Прекрасная притворщица - Хейно Сьюзен Джи. Страница 38

Это было низко. Энтони тяжело вздохнул и сказал:

– Мы говорим не обо мне, Пенелопа. Мы говорим о тебе. Что такого произошло между тобой и нашим кузеном, что убедило мать вытащить тебя сюда посередине сезона и примчаться меня искать?

Пенелопа вздохнула:

– Чувствую, ты думаешь обо мне самое худшее.

– Ты не даешь мне причин думать иначе.

– Тебе не нужны причины, чтобы думать иначе! Я думала, что ты знаешь меня, Энтони.

– Очевидно, не знаю! Но я знаю Фицджелдера.

– Уверяю тебя, есть вещи, которых ты о нем не знаешь.

Пенелопа посмотрела ему в глаза, и Энтони замер. Почему он раньше не замечал, что у нее глаза взрослой женщины? Что же такого случилось за последнее время, что его маленькая невинная сестричка выросла? Может, мама была права? Возможно, ему следовало быть с ними в Лондоне?

– Чего я не знаю о нем, Пенелопа? – медленно спросил Энтони.

– Он влюблен в меня, – сказала Пенелопа. – Он сказал, что я завоевала его сердце.

– Дерьмо. У Фицджелдера нет сердца.

– Он сказал, что хочет на мне жениться. Но он знает, что ты никогда не дашь своего согласия. Поэтому попросил меня держать это в секрете.

– Боже, Пенелопа, надеюсь, ты этого не сделала!

– Он умолял меня не говорить об этом ни тебе, ни маме.

– Ну разумеется! У него нет ни малейшего понятия о чести. Кроме того, он отлично знает, что я просто убью его.

– Возможно, тебе будет интересно узнать, что он сделал довольно щедрый жест в знак своей любви.

– О Боже, и насколько же щедрым был его жест, Пенелопа?

– У тебя ужасные мысли, Энтони. Ничего подобного. Он подарил мне кольцо.

– Кольцо?

– Он сказал, что когда-то оно принадлежало его дедушке.

Что? Фицджелдеру удалось прибрать к рукам что-то из наследства, и он добровольно расстался с этим? В это было нелегко поверить.

– Неужели? И чего же он ждал от тебя взамен?

– Видишь, ты снова плохо думаешь обо мне.

– Я спросил, чего он хотел взамен за свой щедрый дар!

– Он просил меня игнорировать все остальные предложения, пока не докажет тебе, что он не та черная овца в стаде, за которую ты его принимаешь. Это не так уж плохо, правда?

– Это все, о чем он просил?

– Ну и еще дурацкий старый медальон.

– Медальон? Ты имеешь в виду медальон нашего отца?

– Да, тот самый. Он сказал, что раньше он принадлежал его отцу. Он хотел сохранить что-нибудь на память о нем.

Что? Так это Пенелопа отдала ему медальон?! Тот медальон, который был причиной его горестей и волнений? Черт побери, так вот как этот подонок его заполучил! Он знал, что внутри, и использовал Пенелопу. А теперь использует его против нее – против их всех.

Боже правый, представляет ли его маленькая сестричка, какую опасность таит в себе это украшение? Очевидно, нет. Должно быть, мать не говорила ей. Он тяжело вздохнул, потер ноющие виски и подумал, какие еще неприятности готовит ему этот день.

Однако ему не следовало задавать себе подобных вопросов.

– Должно быть, мне не стоило говорить ему, куда отправляемся мы с мамой?

Нет, она не могла этого сказать. Неужели? Неужели это она сообщила Фицджелдеру, где их искать? Дьявол! Он-то подозревал в этом Джулию, а оказалось, что виновата во всем его собственная безмозглая плоть и кровь.

– Мама увезла тебя из Лондона, чтобы держать подальше от этого хорька, а ты дала ему разрешение следовать за вами?

Пенелопа лишь пожала плечами:

– Это показалось мне правильным, учитывая то, что теперь он практически мой жених.

– Клянусь, Пенелопа, я даже не мог себе представить, что ты настолько глупа. Боже правый, ты знаешь, что ты наделала?

Теперь она открыто улыбалась ему:

– Полагаю, да. И если ты позволишь мне объяснить…

– Мне не нужны объяснения. Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что не случится ничего такого, из-за чего я должен буду обязать Фицджелдера жениться на тебе, вместо того чтобы пустить ему пулю в голову.

Вот. Он сказал это. Он высказал вслух худшее из своих опасений и теперь мог лишь ждать ее ответ. Пенелопа не заставила его долго ждать.

