Сердечные струны - Пейсли Ребекка. Страница 47

— А теперь вот вздумалось поесть на воздухе! — Взяв ее руку, вывел в открытое поле, граничащее с городом, там усадил среди колокольчиков и бросил салфетки с едой рядом с ней.

Спутница взглянула на него.

— Можешь объяснить причину своего гнева, Роман?

— Я не сержусь.

Прислонившись спиной к кучке камней, она развернула салфетки.

— Пожалуйста, ешь.

— Слишком зол, чтобы есть! — Он повернулся к ней спиной, сунул руки в карманы и уставился в потемневшее небо. — Говорил же тебе, что произойдет. Но разве послушалась? Черта с два. И не подумала.

— А что случилось?

— Что случилось? — Он резко повернулся к ней лицом. — Ты что, не видела всех этих… — Он замялся, пытаясь вспомнить выражение, которым Теодосия назвала мужчину, набросившегося на нее в Уайлд Виндз. — Не видела lackivating meaflarants, которые пялились на тебя в ресторане?

— Lackivating meaflarants? Что-о. — Она улыбнулась. — Полагаю, описание, которое ты ищешь — Lascivious malfeasants.

— Называй их как угодно! Выстроились в линию, поджидая…

— Роман, никто не делал ничего подобного — один подошел к столу, но ты с ним справился. Вторым был преподобный…

— Послушай, Теодосия, — продолжал он, размахивая рукой. — Чтобы я мог справиться с работой твоего телохранителя, от тебя требуется выполнение некоторых правил. Номер один — не носить то, что я не советую; номер два — никогда не забывать правило номер один; номер три…

— Мне не нравится твоя деспотичная позиция.

— Да? Наплевать, нравится тебе или нет!

Теодосия медленно сняла шкурку с цыпленка и принялась за мясо, затем взяла клубнику.

Продолжая хмуриться, Роман наблюдал, как она пробует спелую ягоду: контраст алого цвета и молочно-белой щеки заворожил его — мягкие полные губы блаженно высасывали сок.

Желание возникло внезапно и с такой силой, что он вздрогнул.

— Роман, будешь есть?

— Что? Э, да. — Овладев собой, сел рядом, отметив яркий контраст ее персиковых юбок, густой изумрудной травы и голубых колокольчиков. Боже, какая картина!

— Вот. — Она подала ему кусочек арбуза.

Он вонзил в него зубы и почувствовал, как сок побежал по подбородку. Улыбнувшись, Теодосия промокнула его салфеткой.

Это движение подстегнуло его: страсть разжигала то самое «нечто», что ей так часто удавалось пробуждать в нем.

— У тебя когда-нибудь был друг, Роман?

Звук ее голоса вернул его к реальности. Встряхнувшись, положил арбуз и принялся за цыплячью грудинку.

— Знаком со многими людьми, — ответил он с набитым ртом.

— Знакомые и друзья — не одно и то же. — Со времени приезда в Техас я встретилась с некоторыми людьми, но не настолько хорошо знаю их, чтобы назвать друзьями. Таким образом, это просто знакомые.

У него появилось такое чувство, что она к чему-то клонит, но что бы это ни было, ему, вероятно, пользы не даст.

Он попытался — сбить ее с толку.

— Я тоже почти ничего о тебе не знаю. Полагаю, что и мы только знакомые.

Она выбросила зеленый хвостик клубники.

— Обижаете, сэр. Вам известно обо мне больше, чем кому-либо еще в Техасе.

Откусив еще кусок цыпленка, Роман подумал о том, что она сказала.

— Все равно я знаю о тебе очень мало.

— Ты так считаешь? — Она склонила голову набок. — Я на самом деле мало что рассказывала, верно? Хотя не собиралась утаивать что-то от тебя. Была так заинтересована, чтобы побольше узнать о тебе, что не пришло в голову говорить о себе. Позже вечером обещаю ответить на любой вопрос, который ты захочешь узнать. Но сейчас возвращаемся в гостиницу.

Она принялась собирать оставшуюся еду в салфетки.

— Где ты родилась? — выпалил он, намереваясь задать ей пару сотен вопросов прежде, чем вернуться в комнату.

— В Нью-Йорке.

Роман схватил еще один кусок цыпленка с салфетки, которую она держала, «вонзился в него так, словно не ел несколько дней.

— Еще не наелся, Теодосия.

