Ваниль и шоколад - Модиньяни Ева. Страница 22

– Мне твой тон не нравится. Вот что я тебе скажу: хочешь получить свой сок? Пойди и приготовь его сама.

– Мне надо успеть в школу, у меня каждая минута на счету! – истерично бросила в ответ Лючия.

– Мама тебя избаловала до невозможности! Но я положу этому конец, – объявил Андреа, наливая воду в чайник.

– Да как ты можешь критиковать маму? – возмутилась девочка.

– Все, разговор окончен! Не хочешь сама выжимать сок, можешь отправляться в школу с пустым желудком, меня это совершенно не волнует. В любом случае учти: отныне, если проголодаешься, тебе придется готовить самой. Ты уже достаточно взрослая.

Лука зааплодировал, поддержав одобрительным взглядом отца.

– Так тебе и надо! – крикнул он сестре.

– Какай же ты, папочка, предатель! Я просто слов не нахожу! Еще позавчера я была твоей ненаглядной дочуркой, а сегодня ты устраиваешь мне выволочку из-за какого-то несчастного сока. Мама избаловала тебя гораздо больше, чем меня! Теперь увидишь, что значит содержать семью. – От злости голос у Лючии становился пронзительным. Она схватила со стола яблоко и выскочила из кухни, хлопнув дверью.

Андреа нагнал ее в коридоре.

– Я запрещаю тебе хлопать дверью! – крикнул он в ярости.

– А в чем дело? Ты сам вечно хлопаешь дверью, – парировала она с коварной улыбочкой, накидывая на плечи лямки набитого книгами школьного рюкзака.

В этот момент появился Даниэле.

Андреа взглянул на него, как будто видел в первый раз. Его старший сын был полной противоположностью Лючии. Лицо южного типа, как у матери и дедушки Мими. В свои пятнадцать лет он еще продолжал расти, но стать великаном определенно не обещал. У него была явная склонность к полноте. Пенелопа утешалась тем, что в его возрасте у нее были те же проблемы. Даниэле еле успевал в школе, как и она когда-то. Он был раним и неуверен в себе. Она выплескивала свои комплексы в ссорах с матерью, он мочился в постель во сне, был преувеличенно привязан к своему питону и увлекался пирсингом, то есть протыкал кожу и цеплял на нее всевозможные колечки и булавки. Кроме того, он одевался, как бродяга с помойки, и мылся, только когда Пенелопа силой заталкивала его под душ.

Этим утром Даниэле явился умытым. Колокольчик, свисавший с мочки одного уха, кельтский крест, украшавший другое, кольцо, продетое через верхнюю губу, а также бисеринки, вплетенные в бровь, исчезли.

– Ты не заболел? – с тревогой спросил Андреа.

– Я чувствую себя паршиво. Сегодня у меня две контрольные, а я не готов, – признался старший сын.

Даниэле сел за стол, когда Лука уже намазывал варенье на ломоть поджаренного хлеба. Он налил холодного молока в глубокую тарелку и насыпал в нее овсяных хлопьев. Лука протянул ему сахарницу.

– Никакого сахара, – объявил Даниэле. – От него толстеют, а мои умственные способности от него не улучшаются.

Андреа наконец смог сварить себе кофе. Он стоял спиной к детям и прислушивался к их разговору.

– А что такое «умственные способности»? – спросил Лука.

– Это такие шарики, которые крутятся в мозгу. Когда они заходят за ролики, становишься полным кретином, – совершенно серьезно объяснил Даниэле.

– А можно вообще никогда не быть кретином? – пожелал узнать Лука.

– При желании можно. Даже самую чуточку кретином можно не быть. С сегодняшнего дня я отказываюсь от пирсинга и от сахара.

– А мне нравились твои сережки. Ты мне их подаришь?

– Нет. Оставлю себе на память.

– Ты полный кретин, – подвел итог Лука.

Андреа повернулся кругом и бросил на них грозный взгляд.

– Немедленно прекратите! Не желаю больше слушать эту ругань.

Он повысил голос, хотя его радовало чистое лицо Даниэле. Они вместе направились к двери.

– Папа, если я провалю эти две контрольные, они трахнут меня в задницу и оставят на второй год.

– Я же сказал: никакой ругани, – напомнил Андреа.

– Я не сказал ни одного бранного слова, – усмехнулся мальчик.

– Ума не приложу, как ваша мать могла терпеть вас все эти годы, – вздохнул Андреа, открывая сыну дверь. Потом он вспомнил, что дети – продукт семьи, а значит, он тоже несет за них ответственность.

