Живописец (Жена иллюзиониста) - Орбенина Наталия. Страница 14

И все же более всего Машу потрясла перемена в домашних. Свекровь почему-то не казалась ей теперь воплощением красоты и доброты. И как она раньше не замечала этой странной хищности черт, точно злобная птица! А Генрих! Где были ее глаза, и почему она вдруг решила, что он может быть прекрасен? Странный ускользающий взгляд, напряженное выражение лица, подавленность и отчужденность. Боже, да что же это такое, как она могла тут очутиться? Неужели именно здесь теперь ее дом, а эти странные пугающие незнакомые люди – это ее семья?

Маша остановилась, парализованная страхом и неопределенностью. Она стояла посреди огромной гостиной, держа в руках книгу, купленную в Гельсингфорсе, с помощью которой пыталась убежать от неприятных размышлений. В этот момент рядом с ней возникла Аглая Францевна, бесшумно, точно призрак. Баронесса глянула в лицо невестке, и тотчас все прочитала там, как по открытой книге, которую сжимала девушка. Все страхи и сомнения были написаны на лице девушки, она не успела спрятать их глубоко. Маша даже рта не успела открыть, чтобы выдавить из себя вежливую фразу, как баронесса исчезла так же внезапно и бесшумно, как и появилась. Это окончательно доконало Машу, и она в изнеможении упала на кресло. Сознание ее не покинуло, но стало каким-то сумеречным. Снова рядом оказалась Аглая Францевна. На сей раз она улыбалась, поднося к губам невестки питье. Маша послушно сделала несколько глотков и замерла, ощущая разливающуюся теплоту.

К вечеру Маша почувствовала себя веселее. И впрямь, что это на нее нашло? Ужасная вещь хандра!

Глава десятая

Если ты вышла замуж без любви, значит, надо, по крайней мере, научиться понимать своего супруга, увидеть его положительные качества и постараться полюбить их. Конечно, многие барышни до замужества имеют весьма приблизительное представление о том, кто такие мужчина и как с ними обращаться. Поэтому поначалу приходится туго, особенно если муж – человек неординарный, необычный и каждый день иной. А ведь домашняя жизнь сулит иногда такие открытия и переживания, что и помыслить себе невозможно! Но как без любви? Без любви невозможно, особенно если уже испытал это чувство, только направлено оно было на другого человека. Теперь надо быть умницей и попытаться это чувство взрастить на иной почве и подарить тому, кто рядом.

И как можно не любить его, мужа? Маша каждый день открывала в Генрихе новые достоинства. То, войдя утром в свою комнату, она обнаруживала на постели крохотный букетик с запиской. А там всего одно слово: «Возлюбленной». То вдруг прибывает почта, а там увесистый пакет, обвязанный яркой лентой. А в нем дивное меховое манто и муфта. Маша, лучась от радости, примеряет подарок: совершенно впору и с каким вкусом выбрано! Словом, то так, то эдак, везде знаки внимания. Тонкие, изысканные, деликатные. Маша только диву давалась: Генрих, который показался ей чужим и далеким, вдруг предстал трепетным и заботливым мужем. Как и когда он успел так понять ее вкусы, запросы, интересы, что любое ее желание тотчас же угадывалось и исполнялось лучше, чем она сама ожидала?

Поначалу они много гуляли вдвоем, впрочем, почти незримо всегда их сопровождал Лайен. Иногда, в хорошую погоду, когда море было спокойно, плавали на лодке, правда, недалеко. Маша, привыкшая к городской жизни, только могла удивляться, как иногда бывает коварно море. Совершенно неожиданно при ясном небе вдруг в одночасье поднимаются страшный ветер и сильные волны, да такие, что идти на веслах невозможно. Она не расспрашивала мужа о трагической гибели его отца, но однажды, когда поверхность воды оставалась совершенно спокойной, они заплыли так далеко, как никогда прежде, и оказались вблизи незнакомого острова. Соседние, ближайшие острова к имению Маша уже знала – покрытые фиолетовым мхом, с чистым девственным песком, огромными валунами и стройными соснами.

– Мы высадимся здесь? – Маша уже стала подбирать юбки, готовясь половчее выбраться из лодки.

– Нет, – последовал хмурый ответ. – Этот остров не очень гостеприимен. Мы называем его Смертельной Ловушкой. Посмотри внимательно, видишь, там, ближе к берегу, вода точно кипит, хотя сейчас совершенно нет ветра? Но сильное прибрежное волнение это еще полбеды, присмотрись, видишь, иногда в воде мелькают острые клыки камней? Вот это страшное место, тут погиб мой отец! Я и Юха-Без-Уха, мы с трудом выкарабкались, а он не смог!

