Наследство из Нового Орлеана - Риплей Александра. Страница 95

– По-моему, вы говорили о Фрагонаре, месье. То, на что вы сейчас смотрите, – Гойя. Он никогда не принадлежал моему мужу.

– Прошу вас, мадам, пожалуйста, дайте мне полюбоваться им. – Голос Альберта дрожал от благоговейного восторга.

– Но вы сказали – Фрагонара. А сами даже не взглянули на его картины. – Она потянула Альберта за рукав. – Вон они. Идите же осмотрите их, и поскорей. Я хочу отдохнуть.

Но Альберт остался стоять, как прикованный. Он все любовался и любовался картиной, словно старался вобрать в себя каждый дюйм, внимательно изучая каждый оттенок, деталь, мазок кисти великого мастера. Пытаясь отвлечь мадам Сазерак от упорного стремления увести его к Фрагонару, он уцепился за первую попавшуюся деталь:

– Мадам, посмотрите на руки этой женщины. Я имею в виду пальцы. Художник намеренно выставляет их напоказ, чтобы мы обратили на них внимание. Они необычны, почти неправдоподобны, можно сказать. Кажется, таких не бывает в природе. Однако я знаю, такие пальцы встречаются. У девушки, которая работает в магазине моей жены, – в сущности, они партнеры – так вот, у нее точно такой же удлиненный мизинец.

Она перестала тянуть его за рукав. Альберт был доволен своим успехом. Но тут он почувствовал, как рука мадам Сазерак повисла на его локте, ее маленькое тело обмякло и соскользнуло на пол. Она была в глубоком обмороке.

– Ах вы чудовище! Что вы сделали с мадам! – Дворецкий, стоявший на своем посту у дверей, бросился к хозяйке. – Мишель! – закричал он. – Рене! Валентин! Сюда, скорее!

Альберт поспешил ретироваться.

Мэри чистила купленную ею в тот день серебряную чашу, когда раздался стук в дверь. Полагая, что это привезли другую ее покупку – шкафчик для спальни, она распахнула дверь, не спросив имени гостя.

Перед ней стоял незнакомец, хорошо одетый мужчина. Мэри попыталась захлопнуть дверь, но он ее опередил, удержав дверь рукой.

– Прошу вас, мадемуазель, я не причиню вам вреда. Мне нужно всего лишь переговорить с вами. Я даже не войду внутрь.

Был уже девятый час, темно. Не самое подходящее время для разговоров с незнакомым мужчиной – пусть даже прилично одетым – для девушки молодой и к тому же живущей одиноко. Мэри навалилась на дверь всем весом.

– Мадемуазель, умоляю вас. Понимаю, время позднее, но я объясню вам…

Он не успел – внезапно из темноты выступила фигура маленькой женщины в черном.

– Дай мне взглянуть! – вскричала она.

Она поднырнула под его руку и бросилась к Мэри. Ее крошечные руки вцепились в рукава, в талию Мэри, ощупывая ладонь, которой Мэри придерживала дверь. Пальцы старухи, словно насекомые, ползали по руке Мэри.

– Это она! – воскликнула старуха. – Я знала, знала! Моя дорогая, милая моя Мари. – Хватая Мэри за руки, плечи, шею, она пыталась обнять ее.

Мэри испугалась – старуха показалась ей страшной, этакий костлявый призрак в черном одеянии, с глазами, горящими, словно угли, на смертельно бледном лице.

Мэри отпрянула. Дверь распахнулась.

– Maman, Maman, прошу вас, успокойтесь. – Мужчина удерживал свою мать, рвущуюся к Мэри. – Мадемуазель, умоляю вас, скажите моей матери, что она ошибается.

– Вы ошибаетесь, мадам, – поспешила сказать Мэри. – Пожалуйста, поверьте мне. Вы ошиблись домом. Я не знаю ни вас, ни вашего сына.

– И имя, – стенала женщина, – имя совпадает.

– Имя довольно распространенное, Maman. Послушайте меня. Вы в состоянии слушать? Пожалуйста, Maman, сосредоточьтесь. Я задам этой девушке вопрос. Вслушайтесь в то, что она ответит.

Мэри видела, что мужчина чуть не плачет.

– Как вас зовут, мадемуазель? Мэри Макалистер?

– Да. Зачем вам мое имя?

– Простите меня. Это все моя мать. Она принимает вас за кого-то другого. Скажите ей, пожалуйста, ведь ваша мать жива?

Мэри почувствовала холод в затылке.