— Очень хорошо. — Положила салфетки. — Пожалуйста, поторопись.

Он жевал так медленно, будто это был не цыпленок, а самое твердое дерево.

— Какой твой любимый цвет?

— Нравятся несколько цветов: зеленый, голубой и розовый. Закончил?

— Нет. — И принялся за кукурузный початок, оставляя как можно больше твердой кожицы между зубами, чтобы еще потянуть время, извлекая их. — У тебя были в детстве куклы?

— Целая коллекция. Сотни три.

«По крайней мере, у нее были куклы, — размышлял он. — Хоть одна нормальная вещь объявилась».

— Часто с ними играла?

— Никогда: они оставались антикварными экземплярами, слишком ценными, чтобы брать в руки.

«Вот тебе и нормальная вещь», — подумал Роман. — Кто самый знаменитый из тех, кого ты когда-либо встречала?

Она снова прислонилась спиной к камням и глубоко вдохнула свежий, пахнущий цветами воздух.

— Однажды встречалась с Эбенезером Баттери.

Кто это — Эбенезер Баттерик?

— Он предложил первые образцы бумажных обоев. Также встречалась с Уильямом Круком, который открыл таллий, и Джозефом Бертраном, написавшим трактат о дифференциалах и интегралах.

Ему никогда не приходилось слышать ни о ком из этих людей, по ее утверждению, слишком знаменитых. Конечно, он ведь не вращался в тех же светских кругах, что и она.

— А я видел красотку Дилайт несколько лет назад и получил от нее автограф. Она написала его прямо на моем… э… у нее красивый почерк. Лучший, который я когда-либо видел.

— Красотка Дилайт? Кто она?

— Самая знаменитая стриптизерка в мире. — Он сунул в рот кусок яблочного пирога и слизал ванильную глазурь с нижней губы. — Представляешь, что делает красотка Дилайт?

— Нет, и не уверена, что хочу знать.

— Снимает одежду.

Теодосия снова сложила салфетки.

— Я услышала достаточно. Теперь можем возвращаться в гостиницу?

— Она приклеивает желтые, оранжевые и красные ленты к груди и двигается вверх и вниз так, что ленты начинают вертеться. Когда я в первый раз увидел, то подумал, что она загорелась.

Теодосия уставилась на него.

— Мисс Красотка Дилайт, безусловно, заслуживает высокой похвалы за ее бесспорные заслуги перед человечеством. — Она поднялась с земли и стряхнула травинки с платья.

— Я еще не закончил, Теодосия.

— Роман, пора возвращаться в гостиницу, хотя можешь и остаться здесь, наслаждаясь трапезой в свое удовольствие, а лучше пойти со мной и выполнять работу моего защитника. Выбирай.

«Да уж, лучше некуда», — подумал Роман. Ворча на каждом шагу, повел ее обратно в город.

— Все, что от тебя требуется, так это посмотреть в глаза этому парню, чтобы понять, насколько он неподходящий мужчина для зачатия ребенка, Теодосия, — прошептал ей на ухо Роман. Присев прямо позади нее, он хорошо видел каждого кандидата, с которым она беседовала, и находил возражения для любого из них.

Теодосия прикрыла листом бумаги лицо, чтобы кандидат, сидящий напротив, не мог догадаться, о чем они шепчутся.

— Тебе не понравился слабовыраженный подбородок первого мужчины, Роман, — прошептала она в ответ на его замечание. — Ты сказал, что бледное лицо второго указывает на плохую кровь, что, безусловно, перейдет к ребенку. Хромота третьего, по-твоему, может отразиться на его сексуальных способностях. А теперь, Бога ради, скажи, что же не так с глазами этого мужчины?

— У него бегающий взгляд. Посмотри получше — сама увидишь. Пока еще не очень заметно, но я уже видел такое раньше, Теодосия, и могу утверждать, что через несколько лет бедняга окосеет.

Теодосия, опустив лист, улыбнулась кандидату, продолжая рассматривать его глаза, но не увидела ничего, что наводило бы на мысль о каком-то расстройстве.

Однако подозрения Романа все же не давали покоя.

— Прошу прощения, сэр, — сказала она мужчине, — но вы не соответствуете требованиям. Благодарю за проявленный интерес. Доброго вечера.

Нахмурившись, мужчина продолжал сидеть.

— Что у меня не так? Высокий, глаза голубые, а волосы черные.