Богачи - Паркер Юна-Мари. Страница 60

Морган успела привыкнуть к особенностям британского характера и относила поведение графини на его счет, она была непоколебимо уверена в том, что даже наедине с собой свекровь не позволяет себе проронить ни слезинки. Графиня показывалась на людях с окаменевшим лицом и строго поджатыми губами, участвовала в организации похорон лишь в той степени, в которой этого требовали правила, и полностью игнорировала свою невестку.

Справедливости ради следует сказать, что графиня великолепно умела скрывать свои чувства. Завещание мужа доставляло ей немало тревог за собственную судьбу, однако она была настолько горда, что не поделилась ими даже с сыном.

В соответствии с последним волеизъявлением Эдгара, Гарри становился полноправным наследником не только титула и родовых земель, но и всего состояния Ломондов — как движимого, так и недвижимого. А вот позаботился ли граф об отдельном пожизненном обеспечении жены, или он предполагал, что сын не оставит вниманием и заботой свою мать — и этого достаточно? Лавиния ожидала получить после смерти графа их дом на площади Бельгравия и приличное состояние, которое дало бы возможность безбедно существовать. Большего унижения, чем всю жизнь зависеть от милости Гарри — а главное, Морган! — она не могла себе даже вообразить.

После нескольких бессонных ночей Лавиния вызвала к себе поверенного мужа и потребовала отчета о том, какие распоряжения сделал граф относительно ее самой. Поверенный принес свои извинения и заявил, что завещание покойного будет оглашено только после похорон в присутствии Гарри — основного наследника. Графиня забеспокоилась еще сильнее, но виду по-прежнему не подавала.

Положение вдовствующей графини было и без того незавидным — такие дамы немедленно оказывались на обочине светской жизни, им продолжали присылать приглашения на балы и приемы по привычке, в то время как юные обладательницы унаследованного титула наслаждались своим новым положением и гордо носили графскую корону и мантию. При мысли о том, что ей на смену придет ненавистная невестка, Лавинию бросало в дрожь. Увы, приходилось смириться с судьбой, однако ничто не могло вытравить из ее сердца горького сожаления, что Гарри не женился на леди Элизабет Гринли. Она бы наверняка не уронила высокой чести называться графиней Ломонд! Лавиния ворочалась с боку на бок в огромной двуспальной постели и без устали измышляла способы избавиться от Морган. И от того ублюдка, которого она носила во чреве. В это время старая графиня и пришла к выводу, что ее сыну пора узнать правду о своей жене.

Морган предполагала, что похороны состоятся в Лондоне, поэтому с некоторой тревогой приняла известие о перенесении траурной церемонии в фамильную кирку Ломондов на территории шотландского поместья. В последний момент выяснилось, что граф пожелал быть погребенным в склепе Ломондов на землях своих прославленных предков. Какая досада! Она вспомнила, что Гарри показывал ей эту церквушку со склепом, обнесенным массивной оградой, которую увивали дикий виноград и плющ. Морган уже успела заказать траурный наряд — длинное платье из тяжелого черного бархата с маленьким каракулевым воротничком и шикарную шляпку с вуалью — который выглядел бы уместно лишь в богатом столичном храме, а среди шотландских холмов и вересковых пустошей походил бы на клоунский балахон. Ей пришлось примириться с неизбежностью и надеть простое строгое платье, более того, отказаться от драгоценностей. Не таким Морган представляла себе свой первый выход в качестве графини Ломонд!

Как только сообщение о смерти графа появилось в газетах, в дом рекой потекли письма и телеграммы с соболезнованиями от родственников, о которых она никогда ничего не слышала, и друзей, с которыми прежде была не знакома. Морган испытывала нечто сходное с воодушевлением от того, что оказалась в центре такого неимоверного стечения народа, охваченного одним горем, и даже предложила Гарри помочь с ответами на соболезнования.

— Спасибо, дорогая… а ты уверена, что тебе этого действительно хочется? Что касается меня, то я был бы тебе очень благодарен. Ты не представляешь, до чего это занятие меня угнетает.

