Ангелина – женщина медовая - Лазорева Ольга. Страница 26

Прошла еще неделя. Жизнь текла размеренно. В основное поселение они ходили довольно редко. Но все равно общая атмосфера, царящая в «Медунице», исподволь влияла на Ангелину. Когда довольно большое количество людей, к тому же собранных в одном месте, свято верит во что-то, то это словно передается на каком-то энергетическом уровне. Кажется, даже воздух пропитан общими мыслями и настроениями. Люди, встречаясь на улице или возле колодца или сидя вечером на завалинке, постоянно говорят об одном и том же, и кажется, что они сами себя зомбируют. В «Медунице» постоянно говорили о грязи жизни за пределами их мира, о неправильном питании, из-за которого болеют люди, об общем депрессивном настроении общества, о непрекращающихся насилии и жестокости. И Ангелина со всем, что слышала, была согласна. Она уже начала понимать, что такая связь, которая была между «божьими пчелками», намного сильнее любой существующей между людьми, сильнее даже кровного родства. И не раз вспоминала слова Кати о том, что любая секта словно одурманивает людей, воздействуя на них прежде всего психически. Но уверенности, что это все-таки секта, у нее не было. Ангелина не любила особо над чем-нибудь задумываться, не умела анализировать, ведь в ее предыдущей жизни все было понятно и разложено по полочкам. Но сейчас ей поневоле приходилось думать над многими вещами, и ее мозг словно проснулся. У нее начала развиваться наблюдательность, она стала сопоставлять какие-то факты, а потом и пытаться анализировать.

Великий Пасечник собирал своих «пчелок» раз в неделю по субботам возле терема. Он выходил на крыльцо и начинал спрашивать, как им живется, у кого какие пожелания. Побеседовав с народом, он потом обычно читал какую-нибудь свою сказку. Ангелина наблюдала за тем, как его слушают, и удивлялась его влиянию на людей. Его явно боготворили, хотя Великий Пасечник ничего особенного для этого не делал. Но во всей его внешности было что-то необычайно притягательное. Хотелось смотреть в его чистые прекрасные глаза, в которых ясно была видна душа ребенка, такая же беззлобная и словно не замутненная земными грехами. Его улыбка сияла как солнышко, речь была неторопливой. По сравнению с Великим Пасечником его правая рука Микола выглядел темным и мутным человеком. Но он всегда был рядом с ним, словно его тень.

Как-то Ангелина пошла к источнику вместе с Игнатом. Наталья накануне сильно натерла ногу и осталась дома. Было уже начало октября. Но погода по-прежнему радовала. Дождей так и не было, и все еще держалось тепло. Игнат шел медленно, опираясь на палку. Он редко выбирался за пределы выселок, предпочитая все время проводить в своем жилище или у соседей.

– Все-таки мне, почитай, уж за восемьдесят, – говорил он, когда Наталья пыталась вытащить его на прогулку, – ноги-то не хотят и лишнего шагу ступить. Покоя просят.

Но выглядел он еще вполне бодро и никогда не жаловался на свою судьбу. Ангелина с ужасом думала, как он будет здесь зимовать. Почти во всех сарайчиках были печки типа буржуек. И она могла себе представить, каково в лютые морозы с таким отоплением в дощатых строениях, стоящих практически на земле. Но в «Медунице» никто не собирался благоустраивать жизнь других за свой счет. Здесь с этим все было четко. Каждый получал то, на что у него хватало денег. Почти все в верхнем поселении продали имеющуюся недвижимость и построили здесь дома. Микола не раз на общих собраниях говорил, что средства должны идти и в «общий улей» на процветание «Медуницы». Ангелина слышала разговоры, что многие приносили сюда немалые суммы, так как решили остаться здесь до конца своих дней, чтобы очиститься от мирской грязи и встретить смерть достойно. И Микола говорил в своих субботних выступлениях, что богатство, нажитое во внешнем мире, только отягощает. Великий Пасечник помалкивал и кивал. Ангелина все больше укреплялась в своей решимости уйти из «Медуницы» при первых холодах. Но она очень привязалась к Игнату, да и к Наталье и переживала за их судьбу.

