Стеклянная мадонна - Куксон Кэтрин. Страница 4

Мальчик и девочки опять переглянулись, и мальчик ответил:

– Из деревни Розиера.

– А-а, деревня мистера Розиера! Я через нее проезжала. Мой папа знаком с мистером Розиером.

– Мы тоже. – Ответ последовал мгновенно и был настолько горек, что голос мальчика прозвучал по-взрослому. Аннабелла сразу рассталась со своей беззаботностью и спросила:

– Вы голодны?

Теперь ей ответила девочка:

– Да, мисс, все время. Из-за забастовки нас морят голодом. Сейчас у хозяина работают ирландцы.

Аннабелла не поняла этого ответа. Ей было ясно одно: на нее смотрели три пары голодных глаз. Она никогда прежде не видела подобных лиц; даже когда выезжала с матерью в карете и видела бедняков, те выглядели не так, как эти дети. Она тихо ответила:

– Вы бы зашли в дом и попросили у кухарки поесть. Уверена, она бы вас накормила.

Голос мальчика, по-прежнему горестный, звучал теперь неуверенно:

– К той черной двери лучше не подходить без пенни в кулаке.

– Пенни?

– Да, за еду надо платить. А у нас нет ни гроша. Она шагнула к ним, и они дружно отпрянули к изгороди.

Она сказала:

– Вы говорите, что должны заплатить кухарке пенни, чтобы она вас накормила?

– Да, даже отбросами.

– Я обедаю в три часа, – задумчиво проговорила Аннабелла. – Потом у меня отдых. Может, вы подойдете в половине пятого? Я вынесу вам остатки своего обеда. – Не получив ответа, она продолжила: – Если я опоздаю, а вы не сможете больше ждать, то я оставлю еду… – Она оглянулась и указала на то место в живой изгороди, куда недавно пытался забиться мальчишка. – Вот здесь. Я заверну ее в салфетку. А теперь мне пора. – Она помялась и оглядела всех троих. – До свидания.

Дети ничего не сказали ей в ответ. Она отвернулась, пролезла в дыру, забралась на холмик, спустилась с другой стороны, оставила позади ручей и свалку и вернулась в дом тем же путем, каким его покинула. Все это расстояние она преодолела не бегом, а шагом, хотя ее могли заметить. По дороге не встретила ни души и, только открыв дверь галереи, увидела Уотфорд.

Та стояла, закрыв лицо руками, повернувшись к дубовой двери. Появление Аннабеллы напугало ее так же, как только что троих детей; она схватила девочку за плечи, словно собираясь встряхнуть, но вместо этого еле слышно пробормотала:

– Куда вы подевались?

Мать учила дочь, что врать нехорошо. Если правду сказать невозможно, лучше промолчать. Но сейчас не подходило ни то, ни другое. Настал момент прибегнуть к… как это называется?.. к дипломатии.

– Я ходила в туалет, – ответила она, – а потом захотела взять другую книжку. – Она догадалась, что лучше назвать сразу два места. – Простите, что я вас напугала.

– Вы сами ходили в туалет? Вы не испачкались? – Уотфорд развернула ее, словно желая найти у нее на подоле свидетельства неопрятности.

– Конечно, нет, Уотфорд!

Уловив в ответе подопечной негодующие нотки, Уотфорд улыбнулась, перевела дух и сказала:

– Какое там, ведь вы славная девочка! Ну и перепугалась я! Не могла вас найти, и все тут! Я бросилась в класс, в детскую, но вас нигде не оказалось.

– Я… Я пошла по длинному коридору. Мне нравится рассматривать там картины. – Дипломатия оказалась совсем нетрудным делом; главное заключалось в том, чтобы проявлять… как это?.. изобретательность. Она спросила: – Как вы думаете, Уотфорд, можно мне еще меренгу? Или две?

– Господи, мисс, сколько угодно! Сейчас принесу. Кухарка очень обрадуется, что они вам понравились.

– Передайте кухарке, что понравились, даже очень. Знаете, Уотфорд, если вам попадется яблоко или еще какой-нибудь фрукт, то захватите и его. До обеда еще так долго!

– Что вы, мисс! – Уотфорд наклонилась и заглянула ей в личико. – Я принесу вам все, что вы попросите. Хотите целый поднос?

– О, да, Уотфорд! Большое вам спасибо!

Спустя несколько минут Уотфорд втолковывала кухарке, воздев для убедительности руки:

– Что я вам говорила?! Конечно, у нее разгулялся аппетит. Не мудрено, если ее пичкают одной Библией. Она совсем не как семилетний ребенок: ей скорее дашь лет десять, а то и двенадцать. Не ребенок, а какой-то профессор! «Как вы думаете, Уотфорд, можно мне еще меренгу?» Хоть две, ответила я, то-то кухарка обрадуется! Я же вам говорила, когда мы остаемся с ней вдвоем, она делается совсем другой. Я это всегда твержу. – Она оперлась о стол. – Положите-ка ей ветчины, языка, камамберу. Пускай покушает вволю. – Внезапно, упав на табурет, она простонала: – Боже! Уж поверьте, мне едва не сделалось плохо. Еще немного, и я бы отправилась на тот свет. Я решила, что Она вышла в дверь и очутилась на той стороне!

