Наследство из Нового Орлеана - Риплей Александра. Страница 77

Но она была очень занята.

Шестого января было Крещение – день подарков. Мэри поужинала с Ханной и Альбертом, радостно воскликнув, когда ей преподнесли флакон духов, и хихикнув, когда Ханна распаковала свой подарок и обнаружила те же духи. Этот сорт оказался не столь популярным, как они надеялись, и магазин был затоварен ими.

Затем Мэри отправилась к Микаэле, взяв с собой флакон все тех же духов в яркой упаковке. Микаэла подарила ей томик пьес Мольера.

Наконец она отправилась домой – с флакончиком духов для миссис О'Нил. Она как раз успела к торжественному разрезанию особого пирога, который пекли только на Двенадцатую ночь – последнюю ночь Святок.

На столе, у того места, где она обычно сидела, лежал сверток. Подарок от Пэдди. Мэри поблагодарила его, вполне убедительно изобразив восторг. Он выбрал для нее флакончик из фиолетового стекла, в котором содержались маслянистые духи с нестерпимо сильным запахом. Ночью Мэри вылила их в пустую бутылку из-под молока, тщательно вымыла фиолетовый флакон и налила в него собственные хорошие духи. На следующее утро, по пути в магазин, она выкинула молочную бутылку в реку.

Восьмое января было праздничным днем для всего города. В этот день произошла знаменитая битва при Новом Орлеане, в которой генерал Эндрю Джексон во главе весьма разношерстной армии, состоящей из белого ополчения, свободных цветных, индейцев племени чокто и пиратов Жана Лафита, разгромил отборные британские части. Погибло две тысячи британских солдат. Джексон потерял семерых. Так закончилась война 1812 года.

Мэри и Ханна, как и все прочие владельцы магазинов, украсили витрину лентами. Баронесса вывесила красные, белые и синие шелковые ленты со всех галерей и балконов своих домов по обе стороны Пляс д'Арм. На этой площади закончилось парадное шествие, которое прошло по всему городу. Потом произносились речи. Последнюю речь, уже в надвигающихся сумерках, произнесла Микаэла. Она сказала, что дарит городу сад, который скоро зазеленеет на площади. И чугунную ограду вокруг него. И бронзовую конную статую генерала Джексона, которая будет стоять в центре сада.

И еще она объявила, что отныне – и это единодушное решение муниципального совета – Пляс д'Арм будет называться площадью Джексона.

Еще не отзвучал ее сильный голос, как в городе начались фейерверки. Они продолжались далеко за полночь. Играли оркестры, а на получившей новое название площади танцевал народ.

Мэри вздрогнула, увидев лица, озаренные разноцветными огнями ракет. Они напомнили ей ее кошмарный приезд в Новый Орлеан. Тут она вспомнила, как Вальмон спас ее.

Взяв за руки Ханну и Альберта, она потащила их в круг танцующих. Ее переполняла радость. Она влюблена в Вэла. Влюблена в город. Влюблена в жизнь.

После Крещения светский сезон набрал полную силу. Пасха в том году наступала поздно, а следовательно, и Великий пост. Поэтому сезон был на несколько недель продолжительнее обычного. Тем не менее без торжеств и балов не проходило и дня. Даже по воскресеньям креолы устраивали небольшие домашние приемы с танцами.

Магазин завалили заказами. Сначала Мэри боялась, что погибнет с таким трудом завоеванная репутация. Казалось, придется отказываться от большей части заказов.

Потом она поняла, что самыми важными светскими мероприятиями становятся балы-маскарады. Женщины жаждали получить не замысловатые бальные платья, а карнавальные костюмы. Никакой особо тщательной отделки и не требовалось, лишь бы костюмы были достаточно эффектны. Особую ценность приобрела фантазия. Поняв это, Мэри тут же помчалась к Альберту и заразила его своим энтузиазмом. Через час весь пол студии был усеян довольно смелыми эскизами.

Через неделю все светские дамы только и говорили, что о восхитительных ланьяппах, которые дают у Ринков. Витрину магазинчика заполнили маски – от простейших шелковых повязочек с прорезью для глаз до держащихся на позолоченных палочках масок на все лицо. Маски стали новым ланьяппом магазина и прилагались к любой покупке.

