Двенадцатый день Рождества - Мур Маргарет. Страница 8

– Вы правы, не в моих. Благодарю за шаль. – Ну вот, с формальностями покончено!

Кивнув, Майлс обратил все свое внимание на блюдо с великолепно приготовленной фаршированной рыбой.

Очевидно, я должен быть счастлив, что она соизволила снизойти до благодарности за мой подарок, недовольно подумал он, вновь пораженный красотой Жизель. В своем синем наряде она выглядела как юная богиня. И хотя Майлса поначалу разочаровало то, что она не надела его шаль, досада быстро исчезла, ибо пришлось признать: синий цвет идет ей как нельзя лучше.

А вчера он воочию убедился, что не встречал еще более расторопной хозяйки. Казалось, Жизель поспевала всюду, лично проверяя, как управляются слуги.

Оторвав глаза от блюда, Майлс медленно обвел взглядом собравшихся в зале гостей. Нет, ни одна дама не подходит ему в жены лучше, чем леди Жизель. Тем более если учесть ее приданое и то влияние, которое имеет при дворе ее дядя.

Следовательно, не нужно принимать близко к сердцу ее поведение. Девушка не привыкла получать подарки от мужчин, отсюда и холодные слова благодарности.

Майлс искоса бросил на нее взгляд. До чего же хороша! Как очарователен нежный изгиб тонкой шеи, как маняще красны изящно очерченные губы, едва видные сквозь полупрозрачную шаль!

Да, зеленая шаль придала бы ее белоснежной коже болезненный вид…

Ну да ладно! Зато остальные его подарки непременно вызовут ее благосклонность. А пока что нужно прекратить огорчаться из-за ее реакции на сегодняшний подарок.

Кроме того, как бы ни старалась Жизель выказывать полное к нему равнодушие, у нее это плохо получалось.

Так что, моя прелестная леди, битва с вами только начинается! – невозмутимо подумал Майлс. И сегодня, когда я приглашу вас на танец, я так нежно сожму вашу маленькую ручку, что вы наконец поймете, какое блаженство ждет вас впереди.

Если во время нескончаемо долгой вечерней трапезы Жизель и огорчало полное невнимание к ней сэра Майлса, она ничем не выдала себя. С присущей рачительной хозяйке заботой Жизель оглядывала гостей, примечала те блюда, которые каждому пришлись больше по вкусу, и подавала знаки слугам подкладывать пирующим самые лакомые кусочки. К ее великой радости, рождественский пирог понравился всем без исключения.

Сэр Майлс вступил в нуднейшую беседу с ее дядюшкой относительно количества дичи в окрестных лесах. Девушка откровенно заскучала.

Вскоре музыканты вновь поднялись на подмостки; Жизель кивнула, и слуги начали отодвигать столы. Жизель встала, чтобы заняться раздачей оставшейся пиши деревенским беднякам, но в этот момент сэр Майлс остановил ее, положив руку ей на ладонь.

С некоторым изумлением она подняла на него глаза и, хотя твердо вознамерилась хранить гордое молчание, все же не удержалась от едкого замечания:

– Странно, что вы еще помните о моем существовании, сэр!

На его лице появилась ленивая соблазняющая улыбка, и сердце девушки мгновенно оттаяло.

– О вас невозможно забыть, миледи! Окажите мне честь станцевать со мною менуэт.

Первым порывом было ответить решительным отказом: слуги ожидали дальнейших распоряжений, да и танцевать ей совсем не хотелось – по крайней мере с ним.

Но отказываться было поздно: Майлс уже крепко взял ее за запястье и повел на освободившуюся площадку в центре зала.

Жизель поняла, что упираться глупо, иначе она будет выглядеть посмешищем в глазах именитых гостей. В этот момент музыканты закончили настраивать инструменты, дамы и господа встали парами, и Жизель с Майлсом возглавили процессию.

– Вам к лицу это платье, – тихо проговорил Майлс, склонившись к ее уху. – И еще должен сказать, мне очень нравится ваша прическа. Не могу дождаться, когда увижу, как ваши прекрасные волосы золотым покровом окутывают великолепное стройное тело, лежащее на ложе – на нашем ложе.

Щеки Жизель жарко вспыхнули; она открыла рот, чтобы резко отчитать Майлса за столь наглые слова, но тут заиграла музыка и начался торжественный менуэт.

