Остров судьбы - Бекитт Лора. Страница 63

— Винсенте намерен оставить тебя в Аяччо, — сказала Бьянка и с невеселой усмешкой добавила: — Уж лучше б он оставил меня! Тогда бы я избавилась от унижений и упреков в том, что не могу родить наследника.

Кармина набралась смелости и сказала:

— Наверняка в том нет вашей вины. Хозяин жил со мной все эти годы, но я ни разу не зачала от него.

Бьянка молчала, и тогда служанка добавила:

— В каком-то смысле мое сердце такое же пустое, как ваше. Когда-то мне нравился ваш старший брат, но это увлечение осталось далеко позади. Джулио взял меня обманом, и я была так глупа, что решила, будто, отдаваясь ему, сумею отомстить Дино за его холодность. Вашего мужа я только боялась и никогда не любила.

— У тебя есть Орландо.

— Да, только это и греет мне душу.

— Интересно, как бы повел себя Джулио, если б узнал, что у него растет сын?

— Боюсь, он сказал бы, что не имеет к этому никакого отношения.

В день отъезда выдалась пасмурная погода, но Винсенте сказал, что это не помешает отплытию. На причале громоздились многочисленные свертки, узлы, ящики, коробки. Винсенте решил взять с собой наиболее ценную мебель и клавикорды.

Бьянка смотрела на волнующееся море, кутая плечи в египетскую кашемировую шаль с золотой бахромой. На фоне свинцовой воды и серого неба ее хрупкая фигурка казалась почти невесомой.

Неподалеку находилась Кармина, она держала за руку Орландо. Все эти дни одна из женщин жила в предвкушении свободы, другая — в покорном ожидании еще более изощренного плена.

Бьянка думала о том, что, покинув Корсику, она лишится последней надежды на спасение из сетей этого жестокого брака, а Кармина мечтала, как начнет новую жизнь без домогательств Винсенте, без притворства и лжи.

Когда судно отплыло, она облегченно вздохнула и зашагала к дому. Винсенте оставил ей денег, сказав, что она может распоряжаться ими по собственному усмотрению. Он заметил, что давно мечтал открыть в Аяччо гостиницу.

Вернувшись домой, Кармина прошлась по комнатам. Они хранили следы поспешных и бестолковых сборов. Она небрежно оглядела розовые с позолотой обои, которыми так гордился Винсенте. Выражение ее лица было решительным и суровым. Кармина протянула руку и потянула за край обоев. Бумага рвалась с покорным шелестом, обнажая стены, некогда беленые и гладкие, как во всех корсиканских жилищах.

Много лет Кармина ощущала опустошенность, оторванность от корней, какую обычно чувствует человек, лишенный постоянного пристанища. Теперь она осталась одна в этом доме, и пусть он принадлежал не ей, она могла менять его обстановку и внешний вид по собственному вкусу.

Кармина не знала, в чем кроется причина неожиданного великодушия хозяина: в надежде на то, что Орландо — его сын? Впрочем, это было неважно. Главное — отныне он далеко.

Через неделю Кармина настолько обвыклась и осмелела, что наняла рабочих. Они заново побелили лишенные обоев стены и отнесли вычурные шкафы и комоды в сарай. Она велела снять все зеркала и картины; теперь лишь оконные переплеты отбрасывали на белоснежные стены и потолки жилища свои причудливые узоры: розоватые — по утрам и вечерам, золотистые — днем. Кармина повесила на окна светлые занавески и распорядилась обставить жилище обычной мебелью. Размышляя о том, какой должна быть будущая гостиница, она приходила к выводу, что большинству людей нужна не кричащая роскошь, а чувство простоты и покоя.

Именно такого ощущения давно недоставало самой Кармине. Теперь оно пришло. Рано утром, когда Орландо еще спал, она любила раздвигать занавески и встречать восход солнца. Из окон открывался вид на гавань. В проемах между рыбацкими лодками искрилась вода, а краски неба были удивительно нежными. Кармина знала, что ей предстоит много дел, в каких у нее не было никакого опыта, но это ее не страшило. Через несколько лет Орландо подрастет и станет ее помощником. Благодаря сыну она никогда не будет чувствовать себя одинокой.