– Ох, Энтони, – с презрением ответила она, – разумеется, ничего такого не произошло. Как будто я могла быть настолько глупа. Леди может изредка пофлиртовать, но она никогда не отпустит товар без счета к оплате.

С обиженным выражением лица она скрестила свои длинные руки и надула губы. Растмуру оставалось лишь гадать, где столь хорошо воспитанная мисс, как Пенелопа, нахваталась таких цветистых выражений. Не то чтобы он был против, если это помогало уберечь ее от падения, но он был скорее готов поверить в то, что в аду выпадет снег, чем в то, что его сестра станет выражаться подобным образом.

– Тебе не подобает так говорить, Пенелопа, – напомнил Энтони.

– Неужели? Что ж, возможно, если бы ты не был так занят преследованием актрис и… и оперных певцов, то мог бы уделить побольше внимания мне. Тогда бы у меня сложилось правильное понятие о том, что подобает, а что не подобает.

– Не смей бросать мне это в лицо, Пенелопа! Ты получила блестящее воспитание.

– Да, и это было довольно скучно.

– Не пытайся сменить тему! Мы обсуждаем, что общего может быть у тебя с нашим чертовым кузеном.

– Я скажу тебе. Он хочет жениться на мне, поэтому я отдала ему старый медальон отца. А теперь, если позволишь мне объяснить…

Боже правый, они ходят по кругу. Его голова вот-вот разорвется. Он снова должен повторить ей, что Фицджелдер – мошенник и шантажист и что она не должна больше иметь с ним ничего общего. Однако его речи не суждено было начаться.

Дэшфорд вошел в столовую и откашлялся. Черт, если бы он не был аристократом, из него бы вышел отличный дворецкий.

– Боюсь, наш гость начинает проявлять нетерпение, – сказал он, кивая в сторону кабинета, где находился Фицджелдер.

– Отлично. – Растмур встал. – Мне следует пойти поговорить с ним, чтобы получить прямые ответы на все имеющиеся вопросы.

– Я пойду с тобой, – предложила Пенелопа, тоже поднимаясь.

– Никуда ты не пойдешь! Ты поднимешься прямиком в свою спальню.

Пенелопа посмотрела на него в упор, нисколько не заботясь о том, что подумает о ней Дэшфорд.

– Думаю, мне следует присутствовать при разговоре с нашим кузеном.

– А я думаю, что тебя следует запереть в безопасности где-нибудь в башне, пока я говорю с нашим кузеном. Иди спать, Пенелопа! Я разберусь с Фицджелдером.

– Это-то меня и тревожит, – пробормотала она.

Но все же ей хватило ума поступить правильно. Она перевела взгляд с Растмура на Дэшфорда и, по всей видимости, решила, что спорить не стоит. С преувеличенно горестным вздохом она пожала плечами и направилась к двери.

– Отлично, я ухожу, – сказала Пенелопа, хотя ее интонация вовсе не звучала покорной, – но я требую, чтобы ты извинился, Энтони, прежде чем я объясню тебе кое- что.

– Чудесно. Великолепно. Когда мне понадобятся дальнейшие объяснения, я спою, станцую и сделаю все, что ты пожелаешь, если этот день наступит А сейчас просто поднимайся в свою комнату и оставайся там.

Пенелопа была вовсе не в восторге от такой перспективы. Вздернув подбородок, она с несносным выражением оскорбленной гордости вышла из комнаты. Растмур последовал за ней, чтобы убедиться, что она поднимается по лестнице. Она поднялась, но затем обернулась – так медленно, что прошла целая вечность. Чертова девчонка! Он бросился к ней, схватил за локоть и повел прямо в спальню.

– Ты невозможный тиран, – заявила Пенелопа, когда Энтони распахнул перед ней дверь комнаты.

– Если бы ты не вела себя как безумная, то я бы не был таким, – ответил он.

Пенелопа лишь презрительно фыркнула и прошествовала мимо. Прежде чем дверь за ней закрылась, она обернулась и взглянула на брата:

– Если бы ты только знал, с кем имеешь дело, Энтони, то не вел бы себя так.

– Да-да, я имею дело с настоящей любовью, судьбой, роком, Монтекки и Капулетти и так далее. Прости, Пенелопа. Я последний человек, который поведется на все это, особенно когда дело касается Фицджелдера. А теперь запрись у себя в комнате и по крайней мере попытайся сожалеть о том, что ты сделала.