По образу и подобию (Видение смерти) - Робертс Нора. Страница 61

Рэндал изучил Рорка недоверчивым взглядом и пожал плечами.

— Что ж, у меня неплохо получается. Они говорят — созидательная работа, терапевтический эффект и все такое. Я вроде как даже увлекся. Теперь я делаю наволочки в магазине «Все ремесла», у них там эти — ну… клубы по интересам. И преподаватели, и все дела. Вот где я был в тот вечер, что вы спрашиваете. Они скидку дают на материал и всякое такое дерьмо, а хочешь работать на их машинах — пожалуйста. В общем, это интересно, вот и все. У меня сегодня урок по вышиванию. Знаете, когда наловчишься, можно черт знает сколько понаделать разного дерьма.

— Ваш преподаватель и соученики это подтвердят?

— А то! Только, слушайте, если вы пойдете туда выспрашивать и стукнете про мои судимости, меня тут же выпрут. Там есть пара юбок, я как раз думал за ними приударить, а вы мне всю малину испортите!

— Вы забыли, что я — воплощение конфиденциальности, Рэндал. А ваши приятели знают про ваше маленькое хобби?

На его лице отразился панический ужас.

— То-то и оно! Думаете, я стану трепать парням про гребаные занавески да подушки? Да они меня на смех подымут, и придется мне кому-нибудь врезать. А это значит, что я не контролирую свой гнев и все такое.

— Верно подмечено, — согласилась Ева.

— Ты же знала, что это не он, в ту минуту, как он открыл дверь. — Рорк занял свое место за рулем.

— Да, знала, но все равно надо было проверить. Он говорит, его дружки ничего не знают, но не исключено, что кто-то из них знает. Или кто-то у него на работе, или кто-то из напарников по бильярду, или сосед… — Ева пожала плечами. — Кто-то мог свистнуть ленту у Рэндала или использовать его имя, чтобы ее купить. Поехали к следующему.

Ева педантично выполняла свою работу, потому что так полагалось, но не стала спорить, когда Рорк объявил, что пора поесть. Она не стала спорить, даже когда он привел ее во французский ресторан со свечами на столах и важными до невозможности официантами.

Его имя ровно вполминуты обеспечило им угловую кабинку, метрдотель так и стлался перед ними, еда было отборная. И все-таки Ева не столько ела, сколько сидела в задумчивости над своей тарелкой и ковыряла в ней вилкой, перекладывая гарнир с места на место.

— Скажи мне, что тебя мучает. — Рорк накрыл ее руку своей. — Это ведь не только дело?

— У меня много чего в голове…

— Приведи хоть один пример.

— Я рассказала Пибоди про то… что было у меня в детстве.

Его пальцы крепко сжались.

— Я давно уже думал: когда же ты ей скажешь? Наверняка вам обеим было тяжело.

— Мы напарницы. А своей напарнице надо доверять. Я ведь знаю, что она беспрекословно исполняет мои приказы не только потому, что я старше по званию.

— Но это не единственное, что заставило тебя ей рассказать.

— Нет, не единственное. — Ева посмотрела на него сквозь пламя свечей. — Такие дела, как это, влезают мне в печенки. Я могу совершить ошибку, потому что слишком стараюсь найти ответ, могу отвернуться в самый неподходящий момент, потому что боюсь найти ответ…

— Ты никогда не отворачиваешься, Ева.

— Но иногда хочу отвернуться! Я балансирую на грани, и это очень тонкая грань. Пибоди со мной каждый день, она хороший полицейский. Она заметит, если я начну… уклоняться. И, если это случится, она имеет право знать, в чем дело.

— Я с тобой согласен. Но есть еще одна причина, заставившая тебя рассказать ей.

— Она мой друг. Самый близкий после Мэвис. Но Мэвис — это совсем другое дело.

— Да уж, как говорится, найдите десять отличий!

Ева засмеялась, как он и надеялся.

— Мэвис не коп, она… просто Мэвис. Первый человек, с которым я смогла поделиться хоть малой частью своих воспоминаний. Наверное, мне следовало бы рассказать Фини. Мы долго были напарниками, я должна была ему сказать. Но я почти ничего не помнила, пока мы работали вместе, и потом…

— Он мужчина.

— Я же сказала тебе. А ты тоже мужчина.

