Против течения - Картленд Барбара. Страница 54

Энн смотрела на него с некоторым удивлением.

— Вы думаете, это то, что я собираюсь делать?

— Уверен в этом. — Синклер улыбнулся еще раз и, поскольку Энн все еще колебалась, сказал: — Думаю, что всю жизнь вы прислушивались к голосу своего сердца, имея в виду других людей, теперь наступила ваша очередь. До свидания, моя дорогая.

Чувствуя почему-то, что ее отпускают, она повернулась и пошла к двери, затем оглянулась и сказала с нежностью:

— Спасибо вам, Синклер.

Он улыбнулся и поднял руку, прощаясь, но ей показалось, что он еще раз благословил ее. Ей даже казалось, что, когда она шла по полутемному дому, какая-то часть смятения в ее душе уже улеглась.

Однако настоятельная необходимость уехать оставалась. Она подняла на ноги заспанного шофера и потребовала ключ от гаража. Большой автомобиль подчинился первому же прикосновению, и Энн поехала, ускоряя ход машины, оставляя Галивер позади, навстречу восходящему солнцу.

Долго ли она ехала, она не знала. У нее не было определенного плана, только стремление проложить между собой и Джоном как можно большее пространство.

Энн уклонялась от главных дорог, бессознательно сворачивая на боковые дороги без указателей. Около двух часов она остановилась, чтобы заправить машину бензином, увидела маленькое придорожное кафе на другой стороне шоссе и в первый раз вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Она вышла из машины и, войдя в кафе, заказала чай и хлеб с маслом. Молодая хозяйка предложила ей только что снесенные яйца.

— У нас свои куры, — сказала она гордо, — вот почему большинство наших клиентов приходят к нам. Они знают, что получат свежую и аппетитную пищу.

Энн автоматически согласилась с ее предложением, потому что для этого нужно было меньше усилий, чем для отказа. Когда яйца принесли, прекрасно прожаренные, она их съела, едва ощутив их вкус или аромат домашнего хлеба. Она заплатила по счету, села в машину и отправилась дальше.

После полудня стало жарче, но Энн ехала, не останавливаясь, мимо полей, по узким тенистым дорогам, вдоль широких рек и быстрых ручьев с ивняком по берегам. Она не имела представления, где находится, но по-прежнему стремилась вперед. Как только она выезжала на магистраль, она сворачивала в сторону, объезжая большие города. Что-то в ней требовало уединения, места, где нет людей и следов их обитания.

Было уже далеко за полдень, когда она вынуждена была признать, что усталые глаза и онемевшее тело требуют отдыха. Она посмотрела на указатель и увидела название, которое восприняла почти как команду, куда направить машину, — «Мелчестер».

Теперь Энн знала, где она, знала также, что инстинктивно, без осознанного желания вся ее поездка была устремлена — домой!

Еще полчаса езды, и она оказалась на окраине Литтл Копл. Дома! Слово, казалось, выходит из самой глубины ее сердца. Это то, что было ей необходимо, хотя она этого и не осознавала. Вот почему таким сильным оказалось ее внутреннее побуждение. Она убежала, чтобы найти душевный комфорт и утешение в окружении того, что было знакомым и дорогим. Потом она вспомнила, что дом продан. Джон больше не упоминал о нем, только вручил ей деньги. Как могут деньги, думала она, купить что-либо столь дорогое, столь милое сердцу?

Энн медленно свернула на деревенскую улицу. Она смотрела на коттеджи, угнездившиеся близко друг к другу, тростниковые крыши рядом с более современными, окна с мелкими переплетами, похожие на уродливые широкие карманы, а под этими крышами и за этими окнами, живописными или гротескными, жили друзья.

Что-то теплое как феникс возрождалось в душе Энн. Как она любила этих людей, которых знала с детства!

Старые дамы, которые уважали и почитали ее отца, молодые замужние женщины, которым он помогал при первых родах, дети, которых они производили на свет и которых он лечил при любом недомогании. Энн поймала себя на том, что повторяет их имена: Эрик Гири, Молли Робинсон, Вера Халл, Дорис Дрейпер…

А вот и маленькая церковь из серого камня, вот деревенский магазин с его заполненными сластями бутылками, выставленными в витрине для тех, кто имел карманные деньги, вот дом директора школы, самая уродливая школа из красного кирпича, исписанная ругательствами, и вот, наконец, окруженный деревьями… ее дом! Ворота были открыты. Она повернула и подъехала к самым дверям.

