Князь. Записки стукача - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 28

Однако тетушка почему-то отказалась – неужто поняла?

Я предложил тетушке переехать в Дрезден – посмотреть знаменитую картинную галерею.

В Дрезден приехали в воскресенье. Пока тетушка устраивалась и высмеивала при девке Дуняшке убогость самой дорогой гостиницы в городе, я вышел на улицу. Множество толстых, «пивных» немцев прогуливались под руку со столь же толстыми супругами…

Ах, как приятно вот так без дела и, главное, без страха бродить по городу! Тем более великолепный денек послал Господь. Я шел, разглядывая толпу, строил глазки хорошеньким немкам, тотчас получая ответные «глазки», когда меня окликнули…

Я обернулся.

Он стоял, по-наполеоновски скрестив руки, и смотрел на меня.

Одет он был по-европейски – великолепный сюртук, жилет, брюки и цилиндр. Синие очки скрывали глаза. Но такое щегольство совсем не шло к этому коротконогому человеку с круглым крестьянским лицом и с не очень светской привычкой жрать собственные ногти.

Но вот он снял синие очки. И знакомые холодные глаза жутким обручем охватили меня…

Впоследствии, когда Нечаева уже давно не было, я тотчас вспомнил эти глаза, впервые увидев… Распутина. В них было много общего… Об этом впереди.

Нечаев начал, не поздоровавшись:

– Я был уверен, юноша, что вы попытаетесь сразу сбежать из Висбадена. Я ваш гувернер, сударь, и изучил ваш характер… Изучать характеры человекообразных – моя стихия. Помните, сбежать от нас невозможно – за вами следят… Наши всюду… И тот поручик Семенов, конечно же, был наш человек. Он взял ваши деньги для нас – Нечаев усмехнулся. – Мне остается вас предупредить наперед: если я вас о чем-нибудь попрошу лично или через кого-нибудь, вы обязаны исполнять немедля…

Помню, я ответил:

– Не желаю ни слышать вас более, ни видеть.

– Это не в вашей власти, но в моей, – он усмехнулся снова. – Запомните: вы – посвященный. И если вы нас по-настоящему прогневаете – петля и кинжал. Или… или ваши соседи на Фонтанке тотчас узнают, как вы беседовали со «злодеем» Каракозовым и посещали кружок «изверга господина Ишутина». А вашим гувернером был некто Нечаев, который организовывал студенческие волнения и поджигал ненавистную столицу…

– Вы… сударь, подлец!

Как он взглянул на меня! Я почувствовал, что колени мои подгибаются.

Цепкие глаза совсем близко… Мне не хватало воздуха…

Он шептал бешено:

– Я революционер, запомни, жалкий мальчишка. Для Революции нет табу. Все средства хороши…

Я опомнился на скамейке. Он сидел рядом и говорил ласково:

– Я хочу, чтобы ты избежал того, чего не избежал я… Пока вы весело путешествовали с тетушкой, я был арестован… сидел в Петропавловской крепости – в самом страшном на свете Алексеевском равелине. Ах, воспитанник, как там нечеловечески холодно! Я дважды околевал. У меня уже зубы не разжимались. И, чтобы продолжать допрос, изверги разжимали зубы ножом…

Впоследствии я узнал, что тотчас после нашего отъезда несколько революционеров получили его письма из Петропавловской крепости.

– Меня на цепь сажали… – (в глазах его были слезы). – И все-таки сбежал оттуда… откуда еще никто не сбегал… Теперь о нашем задании. Вы поедете со мной в Женеву. Тетушке сообщите, что надумали поступить в женевский университет. И хотите самостоятельно прозондировать почву. Она будет только счастлива – и вашей самостоятельностью, и решением. Русские дворяне обожают все иностранное. Надеюсь, что после нашей поездки я отпущу вас. Точнее, только тогда они мне это разрешат…

– Кто – они? – жалко спросил я.

Он вынул маленькую карточку, на которой было написано по-французски: «Податель сего есть один из доверенных представителей русского отдела Всемирного Революционного Союза». И печать: «Alliance revolutionnaire europpenne. Comite general».

И под текстом – перекрещенные топор, револьвер и кинжал.