Юха – дворовый человек с изуродованным лицом и оторванным ухом, сильный и крепкий физически. Он часто сопровождал хозяев, сидя на веслах.

Маша замерла от ужаса.

– Тогда зачем мы здесь?

Генрих не ответил. Они плыли, огибая остров. Маша со страхом поняла, что к острову пристать невозможно, острые камни не давали возможности беспрепятственно подойти к берегу.

– Тут есть только одно место, где можно высадиться, да и то не во всякую погоду и не при всяком ветре. Впрочем, делать тут нечего, остров необитаем, его дурная слава отпугивает местных жителей.

Маша мучительно колебалась – спросить ли Генриха об отце? Ведь он почти ничего не рассказывал о нем. Но когда она посмотрела в лицо мужа, она не решилась этого сделать. Это была застывшая маска, точно он снова видел перед собой смерть.

– А там вдалеке что за остров? Там мы с тобой еще не были, – сказала она чтобы развеять неприятные воспоминания.

– И вряд ли будем, уж в этом году точно. Это слишком далеко, идти на веслах тяжело и небезопасно. Это остров Креста.

– Почему такое странное название?

– Потому что там есть несколько старинных могил погибших моряков.

Теперь уже загрустила Маша. Воспоминания о погибшем налетели, словно прохладный ветерок в теплый день. Правда, теперь мысли о Колове уже не были столь мучительны.

Между тем лодка двигалась вдоль острова, берег был извилистый, и там, где ожидался последний окончательный поворот и выход на широкий простор, открылась небольшая заводь. Сюда не долетал шум прибоя, стоячая вода отражала лодку и лицо Маши, перегнувшейся через борт. Маше эта заводь показалась странной, поверхность воды была словно стеклянной. И что совершенно удивительно, среди уже начинавшей желтеть болотной травы и водорослей она увидела странные большие кувшинки. Разве могут кувшинки цвести осенью, хотела она спросить у мужа, как вдруг гладь воды дрогнула, и на поверхности бесшумно возникла змеиная голова на тонкой длинной шее. Змея замерла на несколько секунд, вперив в девушку невидящий взор желтых глаз, а затем исчезла в глубине, оставив на поверхности легкие круги.

– А! – простонала Маша, махнув рукой. – Господи! Что это было? Ты видел это?

От страха и изумления она даже стала слегка заикаться.

– Что такое? – Генрих спокойно правил лодкой.

– Голова! Змея! – только и могла произнести перепуганная жена.

– Пустое! Это, видимо, старое дерево в воде, коряга или что-нибудь подобное! – И он решительно ударил веслами по воде.

Поднялся ветер, Генрих, тревожно поглядывая на нарастающую волну, налег на весла. Вскоре показался остров, где был разбит сад, изогнутый мост. Маша поспешила выбраться из лодки, все еще недоумевая, привиделось ей или впрямь она обозналась, приняв корягу за мистическое существо?

Вечером того же дня муж, вдруг сжав локоть жены, произнес тихим и значительным голосом:

– Сегодня ты прикоснулась к самым потаенным уголкам моей души. Я отворю перед тобой еще одну дверь.

И они двинулись куда-то вниз, кажется, в подвальное помещение, где Маша еще не была. Она ожидала запаха плесени и сырости, как бывает в подполье, но, к ее удивлению, пространство оказалось сухим и очень обширным. Генрих вел ее через мрак, освещая путь лампой. Маша разглядела старинную каменную кладку, высокие своды, под ногами был настелен деревянный пол. Все выглядело таинственно и будоражило воображение.

– Бог мой, Генрих, я и не подозревала, что под нашим домом такое подземелье!

В ответ он слабо улыбнулся и распахнул тяжелую массивную дверь. Небольшая комната, облицованная дубовыми панелями, утопала во мраке. Свет одинокой лампы не мог его рассеять. Генрих, пошуршав в углу, зажег еще две. В комнату просочился горьковатый аромат, словно именно лампы источали его. И тут Маша ахнула. Со всех стен на нее смотрели неведомые фантастические существа. Полузвери, полулюди. Вместо морд – лица, глаза – блюдца. Лапы и хвосты, руки и ноги – все перемешано. Собака, огромная, черная, с телом человека и человечьими глазами. Огромные белые мыши, омерзительными хвостами связанные в букет, а через них растут диковинные цветы, те самые, из оранжереи. Нестерпимое сочетание красок.