Андреа вернулся в кухню. Лука не спеша пил свой чай.

– Иди одевайся, – твердо сказал Андреа.

– Есть еще время. Выпей кофе, – посоветовал ему малыш.

– Уже восемь. Почему Присциллы не видно?

– Наверно, поссорилась с Мухамедом, – с невинным видом сообщил Лука.

– Кто такой Мухамед?

– Ее жених. Он ее бьет, потому что ревнует. Она приходит к маме, показывает ей синяки и плачет. Мама звонит Мухамеду и грозит сдать его в полицию. А Мухамед говорит, что пусть она занимается своими делами, а не то он придет сюда и побьет нас всех. Тогда Присцилла начинает еще больше плакать и…

– Довольно! Больше я ничего не желаю знать. По крайней мере сегодня утром с меня хватит, – остановил сына Андреа, чувствуя, что его терпение подверглось тяжелому испытанию.

Тут зазвонил телефон.

– Я, я отвечу! – крикнул Лука, пулей устремляясь в гостиную.

Погруженный в размышления о своих ошибках, Андреа с унылым видом отхлебывал кофе. Он очень надеялся, что письмо к Пенелопе поможет ему восстановить взаимопонимание.

– Присцилла попала в больницу, – объявил малыш, появившийся на пороге кухни. – Сегодня она не придет, потому что Мухамед сломал ей ребра.

Андреа понял, что не может в полной мере осознать это известие. Дом надо было сделать пригодным для обитания, и в этом смысле он рассчитывал только на Присциллу. Без нее все обернется катастрофой. Своими силами он не мог справиться с детьми, наводить порядок в доме и выполнять служебные обязанности.

– И что же мы теперь будем делать? – растерянно спросил он, глядя на сына, будто тот мог подсказать ему волшебный выход из ситуации.

Лука пожал плечами, как взрослый, и с безутешным видом развел в стороны тоненькими детскими ручками. Потом вдруг его личико озарилось улыбкой.

– Может, теперь ты позвонишь маме?

Андреа наклонился, схватил сынишку на руки и крепко прижал его к себе.

2

София только-только вернулась из спортзала, когда раздался звонок Пенелопы, просившей о помощи. Она регулярно, через день, посещала спортивный клуб «Конти», где встречалась с Донатой, Пенелопой и Иреной, выглядевшей, как их сверстница. По определению Донаты спортивный клуб соединял полезное с приятным: после изматывающих упражнений там можно было расслабиться и поболтать всласть. Из всей четверки наименее прилежной была Пенелопа. Когда она не появлялась, остальных это ничуть не тревожило. София забеспокоилась, когда этим утром в клуб не явилась Доната.

– Куда она могла подеваться? – спросила София у Ирены, которая явилась первой и уже разогревалась на велотренажере.

– Не знаю, и меня это не волнует. Хватит мне неприятностей с Пепе, – отрезала Ирена.

– Традиционный конфликт дочки-матери? – осведомилась София, программируя на компьютере скорость беговой дорожки.

– Она наорала на меня, как торговка в рыбном ряду, после того, как бросила мужа, дом и детей.

София остановила свой тренажер.

– Прости, ты не могла бы повторить?

– Ты все прекрасно поняла. Уж не хочешь ли ты сказать, что ничего об этом не знала?

– Клянусь тебе! Я была уверена, что застану ее здесь этим утром.

Ирена перестала вращать педали и с недоверием уставилась на подругу дочери.

– Ну, раз уж она тебе ничего не сказала, значит, ситуация куда серьезнее, чем я думала.

– Давай не будем драматизировать и просто подождем, – предложила София. – Пепе уже много лет грозится оставить Андреа. На этот раз она, видимо, решила напугать его как следует.

– В том, что мой зять оказался кошмарным мужем и отцом, сомнений быть не может. Я рада, что Пепе решила напустить на него страху. Но все полагается делать по правилам, – назидательно заметила Ирена. – Вот, к примеру, моя подруга Идина, когда решила порвать с мужем, она что сделала? Набила два чемодана его вещами. При этом она, естественно, спорола со смокинга золотые пуговицы и оставила их себе. Потом поменяла все замки на дверях, а чемоданы отправила на дом его любовнице. Когда Джулио вернулся, она была уже в круизе вместе с дочерьми. Вот так поступают по правилам. Сжигай мосты и разговаривай с предателем только через адвоката. А эта дурочка уехала, оставив ему детей, хотя это единственное орудие шантажа для обманутой жены. Ты понимаешь, что я хочу сказать?