Дама с рубинами. Совиный дом (сборник) - Марлитт Евгения. Страница 47

Вне себя от ужаса вернулась она час назад от колодца и шепнула тете Софи, что она видела фрейлейн Гретхен живехонькую и одну-одинешеньку у окна «комнаты привидений».

Ну и получила же она нагоняй за свое жалкое суеверие! Тетя Софи так намылила ей голову, что она этого не забудет до конца своей жизни. О, как глупа и слепа старая Бэрбэ! Она приняла милую Гретхен за «даму с рубинами» и подняла своим криком на ноги весь дом и натравила на сестру злючку, что сидит в конторе. Ох, и наговорил он ей!

Нет, она действительно не стоила того, чтобы милосердный Бог позволил на нее светить солнцу, и теперь она, кажется, готова откусить себе язык, только бы не проронить ни слова о чертовщине там, в коридоре. Она размышляла так, сидя на кухонной скамейке, и горько плакала, закрывшись фартуком.Маргарита и тетя Софи ходили между тем взад-вперед по общей комнате. Девушка, обняв тетку, рассказывала ей о перевороте, совершившемся в родительском доме. В комнате было темно, зажженную лампу вынесли, так как никто не должен был видеть, что тетя плакала – такую сентиментальность она позволяла себе чрезвычайно редко. Но разве не жаль было, что человек ходил около нее девять лет, скрывая свои душевные муки? А она беззаботно радовалась жизни, не подозревая, что в доме разыгрывается подобная драма!

И ребенок, милый, чудный мальчик, никогда не переступал порога отцовского дома, никогда не ел за отцовским столом – сердце Болдуина должно было обливаться кровью!

– Боже, чего только не делают люди, чтобы занять высокое положение! – сказала она в заключение, вытирая слезы. – Господь создал их безоружными и мирными, но они оттачивают свои языки, как острые ножи, заковывают сердца в железные панцири, чтобы на земле никогда не было мира.

Конторы буря еще не коснулась. Молодой строгий хозяин сидел за книгами и считал. Он и не воображал, что маленькая ручка постучится в дверь этой комнаты и ненавистный мальчишка из пакгауза потребует, чтобы его впустили, дали ему место и голос, и потребует этого по праву.

Глава 28

Советница и на другой день не перестала сердиться, никого не желала видеть. К ней входила только горничная, и когда ландрат, возвратившись в двенадцать часов со службы, попросил позволения войти, ему отказали, так как нервы старой дамы были еще слишком расстроены и ей был нужен покой. Он пожал плечами и больше не пытался нарушить добровольное заточение своей матери.

Немного погодя он сошел вниз, в бельэтаж, в ожидании лошади, которую велел для себя оседлать.

Маргарита была одна в предназначенных для дедушки комнатах, где заканчивала уборку. Ей надо было еще засветло ехать в карете в Дамбах, чтобы завтра утром возвратиться вместе с дедушкой.

Они уже сегодня виделись с Гербертом. Он побывал рано утром в пакгаузе, принес ей поклон от маленького брата и успокоил насчет больной, которой нисколько не повредило вчерашнее потрясение, напротив, доктор нашел, что она быстро идет на поправку.

Теперь Герберт пришел, чтобы посмотреть, как она тут все устроила. Маргарита поставила красивый старинный, принадлежащий Лампрехтам шахматный столик под полку для трубок. Ландрат оглядел от двери уютную комнату.

– Ах, как здесь хорошо! – воскликнул он, подходя ближе. – Наш больной не пожалеет о своем уединенном павильоне. Я рад, что он наконец поселится с нами. Мы будем вместе ухаживать за ним и заботиться о его удобствах и здоровье. Да, Маргарита? Это будет прекрасная жизнь!

Она стояла, отвернувшись, поправляя складки портьеры.

– Для меня нет ничего приятнее, чем быть с дедушкой, – отвечала она, не оборачиваясь. – Но маленький брат теперь тоже имеет на меня права, и привыкнет ли к нему так скоро старик, чтобы переносить его присутствие, – это еще вопрос. Так что мне придется делить свое время между ними обоими.

– Совершенно справедливо, – согласился ландрат. – Однако надо выяснить еще одно. Ничего не может быть естественнее, чем-то, что молодые стремятся к молодым, и мы, двое стариков – мой добрый отец и я – не можем требовать, чтобы ты жертвовала нам все свое время. Но не найдешь ли ты возможность уделять нам иногда вечерком часок-другой для беседы, а? Ты согласна?

