По образу и подобию (Видение смерти) - Робертс Нора. Страница 40

На улице улыбка Пибоди приобрела самодовольный оттенок. Она даже стала слегка подпрыгивать на ходу.

— Ну?

— Что «ну»?

— Да ну вас! — Пибоди ткнула Еву локтем в бок. — Скажите, что я молодец.

Ева остановилась у тележки разносчика и купила две банки пепси. Ей был необходим кофеин. Она чувствовала, что без него просто не продержаться.

— Ты неплохо потрудилась. Конечно, мне было бы легче размазать Чанси лицом по ее столу, но это была бы грязная работа. С твоими реверансами все получилось чище.

— Вот видите, теперь, когда мы партнеры, я тоже могу выступать как голос разума!

— Угу. А что это чушь с креслом?

— Плетеное кресло. Может стать доминирующей точкой в обстановке — внести нотку уюта, или добавить юмора, или драматизма. И это прекрасный способ утилизировать обрезки от других изделий. Мне не понравился ее выбор тканей, но работа отличная.

— Надо же, сколько бесполезных вещей существует на белом свете, — заметила Ева. — Абсолютно бесполезных! Чем накачиваться диетической пепси, прибавь лучше шагу, Пибоди. Так ты быстрее сбросишь вес.

— Я пью диетическую пепси и одновременно иду спортивным шагом. А это значит, что сегодня вечером в гостях я имею право съесть десерт. А вы что наденете?

— Что я… о черт!

— Мне кажется, это не самый подходящий наряд для званого ужина. Надеюсь, вы не собираетесь его проигнорировать, — продолжала Пибоди, не давая Еве возразить. — Дружеское общение и отдых… это не помешает расследованию, Даллас.

— Господи боже! — Ева глотнула пепси, продолжая энергично шагать в направлении спортзала. — Мне вообще не по душе затея с этой дурацкой вечеринкой, а теперь еще придется торчать там после бессонной ночи, пока трупы продолжают накапливаться. А ведь когда-то моя жизнь была такой простой!

— Как же, как же.

— Да, была! А теперь в ней появилось слишком много… лишних людей.

— Ну, если вам нужно кого-нибудь выкинуть, чтобы ее упростить, может, начнете сразу с Рорка? Понимаете, у нас с Макнабом есть уговор: если Рорк будет свободен, я попробую его заарканить. А Макнаб попытает счастья с вами.

Ева поперхнулась последним глотком пепси, и Пибоди услужливо похлопала ее по спине.

— Шучу. Вы что, шуток не понимаете?

— У вас с Макнабом совершенно нездоровые отношения.

— Верно, — просияла Пибоди. — Мы с ним очень, очень счастливы!

Спортзал «Жим Джима» располагался в полуподвале. На неосвещенной лестнице можно было переломать ноги, а чтобы открыть железную дверь, требовалась недюжинная сила. Ева предположила, что это своего рода предупреждение неперспективным клиентам: не можешь совладать с дверью — катись отсюда подобру-поздорову со своими жидкими бицепсами.

Запах в помещении стоял мужской, но неприятный: он бил прямо в лицо, как потный, обсыпанный спортивным тальком кулак. На стенах, выкрашенных в фабричный серый цвет, вероятно, в год ее рождения, облупилась краска; на потолке образовались ржавые разводы — следы многочисленных протечек. Покрытый унылым бежевым линолеумом пол так пропитался потом, что его испарения висели в воздухе подобно гнилостному туману.

Ева предположила, что посещающие заведение мужчины вдыхают его как благовоние — иначе каждый из них выбрал бы другой спортзал.

Оборудование было самое элементарное: гантели, штанги, брусья, перекладина, боксерские груши, скакалки и тому подобное. Было несколько допотопных тренажеров, судя по виду, изготовленных в середине прошлого века. На стене помещалось одно-единственное захватанное зеркало. Рядом с ним какой-то мужчина, сложением напоминавший грузовой космический корабль, накачивал бицепсы, поочередно поднимая гантели согнутыми в локте руками.

Другой мужчина, с торсом, похожим на мамонтовое дерево, качал пресс со штангой из положения лежа. Третий молотил боксерскую грушу с таким ожесточением, словно это была его неверная жена.

Все были в мешковатых серых трикотажных штанах и таких же фуфайках с обрезанными рукавами. «Как униформа, — подумал Ева. — Не хватает только эмблемы „Скверная задница“ на груди».

