Децема. Предыстория (СИ) - \"Мари Явь\". Страница 3

В день моего рождения, как это и бывало каждый год, окна и двери всех домов в Самти плотно закрывались. И даже явление самого Предвечного не вынудило бы этих людей выползти из своих убежищ. Первый день месяца искупления ты обязан посвятить целиком и полностью сосредоточенной молитве. Покидать границы своего жилища было строго-настрого запрещено.

Теперь это кажется мне поразительным: исполнительность и фанатичная вера характеризовали каждого в городке. Никому даже в голову не приходило нарушить эту традицию, будь он последним забулдыгой.

В тот день с самого утра стояла поразительная тишина. День, которым правит Эзус. На улицах — ни единой души. Город казался мертвым. Только моим. Я могла свободно слоняться по нему с утра до ночи, не привлекая ни малейшего внимания. О лучшем подарке нельзя было и мечтать, однако волей Предвечного в этот день меня ожидал еще один сюрприз.

Я обнаружила его у водоразборной колонки, условно обозначавшей центр города. Оборванный, изможденный и едва дышащий человек, над которым уже кружили стервятники, валялся у нее ничком. Видимо, этот путник из последних сил пытался накачать себе воды, но так и не справился с задачей. Теперь его руки были судорожно сжаты вокруг раскаленной трубы, а лицо прижато к земле. Выглядел он так, словно прошел всю пустыню на своих двоих, что, тем не менее, было за гранью возможного. Но если это так, откинуться у самого колодца… что за жалкая смерть.

Подойдя к рычагу, я взялась за него двумя руками, начиная со скрипом накачивать воду. Пришлось повозиться, но в итоге холодная, мутная струя вырвалась из крана. Она попала человеку на руки и голову, и мертвец ожил. Дернувшись, мужчина обессиленно подтянулся к текущей воде и начал жадно ловить ее дрожащими, истрескавшимися губами. Думаю, в тот момент он был самым счастливым существом на всей нашей необъятной планете.

— Еще… еще… — прохрипел он, когда я опустила руки, и вода перестала поступать.

— Э, нет, — я опустилась перед ним на корточки, убирая со своего лица белое полотно, защищающее глаза и дыхательные пути от песка. — Сколько времени ты без воды?

— Три… три дня… — ответил путник, щуря свои опухшие глаза.

— Ты из этих, да? — пробормотала я сухо.

Такая выносливость организма была характерна исключительно для усовершенствованных людей из столичных регионов Эндакапея. Только модифицированный мог преодолеть пустыню и протянуть так долго без воды.

В ответ он промолчал, продолжая в меня всматриваться.

— Знаю, тебе сейчас кажется, что ты сдохнешь от жажды, но это пройдет через пару минут. Не пей больше ближайшие полчаса, — добавила я, выпрямляясь. — И да, не рассчитывай на помощь местных. Только не сегодня. В этот день всем друг на друга плевать. Понимаешь? — оглядевшись, я закричала: — Эй, недоумки! На нас напали! Армия самого Иберии идет по ваши души! Спасайтесь!

Мой голос разнесся эхом по городу, затихнув через мгновение.

— Видишь, всем наплевать, — резюмировала я. — Хотя… ясное дело, что даже последний кретин не стал бы нападать на такую дыру. В любом случае, все заведения откроются только завтра. Пусть они от столичных далеки, тебе выбирать не приходится, да?

— Что… что здесь происходит? — спросил незнакомец, вытирая лицо иссохшими руками.

— Ты что, с неба свалился? Сегодня первый день месяца искупления. Слыхал про такой?

— Я думал… думал, что это просто… шутка какая-то… — обессиленно проговорил он.

— Иностранец? — хмыкнула я, накидывая на голову полотно. — Добро пожаловать в Самти. Возможно, уже завтра здесь появится первый караван. За символическую плату торговцы могут взять тебя с собой и перевезти через пустыню. Не пойдешь же ты в таком состоянии дальше, да? Ну, бывай…

— Погоди, девочка! — Я обернулась. — … я уже не помню, когда я последний раз ел. Ты живешь где-то поблизости, так? Я не прошу многого…

— Эй, ты что, до сих пор не понял, с кем разговариваешь? — обнажив левое запястье, я показала ему клеймо. — Не думаю, что тебе захочется принимать помощь от того, кто был отмечен Эзусом.

— Если он стал тем, кто меня спас? Да будь это хоть сам Владыка грешных душ.