В час дня Уотфорд повела ее на прогулку в сад. После дождя выглянуло солнце, от земли валил пар, от запаха роз кружилась голова. Уотфорд винила тяжелый влажный воздух в безразличии Аннабеллы, не пожелавшей играть в мяч или в прятки, а отдавшей предпочтение беседе на странные темы: люди, живущие вокруг усадьбы, деревня мистера Розиера… Раньше ее никогда не интересовала деревня Розиера – во всяком случае, на памяти Уотфорд. Наверное, они беседовали об этом с матерью, так как Розиер был другом хозяина. Как она рассказывала потом Аде Роулингз, она подпрыгнула на скамейке, когда ребенок спросил: «Вы знаете, что чувствует голодный человек?»

Ответ Уотфорд был искренним: «Нет, мисс, не знаю».

Слава Богу, голодать ей не приходилось. Отчасти она была обязана этим тому, что ее двоюродная бабка, миссис Пейдж, на протяжении восемнадцати последних лет служила в усадьбе экономкой. Она не любила двоюродную бабку, но была благодарна ей за это место и тем более за постоянную сытость. Ведь она родилась и выросла в деревне Джарроу с ее переменчивой судьбой: угольные и соляные копи иссякали, поэтому людям приходилось осваивать новые профессии, например, учиться строить корабли из железа, хотя никто из них о таком прежде и не помышлял; работа то появлялась, то исчезала, а вместе с ней и еда, только еще быстрее. О да, она и ее семейство должны были низко поклониться тете Еве, благодаря которой она могла теперь честно ответить мисс Аннабелле, что никогда в жизни не испытывала голода. Но каков вопросик! Потом, в разговоре с Адой, она удивлялась: спросить такое в жаркий, душный день!..

В три часа дня Уотфорд и Каргилл, третий лакей, принесли в детскую гостиную обед и расставили блюда на круглом столике из красного дерева. Сняв крышку с первого из них, Уотфорд принюхалась и сказала:

– Камбала в сметане, очень вкусно!

– Что еще, Уотфорд?

– Что еще, мисс? – Уотфорд обрадовалась внезапному интересу маленькой госпожи к съестному. – Я знала, что у вас разыгрался аппетит, поэтому принесла телятины, ветчины, холодную куриную грудку и три овощных блюда. Угодила я вам?

– Очень мило. Благодарю, Уотфорд.

– А вот десерт. – Она указала на стеклянную миску. – Пудинг-мороженое. Справитесь?

– Спасибо, Уотфорд, очень любезно с кашей стороны.

– На здоровье, мисс. Я рада, что вам хочется кушать.

– Уотфорд!

– Да, мисс?

– Я могу поесть сама. Вы тоже можете идти обедать.

– Вы справитесь? Вы уверены?

– О, разумеется. Вполне.

– Что ж, мисс, раз вы так считаете… Вы не ошибаетесь?

– Нет, не ошибаюсь, Уотфорд. Ступайте обедать.

Уотфорд уставилась на свою подопечную, пытаясь заглянуть в ее зеленые глазки, прикрытые длинными темными ресницами, и размышляя. Милое дитя, она вполне может вырасти хорошенькой, хотя сейчас трудно загадывать. Что, если религиозность, которой ее потчуют, не привьется и дочь пойдет в отца и вырастет сущим дьяволом? Ведь он – дьявол, как на это ни смотреть. Госпожа отлучилась всего несколько часов тому назад, а он уже распоряжается, чтобы подали плотный обед. Что такое «плотный обед», хорошо известно: на две, а то и на три персоны. Нет, на сей раз только на две. К половине четвертого он заказал ванну. Конечно, он принимает ванну в любое время суток, но обедать в пять – это ли не забавно, если супруга может возвратиться сразу после шести! Впрочем, она возвращается по западной аллее, а его посетители всегда прибывают по восточной, да и доезжают только до половины, а остальной путь преодолевают пешком. Хозяин проявлял осторожность и, будучи джентльменом, не бахвалился своим распутным времяпрепровождением. Если госпожа знала о происходящем, то скорее благодаря своей догадливости. В доме бытовали странные порядки: в одном флигеле истово веровали, в другом не менее истово блудили. Впрочем, Уотфорд не намеревалась ворчать по этому поводу. Получая десять фунтов в год плюс доплату на чай, сахар и пиво, она каталась как сыр в масле и уповала на то, что так будет и впредь.