Она обернулась к нему с легкой улыбкой, а он уже взял со стола цилиндр, и его незастегнутое пальто позволило увидеть безупречно сшитый элегантный фрак.

Он заметил ее удивленный взгляд.

– Да, сегодня мне предстоит много дел. Во-первых, я должен сообщить отцу о переменах, произошедших в вашем семействе, а во-вторых… – Он приостановился на минуту и прибавил поспешно с внезапной решимостью: – Ты первая слышишь это от меня, даже мать моя еще ничего не знает – я еду на обручение в Принценгоф.

Она побледнела как полотно и невольно схватилась за сердце.

– Так я могу наперед пожелать тебе счастья? – почти беззвучно проговорила она.

– Нет еще, Маргарита, – удержал ее Герберт, и на лице его внезапно выразилось глубокое волнение, однако он быстро овладел собой. – Сегодня вечером я заеду на обратном пути в Дамбах, и ты увидишь своего дядю счастливым.

Ландрат сделал прощальный жест рукой и поспешно вышел. Не прошло и нескольких минут, как он уже ехал по рынку.

Маргарита осталась неподвижно стоять у окна. Судорожно прижав к груди руки, смотрела она на простиравшееся над рынком небо, покрытое серыми тучами.

Кровь будто остановилась в ее жилах, и она почувствовала смертельную усталость, словно ее поверг на землю какой-то удар. Вот до чего она дошла…

Несколько месяцев назад мир казался ей слишком тесным, и в своей гордости, молодом веселье и стремлении к свободе она не признавала никаких оков, а теперь в ее жалком уме преобладала одна мысль и ее бедное сердце беспомощно корчилось в прахе, будто отданное на осмеяние тем, кто охотно пресмыкается по земле и ненавидит и преследует людей с гордой душой.

Но свет не должен знать о мучивших ее мыслях, о ее сердечной ране. Сколько людей хранили всю жизнь и уносили с собой в могилу тайну, о которой никто не подозревал! И она постарается найти в себе силы для такого подвига, научится спокойно смотреть в глаза, имеющие над ней такую власть. Чего бы это ей ни стоило, она будет ласкова с ненавистной красавицей, будет бывать в доме, где ее высокородная тетушка станет полновластной хозяйкой.

Через некоторое время Маргарита спустилась в общую комнату и начала собираться в Дамбах. Тетя Софи ворчала, что она не выпила кофе и не притронулась к пирогу, специально испеченному для нее смущенной Бэрбэ, но молодая девушка вряд ли слышала то, что ей говорили. Она молча завязывала ленты шляпы, потом вдруг обняла тетю Софи за шею, внезапно почувствовав страстное желание, как в детстве, найти убежище на груди тетки и рассказать ей на ухо все, что волновало сердце, – любящая воспитательница всегда умела ее успокоить.

Но нет, не надо поддаваться слабости – тетя не должна знать, что она несчастна, это причинит ей боль.

Итак, не проронив ни слова, Маргарита села в карету и, выехав из города, опустила окно. С юга в лицо дул легкий ветерок, который растапливает своим дыханием неподвижный лед, по-текущий вскоре потоком слез, освобождает деревья и кусты от тяжелого снежного покрова, пробуждает в природе жизнь и движение, оживляет и сердце человека. Начиналась оттепель.

Мягкие сумерки спускались на землю. Жесткие, резкие тени слились в однообразном нежно-сером свете, и на этом фоне тут и там вспыхивали отдельные огоньки деревенских домиков.

Направо, под старыми ореховыми деревьями, словно жемчужная цепь, сияли слабым золотистым блеском окна Принценгофа – то горели обручальные свечи.

Маргарита вжалась в угол кареты и, только когда кучер свернул на дорогу к фабрике и Принценгоф остался позади, подняла глаза, робко и нерешительно, как боязливый ребенок, который хочет удостовериться, что страшное видение исчезло.

Дед приветствовал ее радостным восклицанием. При звуке его сурового, но такого милого голоса она приободрилась и постаралась непринужденно с ним поздороваться. Однако и старик был сегодня как-то по-особенному серьезен. Между его бровями залегла мрачная, гневная складка. Он даже не курил, и когда внучка сняла шляпу и тальму, снова заходил по комнате.