Бездна обещаний - Бергер Номи. Страница 38

Кирстен пристально смотрела на Джеффри. В его устах мартини звучало как напиток, заказать который можно, лишь зная секретный код. Ей не терпелось попробовать, что же это такое. Но первый же глоток загадочного коктейля разочаровал. Напиток напоминал жидкость для снятия лака. Кроме того, он с такой силой обжег все внутри, что Кирстен поперхнулась и на глазах у нее выступили слезы.

— Может быть, вы предпочтете что-нибудь менее крепкое? — Джеффри с ласковой улыбкой наблюдал за Кирстен. — Херес или «Дюбоне»?

— Нет, спасибо, — поблагодарила Кирстен. — Не так уж и плохо, просто надо привыкнуть.

— Тут действительно надо привыкнуть к вкусу.

— Как привыкаешь к спарже.

— Или икре.

Кирстен посмотрела в свой бокал.

— Не думаю, чтобы я когда-нибудь полюбила мартини так же, как… — Она застенчиво смутилась.

— Икру?

Кирстен усмехнулась и покачала головой:

— Спаржу.

Наблюдая, как Кирстен делает очередной глоток, Джеффри обнаружил, что безнадежно пленен ее руками. До чего же они были прекрасны! Маленькие и изящные, но в то же время сильные, живые и властные. До чего же он завидует божественному дару этих ручек! Джеффри печально посмотрел на собственные руки — они принадлежали администратору, а не хирургу, быть которым Джеффри всегда хотел.

— О чем вы задумались?

Почувствовав холодное прикосновение к правой ладони, Джеффри вздрогнул.

— Я спрашиваю, — хихикнула Кирстен. Ее бокал был уже пуст, — о чем вы задумались?

— О том, до чего же вы прекрасны.

— Неправда.

— Вас не проведешь. — Джеффри подбросил монетку и увидел, что выпала решка. — На самом деле я думал о том, что нам стоило бы заказать ужин, прежде чем вы попросите повторить.

— Отлично, — заверила она. — Думаю, что уже созрела для…

— Спаржи?

— Угу. Икры.

За ужином Кирстен пришла к выводу, что самым интригующим в Джеффри Пауэл Оливере было его жадное любопытство ко всему, что касалось самой Кирстен. Не успевала она ответить на один вопрос, как Джеффри тут же задавал новый. За разговорами Кирстен едва притронулась к поданным ей блюдам, лишь время от времени делая глоток вина. Очень скоро у нее слегка закружилась голова, но Кирстен не могла понять, от вина или же от присутствия собеседника. А впрочем, не важно, главное, что она чувствует великолепное возбуждение и полную раскованность. Облокотившись локтями на стол, Кирстен положила подбородок на сложенные чашей ладони и затуманенным взором наблюдала за Джеффри, заканчивающим расправу с последней из заказанных им устриц в белом вине.

— А вы уверены, что не являетесь на самом деле репортером, собирающимся стать знаменитостью, продав в какой-нибудь журнал все, что я здесь вам наболтала?

— Черт побери, вы меня раскусили. — Джеффри притворно ахнул и прижал руку к нагрудному карману. — Собственно говоря, у меня здесь спрятан самый миниатюрный в мире диктофон.

— Так я и думала. В таком случае теперь ваша очередь рассказывать о себе. Если вы — Джеффри Пауэл Оливер Второй, то где-то должен же быть Джеффри Пауэл Оливер Первый.

Джеффри печально улыбнулся:

— Был. У меня нет родителей. Семь лет назад они погибли при кораблекрушении.

— О, Джеффри, простите. Я не хотела…

— Не глупите. Откуда вам было знать? Ну так вот. Я хотел стать хирургом, а отец всегда хотел, чтобы я был Оливером. По его мнению, вершиной служению миру для всех мужчин рода Оливеров была благотворительность — подаяние, фонды, попечительные общества и прочее. Все, разумеется, в высшей степени благородно. Правда, отца при этом абсолютно не волновало, что основатель блестящей династии Оливеров был всего лишь торговцем шерстью, отсидевшим в свое время в тюрьме за конокрадство. — Кирстен зажала руками рот, чтобы не рассмеяться. Но Джеффри и сам улыбнулся своему рассказу. — Мамаша была немногим лучше. Она была уверена, что главная обязанность всех истинных джентльменов Лонг-Айленда следовать лозунгу «Женись на деньгах и при этом сохрани собственные капиталы». Думаю, что я разочаровал их обоих, — Голос Джеффри вновь стал серьезным. — Видите ли, я всегда считал себя чем-то особенным. Мне хотелось быть чем-то большим, чем истинный джентльмен из Лонг-Айленда, я мечтал о роли спасителя. И тогда я стал кардиологом в созданном мною же институте медицинских исследований.