В сложном танце пары сперва двигались медленно – из стороны в сторону, вперед-назад, – потом темп ускорился, и в конце концов все танцоры взялись за руки и закружились по залу с невероятной быстротой.

В последнее время Жизель танцевала не так уж часто, поэтому ей приходилось концентрировать все свое внимание на витиеватых па, что, впрочем, было значительно лучше, чем смотреть на гордый профиль сэра Майлса или обмениваться с ним вынужденными улыбками.

Когда танец закончился, Майлс даже не запыхался, тогда как Жизель дышала тяжело и прерывисто, словно только что бегом поднялась в свою башню и так же бегом спустилась вниз.

– Благодарю вас, миледи, – склонив голову, учтиво произнес Майлс.

– Я… мне нужно идти, – сказала Жизель, отчаянно стараясь отдышаться и заставить повиноваться тело, ставшее непослушным от оценивающего взгляда своего партнера.

– Да, я знаю, – понимающе кивнул Майлс. – У вас очень много дел.

С этими словами он снова поклонился и неторопливо пошел в сторону Елизаветы Коутон.

Чтобы унять сердцебиение, Жизель глубоко вдохнула, потом выдохнула. Какое, в конце концов, ей дело до того, с кем еще он будет сегодня танцевать? Девушка повернулась и поспешила в кухню, где ее поджидали несколько поварят и Мэри.

Взяв из рук служанки свою меховую накидку, Жизель набросила ее на плечи, затем приказала поварятам заполнить корзины остатками собранной со столов пищи и следовать за ней.

Когда корзины были приготовлены, Жизель вывела поварят в холодную тихую ночь. Булыжная мостовая белела покрывавшим ее льдом, и Жизель посоветовала мальчикам проявлять осторожность, чтобы ненароком не поскользнуться.

С остроконечных башен свисали сосульки – как длинные прозрачные пальцы неведомого великана; в небе над головой сияли мириады ярких звезд. Полная луна освещала путникам дорогу, и, хотя воздух был морозным, прогулка показалась девушке очень приятной.

У внешних ворот их терпеливо ожидала толпа бедных крестьян из близлежащих деревень. В руках люди держали всевозможные емкости, куда предполагали складывать рождественские дары, – старые корзинки, прохудившиеся котелки, ковшики, платки и даже куски дряхлой ветоши. Самые бедные женщины, у которых и такой утвари в хозяйстве не имелось, просто приподняли юбки или плащи.

Во главе ожидавших стояли маленькие ребятишки.

С ласковой улыбкой на губах Жизель поманила их к себе и, называя каждого по имени, раздала столько хлеба, мяса и другой еды, сколько каждый смог унести. Несколько ломтей хлеба упали на мерзлую землю и были тут же подхвачены ловкими ручонками. Дети тонкими голосками благодарили щедрую хозяйку, отчего у той защемило сердце.

Одарив детей, Жизель раздала провизию взрослым. Мужчины кланялись ей в пояс, женщины приседали в реверансе, каждый благодарно улыбался. Из всей рождественской суеты Жизель ближе всего приняла к сердцу эту нехитрую процедуру раздачи подарков. В отличие от многих дворян, собравшихся в празднично украшенном замке, стоявшие вокруг Жизель люди были искренне благодарны за еду, которую получили из ее рук.

Когда корзины были опорожнены, Жизель отпустила продрогших поварят, попрощалась с крестьянами и заторопилась обратно в замок – и едва не столкнулась с сэром Майлсом, прислонившимся к внутренней ограде двора. На его красивом лице блуждала какая-то странная улыбка – то было одобрение и еще что-то…

Уважение. Неподдельное восхищение и уважение.

Завороженная его взглядом, Жизель подошла к нему совсем близко.

– Сэр Майлс? Что вы здесь делаете? – тихо спросила она. – Я думала, вы танцуете…

– Мне, знаете ли, стало любопытно, какие заботы могли вырвать вас из моих рук, – мягко ответил он.

И снова заставил Жизель смутиться!

– Я… я… мне нужно возвращаться, – запинаясь, проговорила она.

Рыцарь кивнул, пропустил ее вперед и пошел рядом, выражение лица его оставалось загадочным.

– Вы отлично справились с вашим заданием, – помолчав, сказал он низким глубоким голосом.