Кто бы ни владел домом теперь, думала Энн, он, конечно, не откажет ей в возможности пройти по саду, посидеть под кленом, посмотреть на комнаты, где прошли самые счастливые годы ее жизни!

Энн вышла из машины и почувствовала страшную усталость. Поднявшись на крыльцо, она позвонила, слушая, как звон замирает в глубине дома. Она подождала, но никто не появился. Энн позвонила еще раз и решила, что дома никого нет. Все складывалось лучше, чем она надеялась. Она обошла дом и увидела, что шторы и в гостиной, и в спальнях наверху задернуты.

Дом был, очевидно, пуст. Сердце Энн подпрыгнуло. Как хорошо она знала секрет окна в кладовой! Это был вход, которым они пользовались в тех нередких случаях, когда нечаянно захлопывалась дверь снаружи или, возвратившись из отпуска, обнаруживали, что миссис Бриггс больна и их некому встретить дома.

Через несколько секунд окно было открыто и Энн проникла в дом. Из кладовой она прошла на кухню. Все вещи оставались на своих местах и в том виде, в каком она их покинула. Она быстро прошла по коридору, оглядела холл и вошла в гостиную. Там она раздвинула шторы, открыла окна, свет ворвался в помещение, и теперь наконец увидела комнаты, которые занимали так много места в ее привязанностях.

Какие потертые занавески, думала Энн, и какие пыльные! Надо отдать их в чистку. Неужели в коврике перед камином было так много дыр? А как часто она, бывало, напоминала себе, что при первой возможности надо отремонтировать створку книжного шкафа! Она обошла комнату, передвигая стулья, перекладывая диванные подушки, вытерла пыль с часов и машинально завела их. В одном углу обои покрылись пятнами — там, где лопнула труба. Стоит ли их переклеить? В сущности, вся комната требовала новой покраски.

И вдруг, словно от толчка, она остановилась. Неужели она критикует и находит несовершенства в своем родном доме? Неужели великолепие Галивера открыло ей глаза на убогость дома, который она обожала?

Быстро, словно стыдясь обидеть любимого друга, она решила пойти наверх, но поднималась по лестнице медленно. Ей казалось, что дом разговаривает с ней, она слышала голоса в тишине, картины прошлого возникали в душной, спертой атмосфере.

На площадке Энн повернула к своей комнате. Здесь тоже окна были зашторены. Она раздвинула занавески и увидела маленькую узкую кровать, на которой спала много лет, покрытый куском муслиновой ткани туалетный столик и гардероб, где висели ее платья. Она открыла его: все платья, которые она оставила, когда вышла замуж, были на своих местах. При виде этих личных, близких вещей, когда-то составлявших часть ее самой, у Энн защипало в горле.

Она вышла из своей комнаты и пересекла площадку. В этой комнате была спальня отца. Здесь пахло табаком, шотландским твидом и лосьоном. Смесь этих запахов безошибочно ассоциировалась с отцом, и его образ возник перед Энн настолько живо, что она могла только беспомощно закрыть лицо руками. У нее было такое чувство, что он был здесь и ждал того момента, когда она приедет домой.

— О папа, папа! — Она невольно произнесла это вслух, и собственный голос удивил ее. Вслепую повернувшись, Энн ушла из этой комнаты в свою и здесь разрыдалась. Слезы, слишком долго сдерживаемые, хлынули потоком, и, упав лицом вниз на свою постель, она плакала, громко всхлипывая, словно сердце ее разбилось, и все тело ее сотрясалось от внутренней опустошенности.

Много позднее Энн осознала, что слезы высохли и что она лежит, изнуренная, зарывшись лицом в подушку. Ей стало холодно, она повернулась, подняла голову и увидела, что наступила ночь. Комнату наполняли мягкие сумерки, за окном в саду слышался тонкий свист летучих мышей, круживших в ночном полете. Застывшая, на негнущихся ногах, Энн подошла к окну. Ее глаза устали от рыданий, но, как ни странно, она чувствовала, что отдыхает. Страдание ушло. Ушло и еще что-то — то хаотическое состояние сильного душевного волнения, что бурлило в ней весь день и всю предыдущую ночь.