Аргентинское танго (Игра до победы) - Дейли Джанет. Страница 17

— Отлично. А как у тебя? — Голос его звучал как-то отчужденно, но Лес винила в этом плохую связь.

— Мэри и я лезем из кожи вон, но все остальное прекрасно. Приехала на уик-энд Триша. У нее есть кое-какие новости. Пусть она сама тебе расскажет. — Она передала трубку Трише и продолжала улыбаться, слушая, как та выкладывает отцу свое известие, а в голове ее звучали слова: «Лес, я не хочу жить так, как ты живешь».

— Поскольку Роб, кажется, не собирается поддерживать семейную традицию, я решила, папа, последовать по твоим стопам. Меня приняли в твою alma mater. — Последовала короткая пауза: Эндрю что-то отвечал дочери, затем Триша сказала: — На этой неделе я получила извещение о том, что меня приняли. Это официальное сообщение. — Вновь наступило молчание. Слушая, что говорит отец, Триша несколько поуспокоилась, ее возбуждение постепенно сникало. — Я счастлива. И я рада, что ты тоже счастлив. — Затем, продолжая слушать то, что говорит ей отец, она взглянула на Лес. — Конечно, я скажу ей. До свидания, па.

Когда Лес потянулась, чтобы взять у нее трубку и закончить разговор с Эндрю, Триша встала и вместо того, чтобы передать трубку матери, положила ее на рычаги.

— У него заказан столик в ресторане, и поэтому ему надо уходить, — объяснила Триша. — Он просил передать, что позвонит тебе на следующей неделе, когда вернется домой.

— Ах так? — Лес очень жалела, что с самого начала не поговорила с мужем подольше. — Что он сказал, когда ты сообщила ему свою новость?

— Он был рад… горд моим решением. И, кажется, он не удивился так сильно, как удивилась ты. — Она улыбнулась, но тут же нахмурилась: — Лес, когда ты с ним говорила, у тебя не было ощущения, что рядом с ним кто-то есть?

Лес говорила с Эндрю слишком мало, чтобы у нее сложилось какое-нибудь определенное впечатление.

— Возможно, и был кто-нибудь. Вернее всего, клиент.

Или Клодия Бейнз. Но этого Лес вслух не сказала.

В воскресенье в середине дня Триша уехала в частную школу для девочек, где она училась. С ее отъездом у Лес не было больше причин притворяться веселой, и Мэри просто не могла этого не заметить.

— Что тебя тревожит? — спросила она, когда они отдыхали за чашкой кофе. — Нет-нет, не говори, что все в порядке. С тех пор, как уехала Триша, ты просто ниже травы и тише воды.

— Тебя удивило ее решение готовиться поступать на юридический факультет? — спросила Лес, не отвечая на вопрос.

— Немного. Но после того, как я протащила через высшее образование семерых своих отпрысков, я сдалась и больше не пытаюсь гадать, чем они будут заниматься. — Она отпила кофе, глядя на Лес поверх края кружки. — А для тебя это было неожиданностью, не так ли?

— Да. — Но вовсе не это терзало Лес так сильно, что порой возникало стеснение в груди и першило в горле. — Знаешь, что она мне ответила, когда я спросила ее, почему она так решила?

— Что?

— Что она не хочет быть такой, как я, и ничего не делать. По ее словам, она хочет, чтобы у жизни была цель и смысл. — Лес коротко рассмеялась невеселым смехом. — Такая вот развязка.

— Это поколение, которое стремится к карьере. Мир сильно изменился с тех пор, когда мы были в их возрасте, — напомнила ей Мэри. — Само собой разумеется, и в наше время находились девушки, которые стремились сделать карьеру, но они были исключением, а не правилом. Пределом нашего честолюбия было удачное замужество и воспитание детей. Все остальное служило лишь временной заменой до тех пор, пока на горизонте не появится подходящий мужчина.

— Я знаю.

— Так что не придавай значения всей этой трепотне о женской свободе. Это совсем нелегко — быть женой и матерью, — заключила Мэри, подчеркнув свое заявление решительным кивком.

— Дело не только в этом, — покачала головой Лес. — Не в одной только Трише. Моя мать думает, что я не слишком умна. Мой муж не верит, что я способна поддержать какой-либо умный разговор. А теперь моя собственная дочь считает, что моя жизнь лишена смысла. Мэри, мне сорок два года и я чувствую себя неудачницей, — проговорила она безжизненным тоном. — Это совсем не то, о чем я мечтала когда-то. Что случилось со всеми этими мечтами?