Они медленно шли по лесу с Игнатом и разговаривали на разные темы. Ангелина взяла две полуторалитровые пластиковые бутылки, чтобы набрать святой воды и себе, и Наталье. Но они отчего-то свернули не на ту тропку и не заметили, как оказались в незнакомом месте. Здесь лес был смешанным, сосны низкими, кривоватыми, с разросшейся в разные стороны разлапистой кроной. Между ними густо росли какие-то кусты. Тропка становилась все уже, и Ангелина наконец обратила на это внимание.

– Слышь, Игнат, а куда это мы с тобой забрели? – удивилась она. – Да мы вовсе не к источнику идем! Место это мне совсем незнакомое.

– Так без Натальи немудрено заблудиться, – заметил он и остановился, прислушиваясь. – И вроде вода рядом.

Они пошли сквозь кусты и скоро оказались в зарослях пожухшего камыша. Почва стала влажной.

– Так ить это, мы с тобою к озеру вышли, только с противоположной стороны от источника, – сказал Игнат. – Мы где-то не туда свернули.

– Да? – удивилась Ангелина, пробираясь сквозь камыши.

Впереди действительно заблестела вода. Вдруг она услышала тихие голоса и замерла. Явственно раздавался скрип уключин и мерные всплески от опускающихся весел.

– Кто-то на лодке едет, – понизив голос, сказала Ангелина и двинулась к группе молоденьких елочек, видневшихся слева.

– Ага, – подтвердил Игнат, – едет! А чего мы прячемся?

– Мало ли! – тихо ответила Ангелина и нырнула в елки.

Игнат пристроился сбоку. Листва уже практически облетела, но елочки были пушистыми и зелеными. Они росли плотно, словно по кругу, и служили отличным прикрытием. Ангелина раздвинула ветви и увидела, что к берегу приближается лодка. В ней сидели Микола и Великий Пасечник.

– Опаньки! – чему-то обрадовался Игнат. – Правители наши! Чего это они тут делают? Неужто на ту сторону переправлялись? А ведь все знают, что Великий ни ногой в цивилизацию.

Но Ангелина повернулась к нему и приложила палец к губам. Он молча кивнул. Они затаились и стали слушать.

– Забыл, как я тебя из-под обстрела на себе вынес? – громко и сердито сказал в этот момент Микола. – И что бы с тобой было, если бы не я? А?!

– Да, да, – закивал Великий. – Помню, что ты! Да я тебе по гроб жизни!

– Так-то, Ваня! Не мы, конечно, виноваты, что в Чечне война была, не по своей воле мы туда попали, а, как все парни, по призыву. Но факт остается фактом!

– Да, да, – все кивал Великий и смотрел на Миколу с любовью и восхищением.

Тот медленно подгреб к берегу. Потом выскочил на сушу и вытянул лодку из воды. Великий вопросительно посмотрел на него.

– Да ты сиди, Ваня, – сказал Микола, запрыгнул обратно в лодку и закурил, – не суетись. Успеем еще к нашим божьим пчелкам!

Последние слова он произнес с усмешкой. Великий вновь закивал. Микола устроился напротив него. Великий вскинул на него глаза. Они были ясными, прозрачными.

– Ты вот не хочешь слушать меня, – продолжил после паузы Микола, – а ведь все на этом свете просто, и выживает самый умный и самый хитрый. Ты после дембеля пропал, ни одной весточки я не получил, хотя ты знаешь, что воинское братство покрепче кровного. Но это ладно, это простил я тебе. Мало ли у кого какие обстоятельства!

– Так я же тебе объяснял, – торопливо и смущенно проговорил Великий, – вернулся в родной город, там все сразу наперекосяк пошло, пил сильно, попал в плохую компанию, пырнули ножом, в больнице долго в беспамятстве валялся. А как выписали, так и ушел из города счастье искать. Душно мне там было, тошно! Мы в Чечне воевали, каждый день в глаза смерти смотрели, друг за дружку умереть готовы были, а на гражданке что? Подлость одна, шняга!

– Да, это так! – согласился Микола.

Он выкурил сигарету и достал другую. Его темные прищуренные глаза не отрываясь смотрели на раскрасневшегося Великого. А тот явно разволновался.

– Вот и ушел куда глаза глядят, долго бродил как неприкаянный, нигде устроиться не мог, потому что все одно и то же, везде шняжная жизнь, – продолжил Великий. – Да Бог пожалел меня и привел в это святое место. И решил я, что буду здесь до конца своих дней проживать, в тишине и чистоте. А потом все эти люди поприходили. Я их и не звал! А сейчас как бы в ответе за них.