Куда он денется с подводной лодки - Труш Наталья Рудольфовна. Страница 23
Доктор водички нацедил, переоделся и в город смылся. Вечером явился отдохнувший и похорошевший, с красивым блеском в глазах.
На следующий день ему понадобилось сделать контрольный анализ, и он снова благополучно ушел под этим предлогом с лодки. Мы стали догадываться, что ни в какую СЭС наш Андрэ не ходит, просто за углом избавляется от бутылок с водой – и все.
На наши провокации док не велся. Просто командовал заливать цистерны новой питьевой водой, снова брал ее на анализ и уходил в неизвестном направлении. Мы уже ему открытым текстом предлагали залить в его бутылки воды сразу из-под крана, на что Андрюха отвечал с яростью: «Нет!» – и уверял всех, что здоровье экипажа ему дороже всяких липовых показателей.
А мы сгорали от зависти, и чувство мести жгло наши сердца. Мы ждали, что час расплаты все-таки настанет.
Уходя в свой очередной поход с водой, гремя, как бомж, стеклянной посудой – пузырьками с водой «на анализ», Андрюха отловил моего трюмного и приказал к его приходу выкрасить в белый «докторский» цвет только что изготовленный по его заказу сейф для медикаментов.
Как только доктор скрылся с горизонта, я взял это трюмное тело за грудки и строго спросил: «Ты чей холоп, сынок, будешь? Мой или доктора?»
Ответ прозвучал однозначно в мою пользу. Тогда я приказал покрасить сейф в черный цвет, а чтобы всем было понятно, чей шкафчик, сверху эмблему приказал прилепить – рюмку со змеей.
Получился такой авангард, если я что-то смыслю в живописи, что Малевичу с его черным квадратом оставалось только завистливо вздыхать. А чтобы доктора паралич сразу не разбил, мы то произведение трюмного искусства простыней закрыли, как памятник. И ждем-с!
Все собрались к приходу доктора: кто догадывался о его манипуляциях с питьевой водой, кто наивно полагал, что так и надо. Наконец голубь наш прилетел. Трюмный в целях личной безопасности встал подальше от «шедевра».
Трогательный момент «открытия» – и доктор с воплем прислонился к стенке. Потом, правда, смеялся и совсем не обиделся. Он вообще правильный док был, Андрюха, юмор флотский ценил. И как врач – спец был, каких поискать...»
* * *
«Эх, Андрюшу бы сейчас сюда, – подумал Баринов невольно, потирая ноющую на погоду спину. – Он бы враз все поправил. Не зря ему на погоны рюмку со змеей пристроили...»
Впрочем, рюмку принять Баринову и так никто не мешал. Он выбрался из-за стола. На затекших ногах добрался до «закромов родины» – кухонного шкафчика, в котором еще неделю назад обнаружил трехлитровую банку крепкой и густой сливовой наливки. В темноте шкафа банку при переезде бывшие хозяева не приметили, а Баринов, обследуя все укромные уголки, сразу же обнаружил. Попробовал аккуратно. Одобрил: хороша наливочка!
Он набулькал в стопочку из толстого голубоватого стекла живительной жидкости и вернулся к столу. За окном увидел соседку, которая выметала с крыльца опавшие листья. Жаль, толком не разглядеть. Может, и не совсем баба-яга. Может, тогда Баринов пригласил бы ее на огонек, и они выпили бы по рюмке сливяночки и разговорились. И может быть, даже понравились бы друг другу. А там – чем черт не шутит, может, и любовь какая закрутилась бы. А что? Они не старые, можно и о семье подумать...
На этом месте Баринов встряхнулся, быстренько вспомнил все, что со словом «семья» у него связано, и, как в том анекдоте, громко сказал:
– И пошла бы ты куда подальше со своим утюгом!
Глава 4
Первые белые мухи полетели с серого неба в самом начале октября, до Покрова. Инга поняла, что надо ехать домой за теплыми вещами. Собственно, для дачи этой деревенской у нее все было, а вот, что называется, в люди выйти...
Выехала рано утром. Свою красненькую «мазду» оставила в самом конце их странной улицы за ручьем. К дому проезда не было, только извилистая тропка по берегу. Инга долго ломала голову, как быть с машиной. Потом пообщалась с соседями, у которых автолавка – большой фургон и старенький «каблук» стояли прямо у дома на большой площадке под навесом. Дорога от шоссе буквально упиралась в их участок.