— Я сделаю все, что в моих силах, стоит тебе сказать слово, — ласково отозвалась Морган. На самом деле у нее просто руки чесались скорее поставить свою подпись «Морган Ломонд» на чем бы то ни было.

После похорон, на которых Морган буквально заливалась слезами, гости и прихожане церкви вернулись в замок на поминки. До чего же долго и нудно они проходили! Старожилы поместья по очереди брали слово и вспоминали то славное время, когда молодой Эдгар, веселый, добрый и очаровательный юноша, бродил по окрестным горам с ружьем в руках, говорили о его щедрости и отзывчивости, заботливом отношении к беднякам. Женщины в простых черных одеждах, их бородатые, суровые мужья в воскресных костюмах плакали, не стесняясь своих слез, возносили хвалу и желали вечной памяти усопшему. С не меньшим усердием и волнением они клялись в преданности «молодому хозяину… Да благословит его Бог!» и его будущему наследнику.

— Да, как жаль, что старому графу не выпала судьба увидеть перед смертью внучка, — сочувственно добавил старый фермер, поклонившись Морган.

Она застенчиво и печально улыбнулась в ответ и поспешила заверить собравшихся в том, что разделяет их скорбь, но тут вдруг ее перебила одна из фермерских жен:

— О ваша светлость! Судя по тому, как высоко вы носите ребенка, у вас наверняка родится мальчик.

Ее муж свирепо шикнул и толкнул разговорчивую супругу в бок, полагая, что та ведет себя с недопустимой фамильярностью. Это дало Морган возможность справиться с внезапным смущением и как ни в чем не бывало ответить:

— Я очень на это надеюсь.

Вечером, когда все гости разошлись, Морган поднялась к себе и без сил рухнула на кровать. Она невероятно устала за последние несколько дней, проведенных в постоянном напряжении, связанном с похоронами, и подумывала о том, чтобы уехать в Нью-Йорк раньше намеченного срока и там дождаться рождения ребенка.

Через день после похорон произошло событие, вынудившее Морган собрать остатки сил, чтобы выдержать жестокую битву с Гарри, от исхода которой зависел успех задуманного ею предприятия.

— Знаешь, что я подумал, дорогая? — сказал он во время их прогулки по берегу озера. — Нам следует пожить здесь до рождения ребенка.

Морган остановилась как вкопанная. В ее мозгу замелькали обрывки беспорядочных мыслей, сердце подскочило к самому горлу и от неожиданности перехватило дыхание.

— Остаться здесь?!

Гарри кивнул и засунул руки глубоко в карманы брюк.

— Дети Ломондов испокон веку появлялись на свет в фамильном замке. Я тоже здесь родился, и отец… А теперь, когда его не стало, я чувствую себя особенно сильно привязанным к традициям нашего рода. Что случится, если ребенок родится здесь?

— Может быть, ты и привязан к традициям своего рода, Гарри, но о себе этого сказать не могу, особенно если дело касается благополучия малыша, — ответила охваченная паническим ужасом Морган. — Не забывай, что я американка. У нас не принято рожать детей где попало. Для этого нужен хороший госпиталь, опытные врачи, современное оборудование… тем более что это мои первые роды. Я не могу рожать в глуши с помощью повитухи и местного фельдшера… о чем ты думаешь, Гарри?

— О тебе, дорогая, и о нашем первенце, — он ласково обнял ее за плечи. — Вчера на похоронах присутствовал доктор Мардок, он уже долгие годы лечит нашу семью. По-моему, вы не знакомы… Когда я сказал, что ты собираешься родить через несколько месяцев, он очень удивился. Ему кажется, что ты слишком худа. Короче, я хочу, чтобы он тебя осмотрел.

Морган без сил опустилась на прибрежный валун и тупо уставилась в далекую точку у самого горизонта — парус рыбачьей лодки.

— Гарри, мы ведь решили с тобой — я уеду рожать в Штаты, чтобы у ребенка было двойное гражданство. Это очень важно.

— Я помню, Морган, но с тех пор многое переменилось. У меня умер отец, и я хочу, чтобы мой наследник родился на земле моих предков. Как ты не можешь этого понять? — Гарри покраснел до корней волос и обиженно насупился.