Эта бухта была опасным местом. Много дней потоки, низвергавшиеся с гор, откладывали при впадении в море гальку и ил, и там возникали лагуны, над которыми колыхался и шелестел тростник, кое-где достигавший высоты деревьев. Эти лагуны становились рассадниками малярийных комаров, несущих гибель жителям близлежащих селений. Нередко, спасаясь от заразы, люди переселялись со всем своим скарбом в другие места.

Жителей Лонтано спасали горы — каким бы сильным ни был ветер, дувший со стороны смертоносной бухты, на его пути стоял грозный камень. Зная о существовании опасной заводи, матери с детства предупреждали детей о том, чтобы они не ходили в ту сторону.

Решив расстаться с жизнью, Данте долго размышлял о том, как это сделать. Самоубийство для корсиканца считалось позором. Куда лучше было бы умереть от какого-нибудь недуга, однако Данте рос здоровым ребенком и превратился в выносливого молодого человека: он никогда ничем не болел.

Когда в начале весны Леон заявил, что намерен женить сына, назвал имена нескольких, по его мнению, подходящих невест и велел Данте определиться с выбором, юноша понял, что дальше тянуть нельзя.

Он вспомнил про бухту с малярийными комарами и отправился туда. Заболев сам, он не смог бы заразить окружающих, вместе с тем его едва ли сумели бы вылечить и спасти.

Каждый день с заходом солнца из куколок, в которых превращались живущие в стоячей воде личинки, появлялись тысячи комаров. Сперва они неподвижно сидели на траве или камнях, а после, обсохнув, тучами поднимались вверх.

Данте стоял, глядя на море, сверкающее в лучах закатного солнца, слушая унылую песнь тростника, любуясь нежной туманной дымкой, витающей над зловещей бухтой. Комары вились вокруг него с грозным гудением, садились на обнаженные участки тела и впивались в кожу.

Прошло несколько дней, но признаков болезни не было, и Данте отправился в бухту еще раз. Он решил приходить туда до тех пор, пока не добьется своего.

Отец требовал ответа относительно предстоящей женитьбы, и он наугад назвал имя одной из девушек. Леон сказал, что зашлет сватов, при этом заметил, что за такого красивого, честного и работящего парня с большой охотой пойдет любая.

«Кроме одной», — подумал Данте, моля Бога о том, чтобы ему не пришлось ждать слишком долго.

Когда пришло воскресенье, он отправился с родителями в церковь. С самого утра у него болела голова, а в теле ощущалась вялость, и Данте надеялся, что это начало болезни.

Май на острове был теплым и солнечным. Крестьяне пропалывали чечевицу, окуривали виноградники от насекомых-вредителей, пахали землю. В воскресный день жительницы Лонтано надевали лучшие одежды, и красивые и некрасивые, и богатые и бедные девицы на выданье гадали, кто станет их суженым.

Народ толпился внутри церкви. Отец Витторио готовился начать службу. Данте видел, как Леон подошел к священнику и о чем-то говорил с ним. Возможно, договаривался о том, когда будет можно огласить помолвку младшего сына? Внезапно юноша увидел среди женщин Анжелу, она стояла в своем черном платье и черном мецарро, и ее лицо выглядело усталым и грустным. И все же она была по-прежнему хороша собой: белая кожа и большие, напоминавшие печальные озера глаза. Каждый раз при встрече с ней Данте чувствовал, как ее холодность бьет его наотмашь, а равнодушие всаживает в сердце невидимые иглы.

Он окинул взором толпу. Люди разговаривали, некоторые из них улыбались, другие хмурились. Данте подумал о том, что большинство из них, пробуждаясь, не помнит своих снов, а засыпая, думает лишь о погоде, посадках, рыбной ловле и еще о множестве тяжелых работ, которыми они занимаются день ото дня всю свою жизнь. Наверное, им кажется странным, что у человека может болеть душа из-за такого пустяка, как любовь. Не можешь получить одну женщину, возьми другую — лишь бы она была не уродливой, плодовитой и работящей.

Данте почувствовал, что его знобит. Голова раскалывалась, он едва держался на ногах. И все-таки у него хватило сил сделать несколько шагов, растолкать людей, крепко взять Анжелу за руку и потянуть за собой.