Соседи без проблем выделили Инге местечко рядом со своим автопарком, и даже предложили за отдельную плату соорудить навес над «маздой».
– Если зимовать будете, навес нужен, – со знанием дела втолковывал основательный хозяин автолавки Петрович. – А мы не только крышу соорудим. Мы сей год будем сеткой по периметру закрывать стоянку, так что в любую погоду ваша машинка сухая будет.
Цена за такой импровизированный гараж была просто смехотворная, и Инга согласилась не раздумывая. Она готова была даже доплачивать Петровичу за охрану, но он ухмыльнулся в свои пушистые усы и махнул рукой:
– От кого тут охранять?! Да и собака у нас. Захочет кто подойти близко, такой лай поднимет... Не, за навесик денег возьму, а за охрану, вон, Тобику из города какого-нибудь лакомства привезете, и все!
Так и порешили. Навесик над Ингиной машиной появился уже через день, а Тобику она привезла целый мешок собачьих деликатесов.
Машинка шустро бежала по шоссе, которое в этот ранний час было достаточно пустынным. И Инга, убаюканная теплом и приятной музыкой, не заметила, как добралась до города, встретившего ее вечными пробками. На двух полосах машины толкались в пяти рядах. Скорее от этого не получалось, а вот нервы не выдерживали у многих.
В одном месте, на Шкапина, где были разрушены старые дома, самые хитрые перли по тротуару, который был пуст. Но вскоре и там образовался затор. Подъехав ближе, Инга расхохоталась от души: по тротуару, помахивая сумочкой, ровно посередине шла стройная девушка. За ней еле-еле тащился милицейский газик. Водитель яростно давил на сигнал, старенький газон выдавал хриплым басом: «Побер-р-регись!», а девушка, не оборачиваясь, помахивала ему правой рукой в сторону проезжей части: мол, ваша дорога там, господа, а тут – моя!
Посигналив упрямой девице, водитель бело-голубого газика стал медленно сползать на тротуар. К счастью, Инга уже проскочила этот участок, а то бы еще пришлось ждать, пока умники с тротуара выкатятся на дорогу. «Молодец деваха!» – подумала Инга и выскочила на набережную.
Дальше все пошло пошустрее, но, как Инга ни торопилась, к своему дому подъехала в одиннадцатом часу. Она опять высчитала, что Стас в этот день на работе, и хотела спокойно собрать свои вещи.
Но муж оказался дома. Она складывала в стопочку одежду в гардеробной, когда услышала шаги на лестнице, выглянула в холл и увидела Стаса. Он был в темно-синих домашних байковых брюках и такой же рубашке с подвернутыми рукавами, в мягких шлепках на босу ногу. Шея у супруга была повязана шарфом, и Инга поняла: ее дражайший где-то простудился. Горло у Стаса всегда было слабым местом. Стоило глотнуть холодной воды или постоять на ветру, как он терял голос и хрипел неделю.
Увидев Ингу, Воронин улыбнулся, хотел что-то сказать громко, но закашлялся. Махнул рукой и просипел:
– Привет, супруга!
– Привет, – ответила Инга. – Не напрягайся. Раз уж встретились, говорю тебе еще раз: у тебя совсем немного времени, чтобы решить квартирный вопрос. Пока я тяну и ничего не говорю ни брату, ни сыну, но терпение у меня не безразмерное.
Стас слушал жену, склонив голову набок. «Черт возьми! А как же она похорошела за то время, что мы не виделись!» – подумал он, разглядывая Ингу. Худенькая, вернее, стройненькая, в любимых голубых джинсах, в сапожках на высоченном каблуке. Талия как у девчонки. Грудь! Черт возьми! Да он никогда не замечал, что у нее такая потрясающая грудь! А волосы!
Инга, обнаружив бывшего супруга, плюнула на порядок в чемодане и начала бестолково складывать туда совсем не то, что планировала. Она беспорядочно металась по гардеробной, заранее зная, что привезет совсем не то, что хотелось. «Ладно, еще раз приеду, – думала про себя. – И надо же было вот так попасть...»
А Стас смотрел на нее и чувствовал, что совсем не хочет, чтобы она уходила. И лихорадочно придумывал, как ее задержать.