Расплата - Джексон Лайза. Страница 3
– Буду об этом помнить.
– Поступайте так... И вашей бабушке следовало бы помалкивать.
– Что-нибудь еще? – спросила она.
– Нет. Это все. Берегите себя.
– Ладно. Еще раз спасибо вам за помощь. – Она засунула папку из манильской бумаги, которую он ей дал, в рюкзак.
– С вами было приятно работать. И если вы передумаете и решите продать дом, просто звякните мне, и я скажу Уолли с вами связаться...
Она не стала ждать, пока он проводит ее до двери, и прошла через обшитую панелями приемную, где единственная секретарша сидела за столом, который стоял на потрепанном ковре, протянувшемся между тремя кабинетами. Два из них выглядели свободными, так как таблички с именами на дверях были отвинчены, оставив в тонкой фанере наблюдательные отверстия. Бабушка, несомненно, умела делать правильный выбор.
На улице Оливия пересекла автостоянку с заплатанными выбоинами и забралась в свой пикап. Значит, РД знал о ее визитах в полицейское управление. Отлично. Наверное, весь город уже знает об этом, и скоро эти слухи дойдут до ее босса в «Третьем глазе» и даже до университета, в котором она училась на выпускном курсе.
Замечательно. Она завела старенький «Форд-Рейнджер» и с ревом выехала со стоянки. Она не хотела думать о видениях, которые у нее были, об этих проблесках зла, которые она иногда чувствовала, а не видела. От обрывочных, мелькающих фрагментов ужасных событий, которые проносились в сознании, у нее мурашки бежали по коже. И эти кошмары так ее беспокоили, что она обратилась в местную полицию.
Там решили, что у нее не все дома, и осыпали насмешками, вынудив уйти.
При этой мысли у нее по шее заструилось тепло. Она включила радио и слишком быстро завернула за угол. Шины «Рейнджера» протестующе взвизгнули.
Иногда быть внучкой Вирджинии Дюбуа было мучительней, чем оно того стоило.
– Прости меня, господи, ибо я согрешила, – прошептала голая женщина, не имеющая возможности говорить громко или кричать из-за тугого ошейника. Стоя на коленях, прикованная к пьедесталу раковины, она, очевидно, не осознавала величину своих грехов или причину, по которой ее наказывали, не понимала, что на самом деле он ее спасал.
– Скажи мне, – прошептал Избранник. – За какие грехи?
– За... за... – Женщина выпучила наполненные ужасом глаза и заморгала, пытаясь думать, но она не раскаивалась, а была просто напугана и говорила то, что, по ее мнению, убедит его отпустить ее. По щекам у нее струились слезы. – За все мои грехи, – в отчаянии произнесла она, пытаясь угодить ему и не зная, что все это бесполезно, что судьба ее предопределена.
Она тряслась от страха и дрожала от холода, но скоро все изменится. В крошечную ванную через вентиляцию уже начал просачиваться дым. Недолго осталось ждать и пламени.
– Пожалуйста, – прохрипела она. – Отпустите меня из любви к богу!
– Что ты можешь знать о любви к богу? – спросил он, затем, борясь с охватившим его гневом, он положил руку в перчатке ей на голову, словно желая успокоить ее. Через распахнутое окно до него донесся шум автомобиля. Пора заканчивать, пока огонь еще не привлек внимания.
– Ты грешница, Сесилия, и тебе придется заплатить за свои грехи.
– Вы схватили не ту женщину! Я не... та... я не Сесилия. Прошу вас, отпустите меня. Я не скажу никому ни единого слова, обещаю. Клянусь, никто об этом не узнает. – Она в отчаянии вцепилась в подол его стихаря. В определенном смысле она была грязной. Как и остальные, она была шлюхой. Он переключил внимание на радио, стоящее на подоконнике, и быстро повернул ручку. Из динамиков полились звуки знакомой музыки, но постепенно затихли на фоне страстного женского голоса.
– Это доктор Сэм с последним воспоминанием о дне, когда был убит Джон Ф. Кеннеди, один из наших лучших президентов... Позаботься о себе, Новый Орлеан. Доброй ночи, и да благословит тебя бог. Неважно, какие у тебя сегодня заботы, ведь всегда наступит завтра... Сладких снов...
