которая представлялась им как позднее вставание по утрам, дешевое красное вино бочками и романы с отважными дебютантками, читавшими Сартра, рассуждавшими об экзистенциализме в барах на берегу Сены и верившими в свободную любовь.

В эти две недели, проведенные дома, Кирк безуспешно соблазнял свою школьную приятельницу, продал яхту, на вырученные деньги заплатил первый взнос за белый «мерседес» и выпил со Скотти бесчисленное количество кружек пива.

В тот день Клиффорду Арнольду исполнилось сорок восемь лет. Вернувшись домой с тенниса, Кирк ставил «мерседес» в гараж. Ему ударил в нос острый запах газа. Задыхаясь, он выскочил наружу, глубоко вдохнул свежего воздуха и вернулся назад. Рванув заднюю дверцу отцовского «кадиллака», он вытащил через полуоткрытое стекло шланг. Тут он заметил отца. Тот сидел на переднем сиденье, тяжело привалившись грудью к рулевому колесу. В его руке был пистолет, кровь на нем не успела засохнуть. Клиффорд Арнольд убил себя. Со своей обычной пунктуальностью он не оставил никаких сомнений в том, что произошло.

– Папа! – закричал Кирк, выключая двигатель и вытаскивая еще не остывшее тело. – Папа!

Но никто не откликнулся.

Не веря собственным глазам и отказываясь понять, что случилось, Кирк открыл тяжелую дверь гаража и вытащил отца из отравленного помещения. «Я спасу его! – твердил он себе, осторожно кладя отца на мягкую траву. – Если я все буду делать правильно, отец останется жив».

Используя приемы, которым его научили на курсах «Красного Креста», Кирк начал делать отцу искусственное дыхание. Прошло пять, десять минут, Кирк не сдавался. Он вспомнил наставление: иногда это надо делать двадцать, а то и более минут. Не отступай!

– Папа! Дыши же! – Двадцать, тридцать минут. – Ну прошу тебя, папа, прошу. – Сорок минут, час. Тело постепенно холодело, кровь запеклась, лицо отца было мокрым от слез сына.

В какой-то момент Кирк отчаянно крикнул: «Папа, прошу тебя!» Ответа не последовало. Некому было услышать его мольбу.

Кирк вернулся в гараж, достал большой плед, который упаковал перед этим в чемодан, и бережно прикрыл им тело. Затем снова зашел в гараж, взял с переднего сиденья отцовской машины адресованную ему записку, прочел ее и положил в карман. Он вытер слезы краем теннисной рубашки и направился к дому.

Мэри возилась с праздничным пирогом: «С днем рождения, папа». Она как раз начала покрывать слово «папа» глазурью, когда в кухню вошел Кирк. Вид крови на тенниске буквально пригвоздил Мэри к полу.

– Мама! – крикнул Кирк.

Элисса Арнольд накрывала стол к приходу гостей. Занятая своим делом, она даже не подняла глаз. Из радиоприемника на кухне доносились звуки музыки, создавая ощущение совершенного абсурда происходящего. Мэри все еще стояла неподвижно, не понимая, что происходит.

– Не ходи в гараж, – едва выдавил из себя Кирк. Слезы высохли, но сердце то бешено колотилось, то замирало.

– Я и не собиралась, – рассеянно ответила Элисса, продолжая выкладывать на белоснежную скатерть серебряные ножи и вилки. Она рассматривала каждый предмет на свет, проверяя, не нужно ли еще почистить. – Все покупки уже сделаны. У нас есть все, что нужно.

– Папа… – срывающимся голосом произнес Кирк. – Он мертв.

Элисса подняла глаза на сына и увидела кровь на лице, руках и рубашке. Затем смысл его слов медленно дошел до нее, и она пошатнулась. Кирк рванулся и в последний момент поддержал се. Она отвернулась, опершись рукой о праздничный стол.

– Он выстрелил в себя, – сказал Кирк.

– Он скончался, – механически поправила его Элисса. – Надо говорить: он скончался.

С минуту они помолчали.

– Он часто говорил, что это когда-нибудь случится, – сказала она странным, чужим голосом. – Но я ему не верила.