Бездна обещаний - Бергер Номи. Страница 18

Подняв воротник кашемирового пальто цвета морской волны, Кирстен засунула руки в перчатках в карманы и согнулась, борясь с сильными порывами ветра. Воздух позднего декабря пронизывал до костей, а свежий ветер выкрасил щеки и кончик носа в ярко-красный цвет. Кирстен зябко передернула плечами и, ускорив шаг, поспешила вниз по Мэрилбон-роуд по направлению к Портланду. Одинокие прогулки по Лондону были для нее чем-то вреде занятий физкультурой, а данный маршрут — любимым, как минимум три раза в неделю она на подземке доезжала до Регентс-парк, а потом пешком, возвращаясь в Белгравию, бодро преодолевала четыре мили.

Кирстен остановилась на минутку у табачного киоска в районе Виктория-Стейшен, взяла номер «Тайме» и раскрыла его на разделе светской хроники. В центре первой страницы взгляд Кирстен привлекло знакомое имя, и дыхание у нее перехватило. Свершилось, наконец-то свершилось! В заметке говорилось, что в феврале он приедет в Лондон дать несколько гастрольных концертов с оркестром Лондонской филармонии. Дрожащими руками Кирстен положила газету на прилавок рядом с кассой. В конце концов после нескольких месяцев, проведенных в Лондоне, у Кирстен появился шанс познакомиться с Майклом Истбоурном. Она просто попросит Эрика и Клодию пригласить его на чай.

Но, коснувшись за ужином этого вопроса, Кирстен неожиданно наткнулась на глухую стену молчания. Эрик тут же помрачнел, и Клодия настолько напряглась, что на шее стали видны жилы.

— Разве Майкл Истбоурн не был первым вашим протеже? — неуверенно продолжила Кирстен.

— Был, — подтвердил Эрик.

— И не был ли он любимцем, самым близким вашим подопечным?

— И это правда.

— Тогда я не понимаю.

Эрик посмотрел на Клодию, совершенно окаменевшую и уставившуюся невидящим взглядом на ножку длинного стола из красного дерева.

— Что ж, дорогая, мне кажется, на этот вопрос следует ответить тебе, не так ли?

Клодия слегка прикоснулась белоснежной салфеткой к уголкам губ, потом аккуратно положила ее на колени.

— Майкл Истбоурн не переступал порог этого дома десять лет, — очень спокойно произнесла Клодия.

— Но почему? — Неожиданно Кирстен почувствовала, что боится ответа на свой вопрос.

— Его просто не приглашали сюда, вот почему.

— Что же он сделал? — несмотря на свои страхи, продолжала выпытывать Кирстен. — Он поступил как-то нехорошо? Он обидел вас, или…

— Обидел? — Смех Клодии был пропитан ядом. — Да, вероятно, можно сказать, что он обидел меня. Видишь ли, дорогая, десять лет назад наш обожаемый Майкл женился на дочери моего дядюшки Найджела, на моей дражайшей кузине Роксане Бишем.

7

С шумом отодвинув стул, Клодия резко встала. Казалось, она не в силах совладать с собой. Но Клодия, вместо того чтобы, как думала Кирстен, покинуть комнату, остановилась неподалеку от двери, у небольшого чайного столика из красного дерева. Над столиком висела самая первая из многочисленных нарисованных миссис Шеффилд-Джонс акварелей Уинфорд-Холла. Глаза пожилой леди мгновенно затуманили слезы. Нетрудно было, отвернувшись, скрыть их, но удержать в горле подступивший комок она не смогла. Клодия помимо воли привычным жестом подняла руку и провела по изображению загородного дома, с такой достоверностью ею же воссозданного. К собственному ужасу, она обнаружила, что пальцы ее дрожат.

— Я любила этот дом, — не оборачиваясь, произнесла Клодия, и голос ее снова дрогнул. — В детстве дядя Найджел всегда позволял мне распоряжаться в доме, и я привыкла считать этот дворец своим собственным. Найджел был всего лишь на одиннадцать месяцев старше отца, в этих одиннадцати месяцах и заключалась вся разница. Будучи страшим братом, он унаследовал все от моего дедушки Бишема, умершего за год до моего рождения. Все, включая дом.

На лице Клодии играла мечтательная улыбка, когда она через плечо бросила взгляд на Кирстен.