После чего он погрузил меня в свои любимые миражи. Тут были и революции сорок восьмого года, прокатившиеся по Европе. И тайный союз монархов, заключенный после. И великий айсберг Революции, который появился нынче и который сокрушит нынешний порядок…

– Надводная часть айсберга, – он нарисовал на бумаге, – это множество революционеров, бежавших в Женеву после Революции 1848 года… Когда-то великие делатели, а нынче жалкие пенсионеры, предающиеся мечтам и воспоминаниям. Здесь же над водой – Интернационал, легальное международное Товарищество рабочих, основанное немцем Карлом Марксом. Немец – теоретик, дрянь человек, ибо по-немецки мечтает о революциях по науке. Но многие слова его пророческие. «Насилие – повивальная бабка Истории». Как это здорово! И о Коммунизме: «Призрак бродит по Европе, призрак Коммунизма»… Как точно! Ибо пока это только призрак. Реальную силу Революции мы, ее нынешние делатели, спрятали. Это силы Революции, ушедшие в подполье… Alliance re?volutionnaire europe?en… Тайная подводная часть Великого Революционного айсберга.

Глядя пронзительными глазами, шептал:

– Никто не знает членов Альянса. Но они уже повсюду – в обществе, в полиции, в правительстве, на царских балах… И руководит ими Центральный комитет… Никто не знает его состава. Даже сами члены Альянса. И теперь Центральный комитет поручил мне запалить Россию. Но для этого нам нужны деньги. Много денег… И деньги есть! Они здесь! Нужно только забрать их. Но как? Петлей, кинжалом?! Дудки! Это в России азиатской так следует делать… Здесь – заграница. Здесь деньги на террор получают цивилизованно – в банках.

Он остановился.

– И кто же вам их даст?

– Действительно – кто? Европа – это лавочники. Дрянь люди. В Европе денег «не знаю на что, не знаю кому» не дают! Никто здесь не верит в Революцию в России. Так что деньги на русскую Революцию могут дать только русские… Не бойся, убивать твою тетку тебя не заставим! Пока, – засмеялся. – Шучу. Все проще. Жил в России богатейший помещик Бахметьев… Фантастические идеи приходят порой нашим дворянам… Этот Бахметьев придумал поехать на Маркизовы острова – создать там колонию в коммунистическом духе… Продал родовые имения и отправился. Чем на островах закончилась эпопея, никак не знаю – может, сожрали его дикари! Но половину своих денег он Герцену оставил – на русскую Революцию… Вот эти бахметьевские деньги я хочу получить! Но для этого старик должен поверить в русскую Революцию. Герцен не поверил… Мне не поверил. Он Революцию не хочет. Он либерал говенный… Но есть другой старик. Истинный якобинец! Великий старик. К нему я тебя и повезу в Женеву. Его кличут Бакунин!

Бакунин! Какое это было страшное имя…

Два имени заграничных бунтовщиков знала вся молодая Россия – Бакунин и Герцен. Герцен был, подобно мне, незаконным сыном богатого дворянина. И мне казалось, что от этого он так упорно и мстительно забрасывал Россию своим знаменитым журналом «Колокол». Несмотря на все запреты, «Колокол» ввозили в Россию. Его читали во всех влиятельных домах, ведь в нем печатали обо всех крупных скандалах – злоупотреблениях высших чиновников. И когда кто-то из сиятельных бюрократов хотел потопить другого, он посылал донос в «Колокол». Ибо сам Государь исправно его читал… Тетушка хранила один из номеров. Покойный муж ее тайно отослал Герцену разоблачение о взятках, которые лихо брал непотопляемый любимец царя министр N. Оно тотчас было напечатано, вызвало страшный скандал, и министр лишился должности…

Но если Герцен был символом свободы, Бакунин являлся ее легендой…

В доме тетушки это имя упоминалось, и не раз. В молодости она была неудачно и безумно в него влюблена. Он выходец из древнего рода Бакуниных…

– Богатейшая семья, – вспоминала тетушка. – Одиннадцать детей – шесть сыновей и пять красоток-девочек… Я бывала у них в имении. Как там было светло! Все братья и сестры боготворили негодяя Мишу. Гигант-красавец… Божественное воспитание, благородство мысли… Какой ум! Но наш ум! До того умный был, что однажды свихнулся. От большого ума бросил полк, родину, уехал в Европу и стал бандитом. Вот тебе урок. Вот что может сделать ум с русским человеком. В других странах ум – к добру, а у нас, как правило, – к горю.