Ханна была в неописуемом восторге. Наконец-то появилась работа и для нее. Она приклеивала поддельные драгоценности, блестки, кружева, банты, перья и бахрому к простеньким заготовкам для полумасок, которые Мэри обнаружила на одном оптовом складе. Альберт раскрашивал или покрывал фольгой сделанные из папье-маше маски на все лицо. Баронесса утверждала, что запах клея просочился через кирпичную стену в ее апартаменты, но поздравила Мэри с этой находкой.

– Давайте и вам сделаем маску, баронесса. Что-нибудь совершенно необыкновенное, сногсшибательное. И костюм сошьем. Как только Альберт узнает, что это для вас, он превзойдет себя.

– Спасибо, Мэри, не надо. Я отклонила все приглашения на маскарады. Они внушают мне тревогу.

– Но почему? Они же оригинальнее и интереснее простых балов.

– Нет. Они страшны. Когда люди надевают маски, с ними что-то происходит. Они становятся слишком раскованными, необузданными, способными на все. Особенно здесь, в Новом Орлеане.

Эти слова озадачили Мэри. Почему особенно в Новом Орлеане?

Микаэла пояснила. Она говорила медленней обычного, без той догматичной убежденности, которая была ей свойственна, словно не была вполне уверена в собственных словах:

– Этот город, эти люди не похожи на остальных. Они постоянно живут, подвергаясь опасности и бросая вызов смерти. Оглянись вокруг, Мэри. Только земляной вал отделяет нас от потока самой полноводной реки в мире. Город подобен чаше, готовой переполниться в любой момент. А река все давит и давит, и ее безмолвные водовороты подтачивают основание этой тоненькой земляной перегородки.

Летом приходят бури со сполохами молний и проливными дождями. Иногда без всякого предупреждения обрушиваются страшные циклоны, от которых выходит из берегов озеро, что позади нас. Эти яростные циклоны поднимают в воздух деревья, животных, дома. Разражаются стремительные и своенравные лихорадки – от них умирают сотни, тысячи людей.

Лихорадок я боюсь больше всего. Но как ведут себя креолы? Они шутят, называют лихорадку «желтым Джеком» и делают вид, что никто не умирает, а похороны – самая обычная вещь.

Они смеются над смертью, потому что знают: она всегда рядом, в любую минуту она может забрать каждого из них.

Она всегда под боком, как под боком у города болота, молчаливые и темные, полные ядовитых змей, притворившихся лианами, и голодных крокодилов, притворившихся бревнами.

Они смеются, чтобы не начать кричать от страха. Они заполняют свои дни удовольствиями, потому что каждый час может оказаться последним.

А из смерти они сделали партнера по танцам. На маскарадах всегда можно встретить мужчин, нарядившихся смертью. У меня кровь в жилах стынет, когда я смотрю на них, но юные девушки со смехом идут к ним в объятия.

Я была моложе тебя, когда уехала из Нового Орлеана, и помнила лишь веселье, радости жизни. Но теперь глаза мои состарились, и я повсюду вижу тени.

Я была на грани смерти и знаю, что происходит тогда. Когда убеждаешься, что ты уже в лапах смерти, тобой овладевает отчаянная жажда жизни. Становится безразлично все то, что тебя учили любить или считать важным. Нет больше добра и зла, греха и добродетели – есть только жизнь и смерть, и ты готова на что угодно, лишь бы прожить еще час, еще минуту.

Понимаешь, Мэри? Ради жизни, ради того, чтобы доказать себе, что ты еще жива, ты готова пойти на все. Вот почему маскарады так угнетают меня. Здесь, где жизнь так хрупка и неустойчива, вкус к жизни, ко всем ее ощущениям, необычайно развит. Обычно эти стремления подчиняются религиозным и общественным запретам. Но когда ты в маске, когда тебя не узнают, тебя нельзя призвать к ответу. И тогда запреты больше не имеют над тобой власти, и тогда все мы вольны утолить свою жажду жизни, какую бы форму она ни приняла.

Микаэла запахнула шаль. Ее трясло.

Мэри пыталась найти какие-то слова, но не смогла. Она налила из серебряного кофейничка, стоявшего между ними, чашку горячего кофе и предложила баронессе.