Как только присутствующие заметили появление Евы и Пибоди, всякое движение прекратилось. Большой Бицепс так и застыл с пятидесятифунтовой гантелью в руке, Большой Пресс с грохотом обрушил штангу на держатель, Боксерская Груша, обливаясь потом, замер в бойцовской стойке.

В наступившей тишине до Евы из соседнего помещения донеслись глухие удары, а затем подбадривающее: «Бей левой, тупой хрен!»

Она обвела глазами присутствующих и направилась к Боксерской Груше, потому что он был ближе всех.

— В заведении есть менеджер?

К ее изумлению, он побагровел всей своей двухсотфунтовой тушей.

— Э-э-э… только Джим. Он тут… э-э-э… хозяин. В смысле, это место принадлежит ему. Только он… э-э-э… сейчас занят на ринге. Тренирует Бинера в спарринге. Мэм.

Ева двинулась через комнату. Большой Пресс, приняв сидячее положение на скамье, окинул ее взглядом, полным нескрываемой враждебности.

— Джим тут баб не обслуживает!

— Джим, должно быть, не в курсе, что дискриминация по половому признаку запрещена.

Он разразился лающим хохотом.

— Дискриминация! Никого он не дискриминирует. Просто не принимает баб.

— Какое тонкое различие! Что там у тебя на штанге? Двести семьдесят пять фунтов? Это примерно твой вес?

Громила стер пот с широкого лица цвета какао с молоком.

— Если парень не может поднять свой вес, значит, он не парень, а девка.

Ева кивнула, подошла к штанге и сняла несколько колец.

— А вот это мой вес.

Она поманила его пальцем, предлагая встать. Большой Пресс освободил место, и Ева легла на скамью. Боксерская Груша, явно встревожившись, подошел к скамье, пока она устраивалась поудобнее.

— Мэм? Вы же не хотите себе что-нибудь повредить?

— Нет, не хочу. Следи, Пибоди!

— Ясное дело.

Ева обхватила руками перекладину и выполнила десять медленных и четких отжиманий. Водрузив штангу на держатель, она соскользнула со скамьи.

— Ну что, видели? Я тоже не девка!

Она кивнула Боксерской Груше, который вновь залился краской, и направилась в соседнюю комнату.

— А я еще не умею выжимать свой вес, — вполголоса призналась Пибоди. — Должно быть, я девка.

— Тренируйся.

Ева остановилась в дверях, чтобы полюбоваться на спарринг-матч.

На ринге бился профессионал-тяжеловес, обтянутый лоснящейся черной кожей, до того блестящей, что казалось — его облили с головы до ног сырой нефтью. Его ноги были подобны бревнам, брюшные мышцы напоминали стальные поковки, Ева отметила, что у него мощный удар правой, но левое плечо провисает.

Его оппонентом был златокудрый нордический бог, весьма резвый и проворный, судя по всему, приглашенный со стороны.

А вокруг ринга носился тренер в серой трикотажной униформе, с одинаковым жаром выкрикивая указания и оскорбления. «За пятьдесят, — прикинула Ева, — рост — пять футов восемь дюймов». Расплющенный нос, видимо, достаточно часто и регулярно встречался с чьим-то кулаком. Когда он оскалил зубы, чтобы изрыгнуть очередную порцию проклятий, она заметила у него во рту старомодную металлическую «фиксу».

Она дождалась конца раунда и подошла к канатам, когда черный тяжеловес, повесив голову, слушал, как его поносит тренер в весе мухи.

— Извините, что помешала… — начала Ева. Голова Джима дернулась и повернулась, как на шарнире.

— Эй, я не потерплю женщин в моем заведении! — Он бросил своему боксеру полотенце, а сам покатился на Еву, как маленький танк. — Вон отсюда!

Ева извлекла свой жетон.

— Почему бы нам не начать сначала?

— Женщины-копы? Еще хуже, чем просто женщины. Это мое заведение! Мужчина имеет право делать, что ему вздумается, в своем собственном заведении! А женщинам-копам нечего совать сюда свой нос и указывать ему, что он обязан обслуживать женщин! — Он здорово распалился: шея у него раздувалась, как у бойцового голубя, глаза вылезали из орбит. Было ясно, что он уже имел по этому поводу столкновения с правоохранительными органами. — Да я скорее закроюсь, чем допущу сюда баб, чтоб они тут прыгали и требовали у меня этот чертов лимонад!