Остров судьбы - Бекитт Лора. Страница 54

Джулио не знал, что когда император привез в подарок жене шаль из тончайшего кашемира, все парижские дамы бросились скупать такие же. Не ведал он и того, что революция пробудила во французских женщинах интерес к политике, к новым веяниям, ко всему, что творилось вокруг. Теперь они создавали салоны, верховодили в дискуссиях, участвовали в различных увеселениях.

Войдя в комнату, Джулио был ослеплен обилием огней, отражавшихся в больших напольных зеркалах и полированной мебели красного дерева с бронзовыми накладками. На мягких диванах сидели мужчины в бархатных кафтанах и женщины, чьи легчайшие одеяния были скреплены на плечах драгоценными камеями.

— Прошу внимания! — Амалия захлопала в ладоши. — Я хочу представить вам нового гостя, причем почетного гостя: это Джулио Гальяни. Он корсиканец, как и наш император, но это еще не все. В сражении при Ауэрштедте Джулио спас жизнь моему мужу, генералу де Сент-Эньяну!

Мужчины и женщины повернули головы и смотрели на него, как на диковинку.

— Прошу садиться, — пригласила Амалия. — Вы, наверное, голодны? Сейчас Жак принесет приборы и подаст ужин.

Джулио в самом деле был голоден, но старался не показать этого. Ему не были известны происхождение и названия многих блюд, он не знал, как пользоваться некоторыми приборами, и по-прежнему стеснялся своего мундира и сапог.

После того, как гости выпили за здоровье генерала и его спасителя, речь, конечно, зашла о войне.

— В скольких сражения вы участвовали? — с интересом спросила Амалия у Джулио.

— В четырех крупных, а еще во множестве мелких стычек.

— И ни разу не были ранены?

— Лишь однажды и то — легко.

— Должно быть, потому, что вы — настоящий герой!

«Я не герой, — подумал Джулио, — просто, не в пример иным, не лез под пули».

— Говорят, корсиканцы рождаются с оружием в руках?

— Скорее, оружие становится их третьей рукой.

— Вы боитесь смерти?

— Кто ее не боится, легко и быстро погибает, — подумав, ответил Джулио. — Хотя мы редко думаем о жизни и смерти, когда идем в бой. Главное — это победа, а она не всегда сочетается с тем или с другим.

— Любопытные высказывания, — заметил один из мужчин, вступая в беседу. — Вы можете рассказать о вендетте? Отчего корсиканцы столь привержены этому дикому обычаю?

Джулио пожал плечами.

— Мы обречены исполнять роль, назначенную судьбой. Я не знаю, откуда взялся этот обычай, однако тот, кто ему не следует, становится изгоем.

Все согласно закивали.

— Да, да, судьба! Недаром император постоянно о ней говорит.

— Должно быть, вы боготворите Наполеона! — подала голос хорошенькая женщина, и Джулио повернулся к ней.

— Корсиканцы служат не людям, а принципам.

Когда он произнес эти слова, раздались возгласы:

— Как это правильно! Если бы все рассуждали так!

Джулио оказался в центре внимания, тогда как Амалия почти не принимала участия в разговоре. Она наблюдала за молодым солдатом со снисходительной улыбкой, в которой сквозила ирония.

Когда один из гостей открыл пеструю эмалевую крышку массивных часов и сказал, что ему пора уходить, Джулио решил последовать его примеру. Он не успел откланяться: Амалия вышла в соседнюю комнату и вернулась с туго набитым кошельком.

— Это вам, — сказала она. — Жаль, что моего мужа нет дома. Позвольте отблагодарить вас вместо него!

Джулио замер. Не то чтобы он не нуждался в деньгах, даже очень нуждался, однако он явился сюда затем, чтобы получить нечто большее, чем деньги. Он знал, что какая бы большая сумма не лежала в этом кошельке, он потратит ее, и ничего не останется. К тому же ничто не может оскорбить гордость корсиканца больше, чем денежный подарок! Об этом говорил еще Леон, а он заблуждался далеко не всегда.

В его взгляде блеснул холод. Он выпрямился и произнес, не обращая внимания ни на слова Амалии, ни на протянутый кошелек:

— Разрешите вас покинуть. Я приходил затем, чтобы узнать, как здоровье генерала: ведь я оставил его тяжелораненого в полевом госпитале. Я был рад узнать, что он находится в добром здравии.

