Леди-послушница - Вилар Симона. Страница 11

– А он не так и плох, этот потомок наших королей, – сказал барон, поднявшись в солар [22], где его жена и дочь занимались вышиванием при свете высоких горящих свечей.

Солар был одним из самых уютных и красивых помещений в замке: с большим окном с закругленной сверху аркой, дубовыми панелями на каменных стенах, по скамьям разложены расшитые подушки с шелковистыми кистями на углах. От огня в камине здесь всегда было тепло и уютно, плиты пола перед ним покрывали полости из сшитых оленьих шкур, дабы не зябли ноги, и женщины, скинув свои подбитые мехом накидки, казались грациозными и изящными. И были сейчас удивительно похожи.

Обычно считалось, что Милдрэд уродилась именно в отца, но в эти мгновения барон не мог не заметить, как она похожа на мать: та же горделивая посадка головы на стройной шее, покатая линия плеч, грациозные движения рук. Даже над пяльцами она склонялась так же, как мать, чуть подавшись вперед, строго соединив колени под темным сукном все того же траурного платья. И все же в избалованной любовью родителей Милдрэд была своя душа, живая и непокорная. Это угадывалось в том, как невозмутимо она сейчас держалась подле матери, которая выглядела хмурой, нервной: видать, уже успела высказать дочери все, что думает про ее обман, когда та прилюдно пообещала стать невестой Христовой. Такими вещами не шутят, это значит обманывать само Небо.

То же леди Гита сказала и супругу. Ее голос звучал резче обычного, но когда лорд Эдгар вместо ответа повторил свою похвалу Этелингу, его жена даже растерялась.

– Ты что же, всерьез готов принять условия его сватовства?

Барон Эдгар прошел к огню, поставил ногу на каминную полку и, облокотясь на колено, глядел на языки пламени.

– В другое время я бы мог подумать об этом всерьез, но не сейчас. То, о чем сказала танам Милдрэд, надо выполнить. И я сегодня же отправлю почтового голубя к настоятельнице Бенедикте. Будет лучше, если наша дочь и впрямь какое-то время пробудет в ее обители.

– Вот там и отмолю свою ложь, – отозвалась девушка, с самым невозмутимым видом прокалывая иголкой ткань.

Она держалась раскованно, хотя, когда Эдгар расхваливал Этелинга, у нее екнуло сердечко. А вдруг отец и впрямь задумался об этом сватовстве? Но жених ей не понравился! В супруги себе Милдрэд хотела кого-то позначительнее… да и покрасивее, если уж спрашивать именно ее!

И она тут же ловко перевела разговор на то, что никто не имеет права принуждать гронвудского барона, и даже топнула, опрокинув маленькую скамеечку у ног.

– Отец, скажите, что я хорошо все придумала, избавив вас от этих заносчивых танов! Вы ведь сразу поддержали меня – значит, согласны.

Эдгар молчал. Его силуэт на фоне огня казался темным, и девушка не могла понять, как он ко всему относится. А вот мать по-прежнему хмурилась.

– Супруг мой, ты ведь понимаешь, что Милдрэд придумала это не только ради отказа Этелингу, но и чтобы иметь повод уехать. Она наслушалась твоих рассказов о других краях, вот и рвется… Если ей так уж нужно прикинуться монахиней, она вполне бы могла пожить в соседней обители Святой Хильды, настоятельница которой моя добрая подруга. Но отправляться через всю раздираемую войной Англию… Не то время нынче, – добавила она сурово.

Да, времена выдались неспокойные. Война длилась уже много лет, дороги были небезопасны, любая поездка сопрягалась с риском, и только стены крепких замков могли уберечь человека от бед. Леди Гита знала об этом и не понимала, почему супруг с такой готовностью решил потакать выдумке дочери. Их единственное дитя… Баронесса до сих пор еще не оправилась после смерти сына, и ей невыносима была мысль о том, что и дочь подвергается опасности.

Она взглянула на Милдрэд, но та не разделяла страхов матери и смотрела на отца блестящими глазами, ожидая его решения и напоминая сокола, рвущегося с насеста. Но она ведь не сокол, а юная девушка, очень красивая, очень богатая и очень слабая. У баронессы слезы навернулись на глаза, когда она поняла: муж и дочь заодно, они уже все решили и ей не переубедить их.

Понимая терзавшие жену страхи, барон Эдгар подошел и обнял ее за плечи.

