Любить запрещается - Картленд Барбара. Страница 27

Непонятно почему, но ей вдруг захотелось протестовать, попросить его изменить свое решение, но сказать она ничего не смогла, и они сидели молча. Девушку вдруг охватило необъяснимое ощущение неминуемой утраты.

Глава VIII

Где-то вдалеке часы пробили час ночи. Почти в то же мгновение в коридоре за дверью спальни послышался слабый шорох. Ария выключила настольную лампу у изголовья, и комната погрузилась в темноту.

На ней все еще было черное вечернее платье, которое она надела к обеду, но она набросила на плечи теплую шаль, так как вся дрожала, несмотря на теплую погоду.

Ей казалось, что не часы, а долгие годы прошли с той минуты, когда она поднялась в спальню и нарочно даже не попыталась уснуть, а сидела и пыталась читать, держа книгу перед глазами и не видя ее.

Случилось то, чего она ожидала, и повторившийся шорох за дверью дал ей понять, что там кто-то есть. Ария ждала. Дверная ручка медленно повернулась, но дверь не открылась, и через секунду она услышала, как кто-то толкает неподдающуюся дверь сильным плечом.

Ручка повернулась еще раз, уже не так тихо, и послышался тихий стук в дверь.

– Ария! Ария!

Говорили шепотом, но нетрудно было догадаться, кто это. В темноте девушка прижала ладони к щекам и почувствовала охвативший их жар.

Стук повторился. Затем, как бы нехотя, шаги удалились по коридору, как будто стучавшему было трудно признать поражение.

После долгой тишины Ария протянула руку и включила лампу. Она поднялась, подошла к окну, раздвинула шторы, чтобы впустить ночной воздух, и глубоко вдохнула, как будто легким его не хватало.

Этого следовало ожидать, сказала она себе, но почему-то нелегко было признать случившееся как свершившийся факт. Ария вдруг представила всех тех хорошеньких накрашенных женщин, которыми так любил окружать себя отец. Она явственно представила себе выражение их глаз, их зовущие губы, чувственность в каждом их движении, расчетливо пробуждающую желание.

Как она их ненавидела! Даже не зная еще, что они значили в жизни отца, она испытывала к ним отвращение и чувствовала себя немного испачканной, соприкасаясь с ними.

И вот теперь мужчина счел, что она относится к той же категории, что и эти несчастные создания, которых она впоследствии стала скорее жалеть, чем презирать.

Ария пожалела, что не открыла дверь и не сказала, что о нем думает, но тут же поняла, что это было бы бесполезно. Он бы не понял ее, а она унизилась бы, отчитывая его за то, что было выше его разумения. Он опять стал бы повторять, что женился бы на ней, если б мог, не подозревая, какой это сомнительный комплимент и что Ария на самом деле считает его оскорблением.

Сурово глядя прямо перед собой и гневно сжав губы, девушка разделась и легла в постель. Она думала, что не уснет, сжигаемая своими переживаниями. Но день был тяжелый, и она в самом деле очень устала. Скоро она уже крепко спала, а своевольное подсознание рисовало ей во сне счастливые картины того, как она находится с человеком, который любит ее и которого любит она. Она не могла различить его лица, но знала, что любит его, и чувствовала, как ее защищает тепло его любви, и все еще счастливо улыбалась, когда стук в дверь спальни разбудил ее.

Ария выскользнула из постели, отперла дверь и, зевая, сразу же вернулась в кровать. Однако на сей раз за отпиранием двери не последовало, как обычно, бесшумное появление горничной, которая раздвигала шторы и ставила рядом с кроватью поднос с утренним чаем. В это утро дверь шумно распахнулась и в спальню влетела заплаканная горничная-итальянка.

– Синьорина, идите скорее! Ах, скорее! – рыдала она, с мольбой протягивая руки к Арии, которую из сладких сновидений грубо выдернули в суровую действительность, так что она несколько секунд никак не могла сообразить, о чем речь и что происходит.

В тусклом свете, просачивающемся сквозь ситцевые шторы, вид и поведение девушки казались почти ирреальными.

– Что случилось? – наконец смогла спросить Ария.