Глядя на того грязного, изнуренного солнцем и дорогой человека, я невольно задумалась над тем, что этот разговор был самым долгим в моей жизни. Ни с кем ранее я не вела простого, человеческого диалога. И сейчас этот чужеземец смотрел на меня без презрения и отвращения, видя во мне свое спасение.

— Надеюсь, у тебя есть чем заплатить? — он неуверенно кивнул. — Можешь остаться до завтра. Но не советую рассчитывать на комфорт. Тут тебе не столица.

— А ты… ты всегда грубишь старшим? — кажется, чужеземец начал приходить в себя. В его голосе слышался смех. Вероятно, он чувствовал себя так, словно только что заново родился.

— Просто играю свою роль, — бросила я, уходя в сторону своего скромного дома. — Все должны играть свою роль. И ты тоже. Не знаю, что заставило тебя здесь объявиться, но, очевидно, лучше было бы тебе сидеть у себя дома.

— Это… долгая история, — он надсадно дышал за моей спиной, кажется, едва переставляя ноги.

— Ну-ну.

— Разве в этом месте ты не должна была сказать, что у тебя полно времени, и ты с удовольствием меня выслушаешь?

Я не ответила, и всю оставшуюся дорогу мы проделали в молчании.

У меня было полно времени. И я бы с удовольствием его послушала. Вот только рассказы о далеких землях, где текут молочные реки по кисельным берегам, на которых живут почти бессмертные люди, лишь заверили бы меня в божественной несправедливости.

Оказавшись внутри дома, я прислушалась, отмечая, что мать до сих пор спит. Убирая многочисленные бутылки, разбросанные по комнате, я старалась не придавать значения внимательному взгляду чужака. Кто-то вроде него не смеет нас ни в чем осуждать. Он, чтоб его, знать не знает, что за жизнь нам приходится вести в этой яме. И что довелось пережить моей матери.

Принеся мазь от ожогов и бинты, а также собрав нехитрый обед, я села за стол напротив, умело скрывая волнение. Это был первый настоящий гость, которого привечала лично я и который не смотрел на меня свысока.

— А поесть ты не дурак, — прокомментировала я, следя за тем, как он сметает со стола снедь.

— Эла… — раздался пьяный хрип матери из-за тонкой стены. — Эла, куда ты делась, проклятая девчонка? Эла…

Подняв голову от деревянной тарелки, незнакомец несколько секунд всматривался в сторону двери, ведущей в соседнюю комнату.

— Она часто разговаривает во сне, — пояснила я беспечно.

— Значит, ты Эла?

— Может быть.

— А я… — он замолчал на полуслове, ставя тарелку на стол. Виновато на меня посмотрев, гость выпалил: — Слушай, я солгал. У меня нет денег.

— Да ты что. А по тебе и не скажешь, — вздохнув, я подперла щеку кулаком. — Оставайся до завтра. Спать можешь здесь.

— Но я могу взять тебя с собой в Таврос, — добавил он решительно. — Там… у меня будет чем отплатить тебе за свою спасенную жизнь.

— Ага, именно поэтому ты сюда притащился.

— На это есть свои причины, — его голос окреп, мужчина уже не выглядел, как умирающий. — Я много понял по дороге сюда. Этот путь был важен для меня. А ты… тебе же нечего терять! Разве все здесь не вздохнут спокойно, если ты уйдешь? Даже твоя… мать. Я готов… нет, я собираюсь исправить эту несправедливость…

— Эй-эй, успокойся. Ты хоть представляешь, как это звучит? Еще несколько минут назад ты сказал, что у тебя есть чем заплатить за еду и ночлег, но только что выяснилось, что это была самая обычная ложь. Я малолетняя, конечно, но не дура. Я никуда не пойду с тобой, тем более через всю пустыню.

— Я не прощу себя, если не смогу даже отплатить за свое спасение. Ребенку. Понимаешь?

— Ну, тут я тебе вряд ли смогу помочь, как считаешь?

— Эла! Здесь так жарко! Мне нечем дышать! Принеси воды, гадкий ребенок… — яростно простонало за стеной.

— Послушай, я не считаю тебя отъявленным лжецом и подонком, — заявила я, поднимаясь из-за стола. — Мне без разницы, что тебя сюда привело и каковы твои намерения. В качестве платы можешь просто пообещать, что больше не будешь таскаться по пустыням без нужды, идет?