Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины - Бело Адольф. Страница 92

Миссис Ивенс было так плохо от качки, что она не могла оказать ни малейшей помощи. Они провели ужасную ночь.

Утром ураган немного стих. Мелида заснула, положив голову на плечо отца. Ее дыхание было прерывистым, лоб горел.

Эмерод пристально глядела на нее, сложив ладони. Ее губы едва шевелились, произнося молитву.

– Я долго спала? – спросила Мелида, проснувшись, таким слабым голосом, что едва можно было расслышать.

– Нет, дитя мое, – ответил доктор, гладя правой рукой светлые волосы дочери, а левой прижимая ее к сердцу. – Ты проспала только час. Как ты себя чувствуешь?

– Мне лучше, – отвечала та. – А вы, матушка, как себя чувствуете? – Мелида поискала глазами мать, которая лежала напротив нее.

– Я страдаю, моя милая девочка, не имея сил дотащиться до твоей постели, – простонала та.

– Бедная мамочка, ноги и сердце у вас совсем неподходящие для моряка, – попыталась улыбнуться Мелида.

Тонкий, мелкий, частый, как туман, дождик боролся с ветром. День стоял пасмурный и унылый, но все же Мелида пожелала встать.

Эмерод приготовила все для ее туалета и помогла подняться с постели.

Молодая девушка надела пеньюар, принялась расчесывать свои длинные волосы, но вдруг с отчаянием сказала Эмерод:

– Я не могу больше стоять, ноги не держат меня. Эмерод поддержал ее в тот момент, когда она готова была упасть.

– Зачем же ты хотела встать?

– Чтобы увидеть, до какой степени слабости я дошла, – сказала грустно Мелида, – ты видишь, у меня остались силы только на то, чтобы умереть.

– Замолчи, замолчи! – вознегодовала Эмерод, прижав руки к ее губам. – Ты думаешь – у меня железное сердце?

– Нет, – ответила Мелида, поцеловав ее руку и тут же оттолкнув, – нет, но я знаю, что ты сильна духом. Ты самая мужественная в семье. Так вот, приготовься к мысли потерять меня. Я чувствую, что мне уже недолго жить. Я только хочу приехать в Англию.

Она глубоко вздохнула и замолкла.

– Где у тебя болит? – испугалась Эмерод. – Я хочу, чтобы ты поговорила с отцом.

– У меня болит везде. Страшные события поранили мое сердце, память меня добивает.

– Ты не любишь нас, – упрекнула сестру Эмерод.

– О, я люблю и вас, и жизнь, но разве я не самая несчастная из женщин. Отец твердит о радости, которая ждет меня в Англии. Но разве я не знаю, что это невозможно. Вильям был увлечен великодушным порывом, но он может пожалеть об этом. Не будет ли между нами постоянно стоять тень повешенного? О! – воскликнула она, закрывая лицо руками. – Я буду видеть его перед собой до могилы!

Эмерод разжала руки сестры – та потеряла сознание.

Сестра с минуту созерцала ее прекрасное лицо, казавшееся мертвым.

– Боже милосердный! – всполошилась она. – Не будет ли для нее счастьем смерть?

Затем, упрекнув себя за подобную мысль, она позвала отца на помощь и стала целовать сестру, умоляя прийти в себя.

После ужасной сцены, происшедшей на ее глазах, у Мелиды появлялись моменты, во время которых она теряла память.

Итак, когда она открыла глаза, то спросила, что произошло.

– Ничего, – отозвалась Эмерод. – Тебе на минутку сделалось дурно от ночной усталости.

Поза мистера Ивенса поразила Эмерод. Одной рукой он держал Мелиду за запястье, а на другую положил часы и пристально смотрел на них. При каждом передвижении стрелки он, казалось, чувствовал укол в сердце.

– Сто двадцать, – пробормотал он, выпустив руку дочери, чтобы коснуться ее лба и груди. – Пульс насчитывает сто двадцать ударов в минуту! Бедное дитя, она погибнет!

– Отец, отец! Не говорите этого, – пробормотала Эмерод. – Вы меня пугаете. Ведь можно же что–то сделать.

– Разве я не все испробовал? – ответил бедный отец с отчаянием. – Она сама не хочет бороться. Ну, Мелида, дитя мое, во имя твоей матери, поимей жалость к нам, не терзайся так воспоминаниями. Ты не можешь нас мучить из–за зла, которое причинил тебе тот негодяй. У тебя есть родные, друзья, которые тебя жалеют, которые тебя уважают. Разве ты не хочешь жить для них?