Избранник принялся крутить ручку настройки и услышал сначала шум помех, потом радостное щебетанье дикторов, прежде чем нашел то, что хотел: органную музыку. Звучание было мощным, почти как в храме.
Вот теперь можно было переходить к самому главному.
Под пристальным взглядом шлюхи он вытащил меч из-за шторки душа.
– О господи. Нет! – Сейчас она в полном неистовстве стала дергать цепь, отчего ошейник на ее шее затянулся еще туже.
– Слишком поздно. – Его голос был сдержанным и спокойным, но в душе он дрожал – не от страха, а от предвкушения. В крови резко подскочил адреналин, его самый любимый наркотик. Уголком глаз он заметил, что пламя начинает лизать решетку вентиляции. Время пришло.
– Нет, пожалуйста, не надо... о господи... – Она задергала свою привязь, тщетно пытаясь спрятаться за пьедесталом. Ошейник стягивался, а ее запястья и лодыжки, ободранные оковами, закровоточили еще сильнее. – Вы схватили не ту женщину!
Удары пульса отзывались у него в голове. На секунду он почувствовал покалывание в шее, словно дыхание Сатаны. Он посмотрел в зеркало, внимательно вглядываясь в мерцающую поверхность, пытаясь увидеть то, что находится за его собственным отражением. Его лицо было скрыто черной маской, но ему казалось, что кто-то наблюдает за ним из-за зеркала. Свидетель его деяния.
Но это было невозможно.
Он поднял меч так высоко, что заболела рука. Пот заливал ему глаза, а легкие наполнялись дымом. Обуреваемый жаждой крови, он схватил ее за волосы свободной рукой, затем опустил взгляд на ее прекрасную шею, стянутую удушающим ошейником. Он испытал почти болезненную эрекцию. С каким бы удовольствием он вошел в нее и насладился ею, прежде чем отпустить ей грехи. Но его задача заключалась не в этом. Отказывать себе в таком изощренном удовольствии являлось его собственным актом мученичества.
– За твои грехи, Сесилия, – провозгласил он, в то время как по его телу проходили волны удовольствия, – и во имя отца, сына и святого духа я вверяю твою душу господу.
Глава 2
– Нет!
Оливия открыла глаза.
Ее собственный крик все еще звучал в маленькой спальне. Пронзительно рявкнул пес.
– О господи, нет. – Она была в поту, сердце неистово колотилось. Сон казался таким реальным, словно она только что была свидетельницей настоящего убийства. Подобное случалось не раз. О господи, и сейчас произошло снова.
Видение было на редкость реалистичным. Ее ноздри все еще щипало от дыма, а в ушах продолжала звучать органная музыка, во рту пересохло, горло драло от крика. У основания черепа началась ослепляющая головная боль, которая медленно ползла вверх.
Она бросила взгляд на часы. Три пятнадцать. Трясущимися руками она убрала волосы с лица.
На полу у старой кровати пес ее бабушки поднял голову и уставился на нее. Зевая, он снова издал предостерегающий лай.
– Иди сюда, – сказала она, похлопывая по подушке и наблюдая, как потягивается Хайри С. Он представлял собой взъерошенное создание из серо-коричневых кусочков меха с белыми пятнами и тяжелыми бровями, которые давали понять, что в его родословной имелась кровь шнауцера. Он заскулил, затем запрыгнул на подушку рядом с ней. Рассеянно она подтащила его ближе. Ей нужно было к кому-нибудь прижаться. Оливия принялась ерошить его грубую шерсть. Ей хотелось сказать ему, что все будет хорошо. Но она знала, что все окажется по-другому. Уткнувшись лицом в его шерсть, она попыталась успокоиться. А вдруг все не так... может, это был просто сон... может быть... Но нет. Она знала, что означают эти образы.
– Черт.
Она села в постели. Успокойся. Но ее все еще трясло, а головная боль начинала усиливаться. Хайри С выскользнул из ее рук.
– Будь ты проклята, бабушка Джин, – пробормотала она. В комнату через открытое окно донеслись звуки ночи: ветер, шелестящий ветвями деревьев, приглушенный шум восемнадцатиколесных фургонов, проезжающих по отдаленной автостраде.