– Моя мать скончалась, месье. Я так и не успела ее узнать. Она умерла при родах.

– Мари! – стенала женщина в тисках рук своего сына. Она протягивала руки навстречу Мэри.

Мужчина притянул свою мать к себе.

– Мадемуазель, прошу вас, ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Вы не знаете девичьей фамилии вашей матери?

– Нет, фамилии я не знаю. Это ужасно, месье. – Мэри чувствовала, что сейчас упадет в обморок, и торопливо продолжила: – Может быть, я смогу вам помочь. Вы хотите того же, что и я: узнать о моем происхождении. Дело в том, что мать оставила мне наследство – деревянную шкатулку. На ее внутренней крышке выгравировано имя – Мари Дюкло, адрес монастыря урсулинок и название Нового Орлеана по-французски.

– Боже милосердный, – выдохнул мужчина, – так это правда. – Открыв рот, он во все глаза смотрел на Мэри.

Старушка уже не билась в его объятиях.

– Говорила я тебе, Жюльен, так нет, ты и слушать не хотел. Видишь, чего ты добился своим упрямством, напугал Мари до смерти. – И она улыбнулась Мэри, и ее лицо, лицо менады, изборожденное морщинами, внезапно осветилось и стало красивым. – Деточка моя, – ласково сказала она, – я твоя бабушка, которая так давно ищет тебя.

– Не хотите ли войти в дом? – предложила Мэри. От растерянности она произнесла первую пришедшую на ум фразу.

Глава 53

– Я подам кофе, – сказала Мэри, когда ее бабушку усадили на диванчик Дженни Линд. Жюльен сел рядом с матерью – он во все глаза разглядывал Мэри.

– Нет, дорогая моя, спасибо. Жюльен, ты видишь, какие прекрасные манеры у нашей Мари? И по-французски как хорошо говорит! Мари, у тебя прекрасные манеры. Я бы выпила стакан воды.

Мэри вопросительно посмотрела на Жюльена:

– А вы, месье?

– Что? Ах да, спасибо, спасибо, мне тоже воды.

Мэри отправилась в свою маленькую кухню – она не успела вымыть руки после чистки серебра. Затем она налила воды для гостей – своих первых гостей в этом доме.

Вернувшись в гостиную, она поставила стакан с водой на столик возле своей бабушки.

Жюльену она подала чашку.

– У меня всего один стакан, – сказала она, – я ведь живу одна.

– Всего один стакан, – эхом отозвалась бабушка. – Бедная моя козочка.

Мэри выпрямила спину. Она вовсе не собиралась жаловаться на бедность. В конце концов, они явились без приглашения. И никаких особых чувств она к ним не испытывала. Слишком поздно все это.

– Полагаю, нам лучше начать с самого начала, – сказал Жюльен. – Я ведь даже не представился. Мари, я – Жюльен Сазерак. Если угодно, дядя Жюльен.

Сазерак, значит. Мэри начала было что-то говорить, но передумала:

– А меня, месье, зовут Мэри, не Мари.

– Нет, нет, – сказала Анна-Мари Сазерак. – Мари. Первую дочь всегда называют Мари. Твою мать звали Мари-Кристин. Ты будешь жить в ее комнате, в комнате моей Мари. И счастье снова вернется в наш дом. Пожалуйста, Мари, пойдем домой. – Она протянула руку к Мэри. Но Мэри не сдвинулась с места.

– Мадам, можно задать вам один вопрос?

– Разумеется, Мари.

– Нет ли среди ваших родственников некой Селест Сазерак, дамы среднего возраста?

– Ну конечно, это моя дочь, тебе она приходится тетей. А откуда ты ее знаешь?

Как только Жюльен Сазерак произнес свое имя, в голове Мэри родилось подозрение. И все же, узнав, что ее опасения подтвердились, она испытала некоторый шок. Трудно было смириться с мыслью, что ее предала родная сестра матери. Тем горше было сознавать это.

Мэри сжала руки в кулаки. От ярости ее голос дрожал.

– Позвольте, мадам, рассказать вам, откуда я знаю вашу дочь. Это довольно длинная и неприятная история. И когда я закончу, вы поймете, почему я никогда не смогу жить в вашем доме.

И она рассказала им все, с самого начала, с того момента, как ей вручили шкатулку в школе при монастыре. Спокойным, ровным голосом она поведала о смерти своего отца, о том, что женщина, которую она считала матерью, оказалась ее мачехой, о том, как она надеялась, что шкатулка поможет ей найти свою родню в Новом Орлеане.