Слёзы Марии-Антуанетты - Бенцони Жюльетта. Страница 21

— Вот осел! — возмутилась План-Крепен и тут же сменила тему: — Что вы думаете о Каролин Отье?

— А что я должен о ней думать?

— Вы не находите ее несколько капризной и даже непредсказуемой? В ту ночь она хорошо приняла вас с Адальбером, но, едва увидев полицию, развернулась на сто восемьдесят градусов и подала на вас жалобу. Сегодня вечером она цеплялась за меня, пока открывали этот зловещий ящик, а когда я предложила ей помощь, прямо-таки устремилась в объятия этого старого «дикобраза», шарахнулась от нас, словно от зачумленных!

— О да, я это заметил! — подтвердил Альдо, но не стал говорить, что заметил и еще кое-что: девушка отводила глаза каждый раз, когда он смотрел на нее. — Не будем забывать, какой тяжелый момент ей пришлось пережить. Кроме того, она чувствовала себя неловко в моем присутствии, ведь она, можно сказать, отправила меня в тюрьму! Или у нее действительно возникли сомнения в моей невиновности, — добавил он с оттенком грусти, который не ускользнул от его спутницы.

Мари-Анжелин нахмурилась.

— Похоже, вас это задело?

— Вовсе нет, — солгал Альдо.

— Все же немного задело! Ну, если вы хотите знать мое мнение, скажу вам, эта «прелестная» особа не столь невинна, как кажется…

— Почему вы так решили?

— Не знаю… пока не знаю. Мне надо многое выяснить. Допустим, у меня сложилось такое впечатление. Мне жаль ее, а с другой стороны, я ей не доверяю. Вот смотрите: она срочно едет во Флоренцию к заболевшей крестной матери и остается там на целый месяц…

— Болезнь может быть затяжной.

— Ее крестная мать болела неделю и сразу после выздоровления повезла свою дорогую крестницу в Рим.

— Что же здесь удивительного? Приходить в себя после болезни лучше в приятной атмосфере, и, когда надышишься запахом лекарств, хочется ощутить аромат апельсиновых деревьев…

— Во-первых, это далеко. Во-вторых, у Каролин нет денег, она зарабатывает на жизнь уроками музыки. Вы понимаете? Этим занимаются девушки из хорошей семьи, когда у них за душой нет ни гроша! Я хорошо знаю, что это такое, представьте себе!

— Вы тоже давали уроки? — спросил заинтригованный Альдо. — И чем только вы не занимались в жизни!

— Не я! А моя кузина Изолин. Поверьте мне, если только вы не профессор консерватории, вам приходится иметь дело с самыми отвратительными клиентами: это родители милых малюток, которых вы учите безошибочно брать ноты. Они отменяют уроки, не предупредив вас, под самыми вздорными предлогами, но если вы позволите себе взять недельную передышку, обвиняют вас во всех смертных грехах и безжалостно отказываются от ваших услуг. И, к несчастью, у них есть огромный выбор. Ну как?

— Что я могу сказать? — ответил Морозини, пожав плечами. — Возможно, мадемуазель Отье сумела завоевать себе более солидную репутацию… или же у нее больше средств, чем мы предполагаем, Анжелина! Этой проблемой можно заняться и позже, а сейчас у нас есть другая неотложная задача. Что произойдет завтра, когда трианонский убийца не получит того, что требует?

— Кажется, у меня есть идея на сей счет!

— Какая?

Они подошли к гостинице, не столь освещенной в этот поздний час. Мари-Анжелин закрыла зонт и решительно направилась в холл.

— Вот мы и пришли! Я вам расскажу завтра. Сейчас я должна узнать, заснули ли «мы» или «нам» нужно немного почитать…

— Заснула? Тетушка Амели заснула тогда, когда мы ступили на тропу войны? Она наверняка в такой ажитации, что вам придется читать ей Пруста до рассвета!

Вернее и не скажешь! Маркиза де Соммьер еще даже не легла. Облаченная в атласный халат цвета слоновой кости и тюлевый ночной чепец того же оттенка, с бантами по старинной моде, она восседала в кресле у окна. Перед ней лежала коробка с шоколадными конфетами, которых уже изрядно поубавилось, на коленях — раскрытая книга. Увидев их, она вздохнула с облегчением и тут же осведомилась:

— Ну, как?

— Ничего! — ответил Альдо. — У покойной дамы перстни на пальцах, браслеты на руках, но никакого кулона на шее!