Поклонившись собравшимся, Джулио повернулся и вышел. Амалия последовала за ним.

— Кажется, я вас обидела! — сказала она.

Хотя в голосе женщины звучало искреннее сожаление, Джулио решил, что не станет ее щадить.

— Кошельки, сударыня, раздают лакеям, а я — солдат армии императора Наполеона!

— К сожалению, я отвыкла от того, что среди нас остались люди, признающие, что на свете существуют вещи важнее денег! Вы правы: нельзя болеть золотом, позволять ему овладевать собой, ибо тогда оно поглотит вашу душу! Прошу вас простить меня и пожаловать к нам завтра! Благодаря вашему присутствию вечер прошел необычно; надеюсь, вы тоже получили некоторое удовольствие?

— Боюсь, моя солдатская форма не слишком уместна среди роскоши вашего дома, — сухо проговорил Джулио.

— Это не имеет значения. Хотя на вас в самом деле гораздо лучше смотрелся бы офицерский мундир. Почему бы вам не поступить в Военную школу?

— Туда принимают только дворян.

— Всегда можно найти лазейки! — Амалия произнесла это так, словно делала намек или давала обещание.

Джулио решил, что пора ответить любезностью на любезность, и сказал:

— Вы вовсе не такая высокомерная и чопорная, какой ожидаешь увидеть супругу генерала. Сперва я вообще подумал, что вы его дочь!

Комплимент был дерзким, однако женщина рассмеялась.

— Неужели? Как мило! Так вы придете завтра?

Он поклонился.

— Да, сударыня.

Он в самом деле пришел и продолжал приходить каждый вечер, а однажды Амалия сказала:

— Завтра приезжает мой супруг. Я встречу его за городом. Буду рада, если вы согласитесь меня сопровождать. Для Жиральда этот будет приятный сюрприз!

Джулио удивился. Хотя после первого вечера Амалия держалась с ним очень ласково и любезно, он совсем не рассчитывал стать другом семьи де Сент-Эньян!

— Хорошо, сударыня.

— Где вы остановились?

Он ответил.

— Я заеду за вами в десять утра.

На следующий день Джулио проснулся, когда на небе едва начали тускнеть звезды, и распахнул окно. Над городом вздымались остроконечные колокольни, длинные кирпичные колоннады труб. Пахло гарью, нечистотами, пылью.

Оглядев комнатку с ободранными стенами и колченогой мебелью, он тяжело вздохнул. Отпуск заканчивался, через несколько дней ему придется вернуться в полк.

Хотя деньги были на исходе, Джулио снова попросил ванну и, приняв ее, принялся разглядывать себя в осколок зеркала. В глубине серых глаз мерцали золотистые точки, волосы лежали красивыми волнами, гладкая кожа была покрыта ровным загаром, зубы сверкали, как жемчуг. И все же его внешность, молодость, сила не приносили ему никакой пользы. Возможно, он был неправ, отказавшись от денег Амалии де Сент-Эньян? Роскошь ее салона вызывала в нем завистливую злобу, но он был вынужден скрывать свои чувства и разыгрывать бедного, но благородного и бескорыстного корсиканца.

К его досаде, Амалия приехала раньше назначенного времени и поднялась к нему в комнату. На ней было шелковое платье лилового цвета и зеленый бархатный спенсер. В руках она держала расшитый пайетками ридикюль. На ногах женщины красовались атласные туфельки, явно не предназначенные для ходьбы по грязным улицам.

— Было бы лучше, если б вы подождали в экипаже, — сказал Джулио, скрывая раздражение.

Гладкий лоб Амалии прорезали морщинки. Она нервно сжала руки и прошлась по комнате.

— Полагаете, я не знаю, что такое бедность? Вам трудно представить, что были вынуждены пережить парижане во времена революции! День ото дня мне приходилось наблюдать гибель мира, в котором я родилась и выросла. Люди падали от голода прямо на улицах, падали и умирали. Хлеба выдавали полфунта на день, мера картофеля стоила тридцать пять ливров, а человеческая жизнь — и того меньше. На каждой площади стояла гильотина, там ежедневно казнили толпы народа! Подумать только — всего тринадцать лет назад мы думали, что никогда не выберемся из этого кошмара, — отрывисто проговорила она и вдруг улыбнулась очаровательной, обезоруживающей улыбкой: — Правда, тогда я была молода!