Но увы, моей мечте так и не суждено было сбыться. Изначально институт должен был возглавить мой старший брат Чарльз. Но за пять месяцев до официального открытия, шесть лет назад, у брата случился инсульт. — Голос Джеффри внезапно задрожал. — Чарльз лишился речи, вся правая часть тела полностью парализована. Когда это случилось, брату было тридцать семь, ровно на год больше, чем мне сейчас. — Оливер поставил чашку на стол, и Кирстен заметила, что руки его дрожат. — Так что теперь вместо скальпеля или стетоскопа я орудую ручкой, и, похоже, еще не скоро мне удастся расстаться с ней. Мы уже приступили ко второй программе расширения нашего института.

Но вот о чем Джеффри не сказал Кирстен, так это о том, что, несмотря на все свои лучшие намерения, он все же стал достойным сыном своего отца. Будучи последние шесть лет номинальным главой семейства Оливеров, Джеффри представлял собой великолепный пример того, как должен вести себя глава старой богатой династии. Он выполнял все положенные по статусу дела, дружил со всеми нужными людьми и, как правоверный республиканец, соответственно голосовал. Единственная область, в которой Джеффри продолжал оказывать сопротивление, была женитьба. В то время как несчастный Чарльз женился ровно за семь лет до случившегося с ним инсульта, младший брат оставался в блаженной холостяцкой свободе. Вольным выбирать и отвергать. Джеффри мечтал о единственной, особенной, ни на кого не похожей женщине. Она должна возбуждать, изумлять и забавлять. От своей жены он ожидал куда больше, чем просто богатая родословная.

Была уже половина второго, когда Кирстен на цыпочках пробралась в свою комнату. Слава Богу, родители не проснулись. От нее так пахло перегаром, что они вряд ли пришли бы в восторг. Девушка зевнула и потерла глаза руками. Раздевшись лишь наполовину, она с наслаждением рухнула на постель.

Засыпая, Кирстен затрепетала, вспомнив, как Джеффри, проводив ее до дверей, пожелал спокойной ночи и поцеловал каждый пальчик ее миниатюрных ручек. Но ей стало стыдно от ощущений, разбуженных в ней Джеффри. Она подумала о Майкле, и глаза ее наполнились слезами. Кирстен чувствовала себя предательницей.

Джеффри Пауэл Оливер произвел неизгладимое впечатление на Кирстен, почти такое же, как раньше Майкл. Он очаровал девушку: отпрыск знатной и богатой семьи, гуманный, надменный, гордый, страстный и волевой — и все это в одном человеке. От того, как он смотрел на нее, у Кирстен кружилась голова, в ней снова просыпалась женщина. Прекрасная и желанная.

Кирстен не помнила, как заснула, но проснулась в четыре часа утра от оргазма, вызванного во сне ласками Джеффри. Сладостная истома разлилась по всему ее телу. Но прошло несколько минут, и Кирстен, окончательно проснувшись, вспомнила Майкла; она вспыхнула и, уткнувшись в подушку, зарыдала.

После первого ужина в «Лютеции» Кирстен и Джеффри стали встречаться два, иногда три раза в неделю. На дворе стояло лето, и Кирстен практически была свободна от выступлений, и потому Джеффри с изумительной легкостью вошел в ее жизнь. Оливер олицетворял собой ранее непозволительное — развлечение. И ей приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы новый знакомый так и оставался развлечением. Не больше. Он не должен был представлять угрозу зыбкому равновесию внутри Кирстен. Ничто не должно было подрывать ее горячей преданности музыке. Но, несмотря на все старания, смятение Кирстен не осталось незаметным.

— С каких это пор мы стали отпускать педаль посреди фразы? — строго вопрошала Наталья. — Еще раз, пожалуйста, с самого начала. И постарайся сосредоточиться на музыке, а не на человеке, которого ты постоянно видишь перед собой.