Наступило долгое молчание. Мэри не знала, что сказать. Наконец она обняла Лес за плечи.

— Я не знаю, детка. Просто не знаю.

В аэропорту Лес встречала деловитая и расторопная Эмма Сандерсон. Она объяснила, что Эндрю занят в офисе и никак не мог отлучиться. Лес смотрела, как крепко обнимает Мэри ее младшая дочь и как тепло целует в щеку муж, и ей хотелось, чтобы и ее саму встречали так же радушно.

Получив свой багаж, они разъехались. Часом позже Лес, усталая после долгого перелета, уже входила в свой дом, ощущая смутную подавленность. Следом за ней носильщик внес багаж.

Не успела Лес подняться на первую ступеньку дубовой лестницы, ведущей в ее комнату, как раздался телефонный звонок. Она остановилась, пропуская мимо носильщика с чемоданами, а затем посмотрела на свою домоправительницу и секретаря.

— Ответьте, пожалуйста, Эмма. Если это миссис Кинкейд, скажите ей, что я переодеваюсь наверху и что буду у нее в пятницу.

Эмма пошла к телефону в гостиной, а Лес начала подниматься по лестнице. Через пару секунд звонки прервались — домоправительница сняла трубку. Лес была уже почти наверху, когда Эмма окликнула ее:

— Лес! Это Эндрю.

— Я возьму трубку наверху.

Она бегом одолела последние несколько ступенек и прошла прямо к телефону, стоящему в гостиной между спальнями.

— Алло… — Она бурно дышала не столько от быстрого подъема, сколько от удовольствия, что Эндрю нашел все-таки время позвонить ей.

— Как ты долетела?

— Хорошо, только очень долго. — Лес отсутствующе глянула на носильщика, направлявшегося к лестнице. — Когда ты будешь дома?

— Я, собственно, отчасти поэтому и звоню.

— Ах, Эндрю! — В этом восклицании перемешались разочарование и раздражение. Она понимала, что значат его слова. Это была прелюдия к заявлению о том, что он вернется поздно. Хотя ее не было дома целых две недели, ничего не переменилось.

— Мне очень жаль, Лес, но у меня тут приезжий клиент, не из нашего города. И мне действительно нужно сегодня вечером сводить его куда-нибудь пообедать.

— Очень хорошо. — Однако Лес не собиралась в первый же вечер после возвращения домой сидеть в одиночестве в четырех стенах. — Я пойду вместе с тобой. Где и когда мы встретимся?

— Лес, я не могу просить тебя, чтобы ты так себя утруждала. Я знаю, что ты устала после поездки и…

— А ты и не просишъ. Я сама вызвалась, — гневная решимость разогнала почти всю ее усталость.

Эндрю помолчал несколько секунд, а затем сказал:

— Ну если ты так хочешь… Я заказал столик в «Павийон» на восемь часов, но мы с ним договорились встретиться за полчаса до того, чтобы выпить в баре.

Ровно в семь тридцать Лес оставила свою машину служителю, чтобы тот отогнал ее на стоянку, и вошла в ресторан. Метрдотель двинулся ей навстречу.

— Bonsoir [3], мадам Кинкейд-Томас. — Он неизменно произносил ее двойную фамилию. Лес подозревала, что это был его способ напоминать о важности ее общественного положения. — Votre mari est ici. S'il vous plait [4].

Он с поклоном проводил Лес в бар, где уже сидел Эндрю со своими гостями.

Если у Лес и были какие-то сомнения по поводу того, почему он неохотно берет ее с собой сегодня вечером в ресторан, то они моментально исчезли, когда она увидела Клодию Бейнз, сидящую за небольшим коктейльным столиком. Брюнетка присвоила себе многие из привилегий, принадлежавших прежде Лес, — молодая женщина стала компаньоном Эндрю, его подругой и доверенным собеседником, но роль хозяйки за этим обедом принимать на себя она не собиралась.

Когда Лес подошла к столу, все трое мужчин вежливо встали. Она двинулась к Эндрю, чтобы тот представил ее своим клиентам — Жак Обир и Гийом Пуарье.