– После того как императрица Матильда год назад покинула Англию, война стала стихать. Да и в Шрусбери, как нам писала Бенедикта, давно царит мир. К тому же… Ты должна больше доверять мне, родная. Неужели думаешь, твой муж столь неблагоразумен, что позволит дочери выйти в мир без надлежащей защиты? Да и обитель Марии Шрусберийской достаточно почитаема, чтобы Милдрэд могла там спокойно укрыться на какое-то время. Пока мы не решим, с кем надо ей соединиться для блага ее самой и наших земель.

Милдрэд давно свыклась с мыслью, что обязана своим браком дать господина отцовским владениям. Это был ее долг. Да и неприлично в семнадцать лет все еще оставаться в девицах. Но сейчас она только отметила, что план ее удался и разговоры о том, как отцу пришелся по душе Эдмунд Этелинг, ничем ей не грозят. Отец, возможно, всего лишь хотел немного подразнить ее.

Она встала и, видя, что родителям надо переговорить, пожелала им доброй ночи и вышла. Ах, как хорошо она умела прикидываться покорной и послушной! Но едва за ней закрылась дверь, как Милдрэд совершила резкий скачок, развернувшись в воздухе, подхватила длинную юбку и понеслась прочь, перепрыгивая ступени. Ее переполняло такое воодушевление, что она даже попискивала от бурлившей радости. Наткнувшись на солидного сенешаля Пенду, она схватила его за ремень и закружила, потом щелкнула по начищенной каске дежурившего у прохода на галерею охранника, бегом прошмыгнула под вязанкой дров, которую нес поднимавшийся по лестнице слуга. И даже лохматому волкодаву отца от нее досталось, когда она подхватила его за передние лапы и чмокнула в мокрый нос, отчего пес чихнул, а потом скакал подле девушки до ее покоев, как глупый щенок.

В опочивальне юной леди служанки согревали постель керамическим сосудом с угольями, а мистрис Клер отдавала какие-то указания. Но Милдрэд почти налетела на нее, расцеловала в обе щеки и, позволив себе наконец-то завизжать, с разбегу запрыгнула на кровать. Под удивленные и веселые возгласы служанок она несколько раз подпрыгнула, упала на спину и тут наконец замерла, раскинув руки. Глаза ее возбужденно блестели, грудь бурно вздымалась. О, какое чудесное приключение ей предстоит! Она уедет, побывает в других краях, встретит новых людей. Жизнь так интересна! Ей столько предстоит узнать! И это она сама подстроила! Какая же она хитрая и ловкая!

Милдрэд расхохоталась, развеселив и рассмешив удивленно взиравших на нее прислужниц.

Только мистрис Клер сохраняла обычную солидность и все пыталась успокоить юную леди, которая была уж слишком возбуждена и так вертелась, что ее даже не удавалось толком причесать перед сном.

Глава 3

Шропшир, март месяц, монастырь Св. Марии в Шрусбери

В полночь под моросящим дождем монахини попарно проследовали в церковь. По уставу Святого Бенедикта, ночная служба должна быть самой продолжительной, ибо спящий мир нуждается в большей защите от происков слуг дьявола. И все же в этот раз аббатиса сделала знак священнику, чтобы он не особенно тянул с проповедью, и сама первая покинула здание церкви, чего обычно за ней не водилось.

Казалось бы, подобное поведение настоятельницы Бенедикты можно объяснить: уже не первую ночь в Шрусбери было неспокойно в связи с возможным наводнением. И хотя сам город, расположенный на холме в излучине мощной реки Северн и окруженный кольцом каменных стен, был вне опасности, окрестные земли, усадьбы и большое аббатство Петра и Павла в предместье могли пострадать из-за поднявшейся воды. Долго лившие в Уэльсе дожди переполнили реку, воды ее разливались, и вот уже не первые сутки городские службы спасали окрестных жителей и стремились укрыть всех, кому угрожало наводнение. Поэтому и в столь поздний час в городе не смолкал шум: раздавался цокот копыт, окрики, скрип тележных колес. Монахини обители уже спокойнее относились к происходящему в городе, а вот настоятельница на какой-то миг замерла посреди двора и, несмотря на холодный дождь, вглядывалась в сумрак. Ее рука нервно сжимала нагрудный крест, сама она была напряжена, а на калитку у ворот смотрела так, словно ожидала, что вот-вот в нее кто-то войдет.