Глаза Мелиды были открыты, но она не сделала ни одного движения и. казалось, не слышала.

В этот момент миссис Ивенс удалось встать с постели.

– О Господи! Разве ей еще хуже? – воскликнула она, устремляясь к Мелиде, которую она приподняла с постели.

Молодая девушка тяжело вздохнула.

Мать поцеловала ее в лоб и тихо опустила обратно на кровать.

– Мамочка, успокойся хотя бы из жалости к ней, – повернулась к матери Эмерод. – С ней же только что был обморок! Малейшее волнение может оказаться роковым для нее!

Миссис Ивенс упала на стул.

Доктор снова взял руку Мелиды и пристально посмотрел ей в лицо, словно желая изучить каждую черточку.

Было ли это горестное оцепенение или стремление найти какой–то симптом болезни на лице своего ребенка?..

Миссис Ивенс и Эмерод не осмеливались расспрашивать.

Мрачное молчание воцарилось в каюте. Его прерывали только сдавленные рыдания миссис Ивенс.

Несколько минут Эмерод, наклонившись, прислушивалась, дышит ли еще ее сестра.

Вдруг Мелида вновь пришла в себя. Ее щеки немного порозовели. Она открыла глаза и, глядя на Эмерод, громко сказала с нежностью:

– Сестра!

– Она спасена! – воскликнула Эмерод, не в силах справиться со своим волнением.

Доктор встал и сделал знак жене следовать за собой.

Когда они очутились в маленьком коридорчике перед каютами, Ивенс взял руку жены в свои.

– Выслушай меня, мой друг, – обратился он к ней дрожащим голосом. – Надо мужаться. Господь скоро подвергнет нас жестокому испытанию.

– Я не понимаю тебя, – она побледнела, как смерть. Ивенс сделал над собой усилие и глухим голосом произнес:

– Мелида умрет.

Миссис Ивенс упала бы навзничь, если бы он не подхватил ее. Он усадил ее на маленькое канапе и стал перед ней на колени.

Удар так жестоко поразил сердце бедной матери, что она стала совершенно инертной. Она не могла ни плакать, ни говорить.

Это спокойствие испугало доктора.

– Я могу ошибиться, – сказал он, обнимая жену и пытаясь вернуть ей на некоторое время надежду, которой у него не было.

Когда Мелида увидела, что за отцом закрылась дверь каюты, она приподнялась и, опершись на локоть, сделала знак Эмерод подойти поближе.

– У меня есть к тебе просьба, – сказала она. – Дай мне ножницы.

Эмерод глядела на нее с удивлением.

– Ты хочешь отказать в последней моей просьбе? Эмерод подала ей ножницы.

Мелида зажала одну из своих светлых кос между лезвиями.

– Не делай этого! – закричала Эмерод, останавливая ее.

– Дай мне их отрезать, – ответила Мелида. – Если я выживу, они отрастут снова. Если же я умру, пусть он знает, что я отрезала их для него.

Эмерод не нашлась, что сказать.

Лязгнули ножницы, но обессиленная этим напряжением Мелида уронила голову на подушку и испустила такой горестный вздох, что Эмерод сочла его последним.

– Она бросилась к двери, крича:

– Отец! Отец!

Доктор вбежал к ней в сопровождении миссис Ивенс, которую голос дочери привел в себя.

У Мелиды была одышка. Судорожно вздымалась ее грудь под простыней.

– Начинается агония, – сказал доктор.

Две женщины упали на колени и со слезами молились.

Слышались только неясные прерывистые звуки, которые знакомы тем, кто томится в тягостном ожидании возле постели умирающего дорогого существа.

Это предсмертное хрипение не забудешь, если слышал его хоть раз.

Глаза Мелиды были открыты, руки двигались, бессильно пытаясь что–то взять. Так прошла четверть часа.

В этот момент явилась веселая, по–детски беззаботная Бижу, которую отослали на палубу играть.

Доктор раздраженно оттолкнул ее.

Ангельская улыбка озарила лицо умирающей.

– Нет, Бижу, подойди, – прошептала она едва слышно.

Испуганный ребенок приблизился. Протекло несколько секунд.

Мелида повернула голову. Она медленно переводила взгляд с отца па сестру, с сестры на мать.