— Но я не заменил тебе отца, — напомнил Рорк и грустно улыбнулся, когда она схватила бокал с вином.

— Да, пожалуй. То есть нет, конечно же, нет! Ни с какого боку. А Фини… в каком-то смысле да. Это не имеет значения, — решила Ева. — Так или иначе, я ему не сказала. Мире рассказала почти случайно, и потом — она же врач. Я никогда не рассказывала все целиком, в один прием, никому, кроме тебя. И теперь вот — Пибоди.

— Значит, ты рассказала ей все?

— Что я его убила? Да. А она сказала: надеюсь, вы настрогали из него ремешков. Она плакала. О господи…

Ева уронила голову на руки.

— Именно это тебя больше всего смущает? Что у нее за тебя сердце болит?

— Я не для этого ей рассказала!

— Дружба, партнерство… Тут дело не только в доверии, Ева. Есть еще и привязанность. Даже любовь. Если бы она не ощущала жалости к тому ребенку, которым ты была тогда, и возмущения из-за того, что с ним сделали, она не была бы твоей подругой.

— Да, я знаю. Я тебе скажу, что еще меня тревожит. Сегодня я наблюдала весь процесс гипнотерапии. Мира уже и раньше со мной об этом заговаривала. Не то чтобы она на меня давила, но она говорит, что сеанс гипноза поможет мне вспомнить и тем самым избавиться от этого. Говорит, чем больше вспоминаешь, тем больше контролируешь. Я не знаю… Но я не думаю, что сумею вернуться туда, Рорк. Мне кажется, я не смогу. Даже если бы это помогло мне избавиться от кошмаров.

— А ты об этом подумывала?

— Я этого не исключала… как возможность в отдаленном будущем. Но это слишком похоже на тестирование. Ты же знаешь: если полицейский убивает кого-то при исполнении, ему приходится пройти тестирование. Это обязательная процедура, хоть и очень противная. Это все равно что сказать: да, конечно, пропустите меня через мясорубку, заберите мое самообладание, потому что может быть — ну вдруг? — когда-нибудь потом мне станет легче.

— Если ты хочешь больше узнать о себе, но тебя смущает процедура гипноза, есть другие способы, Ева.

— Ты мог бы накопать для меня деталей из моего прошлого, как накопал их из своего? — Ева снова взяла бокал. — Я об этом думала. Не уверена, что я хочу идти этим путем. Но я еще подумаю. Мне кажется, то, что мы уже узнали… что агенты «Родины» за ним следили, знали обо мне, знали, что он со мной делает, но не вмешались, чтобы не нарушить целостность следствия…

Рорк произнес несколько особенно прочувствованных и задушевных слов по поводу «Родины» и ее целостности. Это настолько не вязалось с атмосферой изысканного французского ресторана, что Ева злорадно усмехнулась.

— Ну, словом, когда я узнала, что другие люди знали обо мне, на меня это здорово подействовало. И я спросила себя: а я могла бы пожертвовать гражданским лицом ради дела?

— Ты бы не могла.

— Нет, не могла бы. Сознательно, добровольно — не могла бы. Но есть люди, считающие себя порядочными гражданами, которые способны на это. Они раз за разом приносят в жертву других людей, чтобы получить то, что им нужно. Это происходит каждый день. И в большом, и в малом. Ради высшего блага, ради их блага, ради еще чьего-то блага, как они его понимают. Путем действия, путем бездействия люди постоянно приносят в жертву других людей!

Пибоди вышла из поезда метро и подавила зевок. На часах еще не было одиннадцати, но она буквально валилась с ног. Слава богу, она хоть не была голодна: Фини с удовольствием согласился сделать перерыв на ужин. Ее желудок был приятно полон рагу из цыпленка — по крайней мере, так это называлось в меню, и ей не хотелось даже гадать, что там еще намешано, кроме цыпленка. Рагу в ярко-желтом соусе оказалось просто божественным на вкус.

Во всем остальном они результата не добились, но такова уж жизнь полицейского.

Поднимаясь по ступеням на улицу, Пибоди вытащила свой сотовый телефон.

— Ну, наконец-то! — раздался в трубке голос Макнаба. — Едешь домой?

— Сейчас буду, я уже в двух кварталах. Мы обошли кучу адресов, но все мимо.