— Более замечательное место трудно представить. Оно действительно принадлежало истории. Представь себе дворец со множеством укромных местечек для прятанья, с совершенно замечательными вещами из золота, серебра, хрусталя, со всевозможными изысканными цветами, источавшими бесподобные ароматы. А Найджел, — голос Клодии смягчился, наполнился благоговейным трепетом, — Найджел был самым прекрасным человеком из всех, кого я знала. Я обожала его, а он обожал меня.

При этих словах Эрик слегка кашлянул, но Клодия не обратила на него никакого внимания.

— Он даже поклялся, что, когда я вырасту, он женится на мне и возьмет жить в Уинфорд-Холле. Разумеется, дядя просто шутил, но дети верят тому, во что им хочется верить, и я верила Найджелу. — Сглатывая вновь подкативший к горлу комок, Клодия на мгновение замолчала. — Но когда мне исполнилось девять, он женился совсем на другой. Меня это просто сразило: обожаемый Найджел предал меня. Дядя, ясное дело, так не считал и продолжал как ни в чем не бывало приглашать меня в дом.

Волнение с новой силой охватило Клодию; она отдернула руку от картины и схватилась за горло. Когда же Кирстен удалось-таки заглянуть ей в лицо, чистота ее спокойных голубых глаз была замутнена тайным страданием.

— Через пять месяцев после свадьбы жена Найджела Констанс родила девочку весом три с половиной килограмма, полное имя которой стало Роксана Мария Виктория Елена Бишем. Поскольку мой отец никогда не упускал возможности указать на действительную причину поспешной женитьбы Найджела, я терпеливо ждала, когда же дядя выкинет эту распутницу-интриганку вон и вырвется из ее хищных лап. — Клодия засмеялась пронзительным, лающим смехом, от которого у Кирстен мороз прошел по коже.

— Разумеется, этого не случилось, — продолжала Клодия. — Но я была совсем глупой и по-прежнему ходила в этот дом подобно трогательной нищенке, в отчаянии довольствующейся крохами любви, которыми Найджел мог скупо со мной делиться. Я знала, что Роксана и Констанс на дух меня не переносили, но не обращала на них внимания. Я твердо верила, что никто и ничто не может встать преградой между мной и Найджелом. — Тонкие руки Клодии легли на талию, словно эта поза помогала ей устоять на месте. — К сожалению, я недооценила малышку Роксану. Всякий раз при виде меня она закатывала отвратительные истерики. Тактика срабатывала. Констанс сразу же сообщила мне, в самых приличных тонах, какие только можно представить, что мне лучше больше не приходить в ее дом. Ее дом, — с горечью повторила Клодия. — Дом, который должен был стать моим. А Найджел, — при упоминании этого имени Клодия еще крепче обняла себя, — мой прекрасный, бесценный Найджел остался с ней. После всего, что обещал мне, после всего, что мы… — Голос Клодии резко оборвался, она глубоко вздохнула и закончила совершенно другим тоном: — Что ж, Найджел и в самом деле имел безрассудство остаться с ней.

В комнате на какое-то время воцарилось молчание.

— Я чувствовала себя опустошенной, — едва слышно заговорила Клодия. — Врата рая захлопнулись прямо перед носом истинного верующего, и я поняла, что для меня кончилось время верить. Тогда мне уже исполнилось семнадцать, до меня наконец дошло, сколько времени я потеряла на абсолютное безумие, и дала себе обет больше его не тратить. Я ушла.

Клодия вновь замолчала. Было ясно, что она высказала все, что могла, но Кирстен не смогла удержаться от вопроса:

— И вы больше никогда не возвращались в Уинфорд?

В ответ прозвучало краткое «нет».

— Даже в гости?

— Даже в гости.

— Но вы ведь поддерживаете связь со своей семьей?

Клодия выглядела удивленной, словно мысль эта никогда не приходила ей в голову.

— А зачем?

Теперь настала очередь удивиться Кирстен. Она не представляла себе жизнь вне семьи.

— И что сейчас ваш дядя?

Клодия поморщилась:

— Что дядя? Негодяю уже шестьдесят пять. В нем и капли не осталось от былой живости, благородства и прочего. Знаешь: огромный живот, лысина, морщины…

— А Роксана?

— Мы прилагаем все усилия, чтобы не вращаться в одних кругах. У нее своя сфера влияния, у меня — своя.