– Старая дама, синьорина. Пожалуйста, пойдемте к ней. Не теряя времени на расспросы, Ария выпрыгнула из постели, сунула ноги в шлепанцы и накинула поверх ночной сорочки халат из цветастого хлопка, который Нэнни сшила ей прошлым летом.

Она не стала задерживаться, чтобы взглянуть на себя в зеркало и поправить волосы, мелкими кудрями разметавшиеся на голове, а быстро пошла за горничной, которая стала бегом спускаться по лестнице, ведущей к садовой гостиной.

Шторы были раздвинуты, и Ария догадалась, что горничная, по-видимому, зашла к миссис Хоукинз в восемь, как ей было сказано, и, отдернув шторы, повернулась, чтобы посмотреть на кровать.

Достаточно было одного взгляда на восковое лицо старой женщины, немного завалившейся набок на подушках, чтобы понять, что случилось. Ария наклонилась и дотронулась до тонкой бледной жилистой руки, холод которой только подтвердил то, что она уже знала: миссис Хоукинз умерла во сне.

– Бедняжка! О, синьорина, мне так ее жалко. Она умерла в одиночестве, не примирившись с Богом.

Ария сообразила, что это католическая точка зрения, и повернулась к девушке, утешающе положив руку на ее плечо.

– Она хотела бы умереть так, – негромко сказала она. – Не надо горевать о ней.

Едва она произнесла эти слова, как услышала, что в комнату кто-то вошел, и, повернувшись, вздрогнула, увидев Дарта Гурона. На нем был костюм для верховой езды, и она поняла, что он уехал кататься очень рано и только что вернулся.

Не говоря ни слова, он подошел к кровати, посмотрел на миссис Хоукинз и, повернувшись к Арии, спросил тоном, в котором был металл:

– Макдугалл сказал мне, что здесь происходит нечто из ряда вон выходящее. Кто эта женщина?

– Это миссис Хоукинз, бабушка мисс Карло, – ответила Ария.

Ей показалось, что Дарт Гурон немного недоверчиво взглянул на нее, но прежде чем он успел что-нибудь сказать, итальянка разрыдалась так громко, что стало ясно, что его не будет слышно.

– Когда оденетесь, зайдите в библиотеку, мисс Милбэнк, – быстро сказал Дарт Гурон. – А я пока пошлю за доктором.

Он вышел из комнаты, а Ария обняла всхлипывающую девушку, стараясь утешить ее. Когда та немного успокоилась, Ария вывела ее в коридор и отослала прилечь. Затем она отправилась на поиски старшей горничной.

Барроуз была здравомыслящей женщиной средних лет с несколько желчным взглядом на жизнь, заставляющим ее принимать смерть скорее как друга, чем как неприятное происшествие.

– Предоставьте все мне, мисс Милбэнк, – деловито сказала она, когда Ария рассказала, что произошло. – Я похоронила свою мать и трех сестер отца. Я знаю, что надо делать, а миссис Фелтон, жена садовника, мне поможет. До замужества она была акушеркой и привыкла к таким вещам. Если бы вы предупредили меня, что старушка может умереть, я бы не посоветовала вам поручать Марии присматривать за ней. Когда что-то случается, эти иностранцы вечно взвинчивают себя бог весть до какого состояния. Все они одинаковы: им только дай случай выплеснуть свои эмоции.

– Боюсь, бедную Марию это потрясло, – сказала Ария.

– Это любого потрясло бы, – откликнулась Барроуз. – Но не стоит так убиваться, как будто эта женщина была ей близкой родственницей или вроде того. Самообладание, мисс Милбэнк, – вот что нужно в подобных обстоятельствах.

Ария не могла не согласиться с ней, но про себя подумала, что сказать легче, чем сделать. Тем не менее она была рада оставить все в умелых руках Барроуз и поднялась наверх, чтобы одеться и приготовиться к встрече с Дартом Гуроном в библиотеке.

При мысли об этом сердце ее невольно сжалось, а взгляд в зеркало не рассеял ее беспокойства. Глядя на свое отражение, Ария подумала, что, наверное, выглядит ужасно некомпетентной и никчемной в этой ситуации. Нерасчесанные волосы придавали ей вид испуганного мальчика из хора, а лицо без косметики и ненакрашенные губы делали ее неуместно юной.