— Я готова была поклясться в этом! Кто-то знал, что она унесла в могилу целое состояние, и сумел похитить «слезу»…

— Нет. Могильщики вполне уверены, что до сегодняшнего вечера никто не вскрывал гроб. По моему мнению, дедушка в последний момент решил, что хоронить такую чудесную вещь просто глупо, и распорядился ею иначе.

— Думаешь, он продал ее?

— Разве что на «черном» рынке, потеряв при этом половину цены. Но это крайне сомнительно. Эта пара серег исчезла в момент бегства Людовика XVI и его семьи, 20 июня 1791 года.

— Королева держала их при себе?

— Нет. Часть ее личных драгоценностей находилась на пути в Брюссель, где их должна была получить эрцгерцогиня Мария-Кристина, сестра королевы. Остальные она передала с помощью своего незаменимого парикмахера Леонара герцогу Шуазелю, а тот должен был отвезти их в Монмеди, где король надеялся обрести убежище под защитой верных ему войск. В числе сокровищ были также коронационная мантия Людовика XVI и украшения мадам Елизаветы. Часть вещей позднее нашли, но алмазные «слезы» пропали бесследно. А ведь Мария-Антуанетта, как ни странно, любила их больше всего…

— Что же здесь странного?

— Потому что сначала она, можно сказать, возненавидела эти серьги.

— Позвони, пожалуйста, дежурному по этажу.

— Зачем он вам понадобился?

— Я чувствую, что ты сейчас расскажешь целую историю, и мне бы хотелось выпить немного кофе…— О нет! — запротестовала План-Крепен. — Если мы выпьем кофе, то не сомкнем глаз до завтрашнего вечера… а я ужасно хочу спать! — призналась она, бессильно опустившись в кресло.

— В любом случае эта история не будет долгой. Когда эрцгерцогиня Мария-Антуанетта прибыла из Вены на свадьбу с дофином, сердцем и душой Людовика XV владела графиня Дюбарри. Она была всемогущей, но в Версале ее поддерживали далеко не все. Некоторые принцы, многие представители высшей знати видели в ней врага и с радостью встретили маленькую принцессу, которая, естественно, стала их знаменем…

— Я не слишком сильна в истории, но об этом знаю, — проворчала маркиза. — Раз ты отказываешь мне в чашечке кофе, будь краток!

— Слушаюсь! Дюбарри была очень неглупа и поняла, что ей следует привлечь на свою сторону супругу дофина Людовика. Когда ее ювелир принес две изумительные и не отличимые друг друга алмазные «слезы», она подумала, что средство найдено. И приказала сделать из них пару сережек, которые затем послала Марии-Антуанетте, присовокупив очень любезное письмо. Ей казалось, что этот ее подарок примирит их.

— И ты утверждаешь, что она была неглупа? Нужно быть полной идиоткой, чтобы вообразить, будто супруга дофина бросится ей на шею! Полагаю, Мария-Антуанетта отослала их обратно?

— Да, но с большим сожалением. Пара была такой красивой, что она не устояла. И призвала своего ювелира Бемера, сказав ему, что ей понравились «слезы», но только «пуговки», на которых они висят, ее не устраивают: их надо заменить другими камнями, чтобы придворные отчетливо видели разницу. Так и было сделано. Королева часто носила серьги — особенно когда в ее волосах сверкал бриллиант «Санси» [39]. Ей очень хотелось показаться в этих серьгах в Монмеди, но они туда так и не попали.

— Куда же они делись? — спросила Мари-Анжелин, которая зачарованно слушала.

— А вот этого никто не знает. Известно только, что парикмахер Леонар, которому Шуазель вручил одну из шкатулок с драгоценностями, передал ее маркизу де Буйе, который был в то время комендантом крепости Стене. Леонар направился к границе, а Буйе поручил своему адъютанту охранять шкатулку. Этот офицер ночью был убит, и с тех пор никто не знает, чем закончилась история с алмазными «слезами»… Вот и все, тетя Амели, теперь вам известно столько же, сколько мне. А сейчас я пойду спать. Дражайший комиссар вызвал нас завтра в полицейский участок к одиннадцати часам…

вернуться

39

«Санси» — бледно-желтый бриллиант каплевидной формы индийского происхождения, имеющий богатую историю. Назван по имени Никола де Санси, французского поверенного в Константинополе, который в последней четверти XVI в. приобрел его у одного турецкого ювелира.